Живописец смерти - Сантлоуфер Джонатан - Страница 46

• Предыдущая
• 46/89
• Следующая

Для Кейт данный опус станет настоящей головоломкой. Ей придется много потрудиться, чтобы разобраться в этом.

Он вспушает волосы, приклеенные к картинке, быстро проводит ими по щеке, векам, под носом, вдыхает слабый аромат духов девушки, который каким-то чудом еще сохранился, затем с большой нежностью подносит к губам, берет в рот и сосет. Он моментально возбуждается. Если бы только эта глупая девчонка могла его сейчас видеть! Впрочем, он слишком много с ней носился. Вряд ли она заслуживала такого внимания. Пожалуй, на прощание не мешает еще немного развлечься.

Он расстегивает на брюках молнию, гладит локоном мошонку, затем поднимает выше и проводит по члену. Туда-сюда, туда-сюда. Не рукой, а только волосами. И, не прижимая, а лишь чуть-чуть касаясь. Очень нежно. Мягко. Медленно. Вверх и вниз. Теперь быстрее.

Он представляет девушку, как она танцует голая, ласкает себя, и… испытывает оргазм.

Проходит несколько секунд, и он выпрямляется. Достаточно. Пора заканчивать. Он протирает локон спиртом. Все должно быть абсолютно чистым.

* * *

Дом номер двести шестьдесят семь по Вашингтонстрит оказался старым кирпичным строением. Наверное, прежде там была типография или небольшая фабрика, но теперь его реставрировали, подновили и превратили в приличный кооператив. Улица была широкая, тихая. С реки Гудзон дул прохладный ветерок. «Вашингтон с Вашингтон-стрит. Неплохо звучит, а?» — сказал Дартон, диктуя Кейт адрес.

В вестибюле все блестело хромированными деталями, кабина лифта из полированной стали была похожа на гигантскую клетку. Кейт бросила взгляд на свое отражение в блестящей металлической стенке и поправила волосы. Она еще не решила, как вести себя с ним. Неделю назад было ясно — люди достойны доверия. Такое отношение у Кейт выработалось за последние десять лет. Но теперь все постепенно возвращалось к временам Астории, когда подозревать в каком-то противозаконном деянии следовало каждого.

Одна стена лофта Дартона Вашингтона представляла собой сплошное окно, от пола до потолка. Лучи бледного желтоватого, похожего на неаполитанское, закатного солнца испещряли пятнами крупногабаритные кожаные диваны, два громадных деревянных стола, напоминающих дорожки кегельбана, окруженных дюжиной похожих на троны кресел, которые были бы вполне уместны в замке газетного магната Херста. Но самым поразительным в этом лофте был ярко-красный пол, отполированный настолько, что повсюду на стенах и потолке возникали отблески алых теней. Улыбающийся, красивый Дартон Вашингтон сел, откинувшись на спинку кресла.

— Вам понравился пол? Я видел такие в африканских церемониальных комнатах.

— Изумительно, — проговорила Кейт, направляясь к висящим на противоположной стене ассамбляжам Уилли. — Работы Уилли выглядят здесь замечательно.

— Он гений! — воскликнул Вашингтон, покручивая ус толщиной с карандаш над чувственной верхней губой.

Смежная стена была вся заполнена гравюрами Джейкоба Лоренса, на которых изображались сцены из жизни африканских рабов на американском Юге.

— Чудесно.

— Я с вами согласен, — произнес Вашингтон. — Просто и одновременно высочайший уровень.

Удивительно, но слова он не растягивал. Его выговор был четким, почти британским.

— Откуда вы родом, если не секрет?

— Из Гарлема. Но произношение у меня хорошее, верно? — Вашингтон опять улыбнулся. — А вы?

— Из Астории… но, надеюсь, у меня тоже неплохой выговор.

Дартон засмеялся.

— А это чьи работы? — Кейт показала на четыре выполненные маслом картины с изображением чернокожих мужчин.

— Хораса Пиппина.

— О да, конечно.

Она двинулась к серии элегантных минималистских фотографий с сопровождающим текстом. Двое чернокожих, мужчина и женщина, в дверном проеме, они же за столом, в постели.

— Кэрри Мэй Уимс? — спросила Кейт.

— Угадали, — сказал Вашингтон. — Из всех фотографов-концептуалистов она мне нравится больше всего.

— Довольно мило. И трогательно.

