Путешествие в Аэроград - Аматуни Петроний Гай - Страница 1

• 1/23
• Следующая

Жизнь — это сплошные дороги…

Куда ни глянь — всюду тянутся их широкие ленты: одни ровные, словно спокойная водная гладь, другие все в буграх и ухабах, как начинающее штормить море. И идут, идут по этим дорогам люди, имя которым — труженики земли.

Идут шахтёры и сталевары, землепашцы и учёные, инженеры и артисты — вся человеческая рать, на чьих плечах лежат счастье и мир планеты. Глядишь на дорогу и видишь: кто-то уже в конце пути, кто-то дошёл до середины, кто-то только-только делает первые шаги…

Тем, чья дорога лишь начинается, хочется сказать: «Смотри, не ошибись, не заблудись: дорог много, компас у тебя один — твоя мечта, твоя цель».

Говорят, существует больше тридцати тысяч профессий. Это и есть те дороги, выбрать из которых надо одну — ведь именно по ней пойдёшь от начала до конца. Какая же из них самая правильная, самая лучшая?

На этот вопрос можно ответить так: самая лучшая профессия — профессия любимая. С ней тебе будет идти и легко, и радостно. С ней ты познаешь счастье сам, с ней принесёшь счастье и людям.

Выбрать и полюбить профессию — задача нелёгкая. Пусть же серия наших книжек поможет решить эту нелёгкую задачу каждому, кто начинает свой путь.

Книга П. Аматуни «Путешествие в Аэроград» — это рассказ о многих профессиях, связанных с авиацией, о необычном «городе», «жителем» которого может стать каждый из вас…

Небо!

Великое детище Солнца и Земли…

С высотой оно темнеет, пока не становится чёрным, как Вечность. Это небо космонавтов. А ниже, голубое, — наше, авиаторов, в нём я провёл четверть века.

Дайте мне глянуть на кусочек Земли, и я скажу, какое небо над ним сейчас. И, наоборот, летя в облаках, я расскажу вам немало о Земле внизу. Как искусствовед, определяющий имя художника, даже если на полотне нет подписи…

Давно я получаю письма с просьбой рассказать, как стать пилотом, что такое самолёт и что главное в нём, как устроен аэропорт и сколько профессий в советской гражданской авиации.

Эта книга в какой-то мере ответит на ваши вопросы. Назвал я её «Путешествие в Аэроград», ибо нет для меня города роднее и ближе!

Не ищите его на карте, нет его и на Земле, он, если угодно, над ней. Его населяют те, кто одновременно находится в полёте на самолётах Аэрофлота.

Приобретите авиабилет, садитесь в самолёт, пристегните ремни, и с первого же сантиметра высоты вы — в Аэрограде!..

В нашем городе имеются и «улицы» — трассы, и «площади», малые и большие, — аэропорты. Есть и своё «подсобное» хозяйство.

Трассы Аэрограда многоэтажны и как бы «вымощены» заданной высотой полёта, плотным воздухом, обтекающим крылья самолётов, и строго «распланированы» радиолучами. На первый взгляд, — материал зыбкий, но в действительности, в сущности своей он столь же прочен, как бетон или металл аэропортовских сооружений.

В летние месяцы обычные города пустеют, а наш — перенаселяется. Число жителей наземных городов изменяется медленно, в Аэрограде — ежегодно увеличивается на миллионы человек. И даже ночью жизнь здесь никогда не угасает, а лишь притихает.

Я приглашаю вас в Аэроград. Конечно, всего не охватишь — город-то наш велик! — но кое-что повидаем, а возможно, и откроем что-нибудь новое для себя…

Грузовой самолёт Ан-12 — на исполнительном старте, у начала широкой и длинной взлётной полосы. Бортрадист читает контрольную карту. На стенке пилотской кабины висит пластмассовая дощечка с вопросами — её и называют контрольной картой (в память тех времён, когда эта «викторина» печаталась на карточках из плотной бумаги).

— Взлётный курс? — спрашивает Бортрадист.

— Сорок градусов, установлен (в смысле, установлен на компасе), — отвечает Командир корабля.

— Установлен, — подтверждают Второй пилот и Штурман.

Бортрадист закрывает этот вопрос пластмассовой пластинкой и задаёт следующий:

— Препятствия в полосе взлёта?

Штурман отвечает — и вопрос закрыт в буквальном и переносном смысле.

— Длина разбега?

— Девятьсот семьдесят метров, — говорит Штурман, глянув в свои расчёты.

— Скорость отрыва?

— Двести тридцать (это — километров в час).

И так далее, сверху вниз, не пропуская ни строки.

На левом пилотском сиденье — Командир корабля, на правом — Второй пилот. Между ними — Бортмеханик. Впереди, в прозрачной кабине, — Штурман, позади всех — Бортрадист.

— Карта выполнена, — докладывает он Командиру, и Командир корабля нажимает кнопку передатчика:

— Разрешите взлёт!..

По-прежнему дует сырой ветер. Дымка. Низкая облачность. Даже не верится, что где-то мерцают звёзды, где-то лежит на чьём-то горизонте, словно выкованная из меди, багровая полоса зажата, где-то весело всходит солнце…

— Взлёт разрешаю!.. — отвечает Диспетчер взлёта и посадки.

— Включить фары… Взлетаем…

Командир корабля плавно даёт полный газ. Освобождает тормоза. И клетчатая бетонная полоса, будто лента гигантского транспортёра, движется навстречу.

Поехали! Всё быстрее и быстрее. Штурман нажал ребристую никелированную головку бортовых часов и перевёл взгляд на прибор скорости:

— Сто… Сто двадцать… Сто пятьдесят… Двести…

Лётчики работают. Мягким движением штурвала на себя поднимают нос самолёта. Прислушиваются к ровному и могучему гулу двигателей. К перестуку колёс на стыках бетонных плит. К шуршанию всё уплотняющегося воздуха за бортом.

— Двести двадцать… Двести сорок…

Десятки миллионов пассажиров перевозит ежегодно наш Аэрофлот. Большинство из них воистину «бывалые авиаторы». Начиная рейс, кто-то из них непременно скажет: «Оторвались!». А сосед солидно кивнёт: «Да, уже взлетели…»

Но это самообман. Не родился ещё тот пассажир, кто раньше Командира корабля почувствует волшебный миг отрыва от нашей старушки планеты.

Только ему одному — Командиру корабля — ведомы эти первые сантиметры вольного пространства, превращающие самолёт в воздушный остров. Но даже он ещё как бы живёт внутренне земной жизнью, ещё несколько мгновений будет привыкать к этому давно знакомому и каждый раз необыкновенному ощущению. Пройдут годы. Он уйдёт на пенсию. Отдохнет. Посвежеет. Но даже во сне будет долго тосковать по этим первым сантиметрам высоты, сделавшим его в свое время счастливейшим из смертных…

— Триста…

— Убрать шасси!

— Есть убрать шасси!

И… почти ощутимое телом движение внизу фюзеляжа.

— Выключить и убрать фары!

— Есть выключить и убрать фары!

И вдруг что-то яркое впереди, от чего зарябило в главах. Потом — то ли щелчок, то ли встряска. И — мрак. Облачность неспокойна. Самолёт резко качает с крыла на крыло. Взгляд на приборы: как будто всё в норме… Впрочем…

И тут резкий голос Штурмана:

— Высота, высота! Командир…

Летчики уже взяли штурвалы на себя. Но… поздно. Грубый удар обо что-то. Треск. И лишь потом самолёт неудержимо устремился вверх.

Морозным ураганом ворвался забортный воздух в пилотскую кабину, обжигая тела сквозь нейлоновые сорочки. Наполовину разрушенная приборная доска почти онемела. Командир корабля чувствует, что штурвал и педали бездействуют! Оборвались тросы и тяги, связывающие его управление с рулями самолёта. Машина уже не подвластна ему…

На высоте шестьсот метров самолёт вырывается из первого слоя облаков. Сквозь «окна» следующего сумрачно светит луна. И видно, как велик угол набора. Самолёт взбирается в небо, будто хочет пропороть его насквозь. Если не опустить нос самолёта, то скорость упадёт совсем, и тогда…

• 1/23
• Следующая