Вкус Вашингтона произвел на Кейт впечатление. Неожиданно ее внимание привлекла картина (там было изображено что-то белое), висящая в самом углу, рядом с огромным обеденным столом.

— Итан Стайн?

— Я удивлен, что вы его узнали. Мало кто знаком с его работами. Он один из немногих белых художников, которых я коллекционирую. Мне нравится чистота и насыщенность цвета.

— Да, это верно.

Кейт рассмотрела картину. Наложенные друг на друга мазки белой краски, внизу неясный намек на серую сетку. Почти точная копия ее картины. Ничего удивительного — все картины Стайна похожи друг на друга. Она вспомнила полароидный снимок.

— У меня тоже есть одна его картина. Похожа на эту.

— Вот как?

— Я купила ее несколько лет назад. А вы когда?

Вашингтон потянул воротник рубашки. Кейт была уверена, что он приобрел рубашку в магазине «Великан», потому что ростом был два с лишним метра и телосложение имел соответствующее. Воротник, видимо, давил шею. Кейт не могла даже приблизительно предположить, какого размера эта рубашка.

— Несколько лет назад, — ответил он. — Жалею, что не купил еще что-нибудь.

— Почему?

— Ну во-первых, как я уже сказал, мне нравятся работы Стайна, и… во-вторых, сейчас цены на них существенно поднялись. — Вашингтон сделал паузу. — Извините, это я сказал совершенно не к месту. Итак, значит, вы и Уилли давнишние друзья?

— Да, — отозвалась Кейт, отметив, что он поспешил сменить тему.

Она опустилась на диван и залюбовалась живописным видом из окна на реку Гудзон, Нью-Джерси, небо. Пейзажу в окне соответствовала сдержанная музыка. Качество звучания было очень высокое, как в концертном зале.

— Филипп Гласс, — пояснил Вашингтон, будто прочитав ее мысли. — Один из великих современных композиторов. — Он пересел в кресло напротив. — Вы удивлены? Наверное, думали, что такой черный пижон, вроде меня, слушает Стиви Уандера, Боба Марли или каких-нибудь сверхмодных рэперов, верно?

— Вообще-то я об этом не размышляла, мистер Вашингтон, но Уилли рассказывал, что вы продюсируете какие-то рэп-группы.

— Это правда. Ради денег. Вернее, я этим занимался. В данный момент я не связан ни с кем никакими обязательствами. Пару недель назад расстался с фирмой звукозаписи «Высший класс» и не сожалею. Деспоты. Теперь могу заниматься любой музыкой, какой захочу. Рэп, поп, джаз, модерн; классика. Все, что угодно. — Он улыбнулся. — Я изучал музыку и изобразительное искусство в колледже. Но к живописи у меня таланта не обнаружилось, по крайней мере так решили мои преподаватели. — Дартон Вашингтон снова улыбнулся. — Но музыка — это совсем другое дело. Тут я чувствую себя как рыба в воде. Мои личные предпочтения — это Стив Райх, Гласс, Меридит Монк, Стравинский и, конечно, Бах.

— Что касается меня, то мои музыкальные вкусы весьма примитивны, — сказала Кейт. — И поэтому великими я считаю «Мэри Уэллс», «Марту и Ванделлас», Сару Воэн и Эллу.

— Совсем неплохо. — Он взял из серебряного стакана на кофейном столике длинную тонкую сигару и поместил между полных губ. — Не возражаете?

Кейт вытащила пачку «Мальборо» настолько быстро, что Дартон засмеялся. Он подтащил большую хрустальную пепельницу, щелкнул зажигалкой.

Прикуривая, Кейт коснулась его руки, огромной и красивой.

— Спасибо. — Она выпустила струю дыма. — Я хотела бы спросить вас… насчет компакт-диска, который вы записывали для Элены Соланы. Он был закончен или…

Улыбка на лице Вашингтона быстро растаяла.

— Нет, работу довести до конца не удалось.

— А что случилось?

Он пожал плечами, такими же мощными, как у атакующего полузащитника в американском футболе.

— Думаю, Элена потеряла к этому интерес… что было очень обидно.

— Диск мог получиться хороший?

— Замечательный. — Вашингтон отвел взгляд. — С его помощью она могла бы стать знаменитой.

— Если диск получался замечательный, почему же Элена…

• Предыдущая
• 46/89
• Следующая