Башня шутов - Сапковский Анджей - Страница 57

• Предыдущая
• 57/138
• Следующая

– Хотя бы потому, – спокойно ответил инквизитор, – что такую точку зрения не санкционировал ни один из пап и докторов Церкви. Потому, добавлю, что Богу нет нужды ни в каких тайных организациях, имея нас, Святой Официум. Потому, добавлю еще, что слишком много я встречал сумасшедших, полагающих себя оружием Божиим, действующих как посланцы Бога и от имени Провидения. Я видел уже очень многих, которые слышали Голоса.

– Можно только позавидовать. Вы видели многих. Кто бы мог подумать, глядя на ваше юное преподобие.

– Поэтому, – Гжегож Гейнч не обратил внимание на издевку, – когда наконец ко мне в руки попадет эта sagitta volans, этот самозваный демон и Божие оружие… То он кончит жизнь отнюдь не мученичеством, на которое наверняка рассчитывает, а тем, что будет заперт на три замка в Narrenturm'e. Ибо место шута, глупца и сумасшедшего – в Башне шутов.

На ступенях, ведущих в подземелье, из которого уже долгое время не долетали крики, зашаркали башмаки.

Вскоре в зал вошел тощий доминиканец, подошел к столу, поклонился, демонстрируя испещренную коричневыми пятнами лысину под узким венчиком тонзуры.

– Ну и как, – спросил совершенно равнодушно Гейнче, – брат Арнульф? Он признался наконец?

– Признался.

– Bene. А то я уже начал было скучать.

Монах поднял глаза. В них не было ни равнодушия, ни усталости. Было ясно, что процедура в подземелье ратуши его нисколько не утомила и не надоела. Совсем наоборот. Было очевидно, что он с величайшим удовольствием повторил бы все снова. Стенолаз улыбнулся братской душе. Доминиканец в ответ не улыбнулся.

– И что? – подогнал инквизитор.

– Показания записаны. Он сказал все. Начиная от вызова демона, теургии и конъюрации вплоть до тетраграммации и демонологии. Сообщил содержание и обряд подписания цирографа. Описал всех, кого видел на шабашах и черных мессах. Однако не выдал, хоть мы старались, мест укрытия магических книг и гримуаров. Мы заставили его назвать имена тех, для которых он изготовил амулеты, в том числе и амулеты убивающие. Признался также, что с дьявольской помощью, используя urim и thurim,[247] принудил повиноваться и соблазнил девушку…

– О чем ты мне говоришь, братишка? – проворчал Гейнче. – Что ты несешь о демонах и девицах? Контакты с чехами. Имена таборитских шпионов и эмиссаров. Тайники контактов. Места укрытия оружия и пропагандистских материалов. Имена завербованных! Имена лиц, симпатизирующих гусизму!

– Ничего этого, – заикаясь, ответил монах, – он не выдал.

– Значит, – Гейнч встал, – завтра примешься за него снова. Господин фон Грелленорт…

– Уделите мне, – Стенолаз указал глазами на тощего монаха, – еще минутку.

Инквизитор нетерпеливым жестом отослал монаха. Стенолаз ждал, пока тот уйдет.

– Я хотел бы проявить добрую волю. Надеюсь, это останется между нами. В отношении тех загадочных смертей я хотел бы, если позволите, посоветовать вашему преподобию…

– Только не говорите, пожалуйста… – Гейнч, не поднимая глаз, барабанил пальцами по столу. – Не говорите, что всему виной евреи. Использующие urim и thurim*.

– Я посоветовал бы поймать… И тщательно допросить… Двух человек.

– Имена.

– Урбан Горн, Рейнмар из Белявы.

– Брат убитого? – Гжегож Гейнче поморщился, но на это ушла лишь секунда. – Ха. Только без комментариев, без комментариев, господин Биркарт. А то вы опять готовы упрекнуть меня в незнании Священного Писания, на сей раз истории о Каине и Авеле. Так, значит, двух этих. Ручаетесь?

– Ручаюсь.

Несколько секунд они мерили друг друга колючими взглядами. «Отыщу обоих, – думал инквизитор. – И скорее, чем ты полагаешь. Это моя забота». «А моя, – думал Стенолаз, – забота в том, чтобы ты не нашел их живыми».

– Прощайте, господин Грелленорт. С Богом.

– Прощайте, ваше преподобие.

Аптекарь Захарис Фойгт стонал и охал. В келье ратушева карцера его кинули в угол, в приямок, в котором собиралась вся стекающая со стен влага. Солома здесь была гнилая и мокрая. Однако аптекарь не мог не только сменить места, но и вообще едва шевелился – у него были разбиты локти, вывернуты плечевые суставы, переломаны голени, размозжены пальцы рук, к тому же страшно горели обожженные бока и ступни. Поэтому он лежал навзничь, стонал, охал, моргал покрытыми запекшейся кровью веками. И бредил.

Прямо из стены, из покрытой плесенью кладки, непосредственно, казалось, из щелей между кирпичами, вышла птица. И тут же преобразилась в черноволосого, всего в черном человека. То есть в человекообразную фигуру. Ибо Захарис Фойгт прекрасно знал, что это не был человек.

– О мой господин, – застонал он, корчась на соломе. – О князь тьмы… О любезный мэтр… Ты пришел! Не покинул в несчастье своего верного слугу…

– Вынужден тебя разочаровать, – сказал черноволосый, наклоняясь над ним. – Я не дьявол. И не посланник дьявола. Дьявол мало интересуется судьбами единиц.

Захарис Фойгт раскрыл рот для крика, но смог только захрипеть. Черноволосый схватил его за виски.

– Место укрытия трактатов и гримуаров, – сказал он. – Сожалею, но я вынужден их из тебя извлечь. Тебе уже от книг не будет никакого проку. А мне они сильно пригодятся. А коли уж я здесь, то спасу тебя от дальнейших мучений и пламени костра. Не благодари.

– Если ты не дьявол… – Глаза теряющего власть над собой чародея испуганно расширились. – Значит, ты прибыл… От того, другого… О Боже…

– И снова тебя разочарую, – усмехнулся Стенолаз. – Этот судьбами единиц интересуется еще меньше.

Как и каждый большой город в Силезии, Свидница угрожала крупным денежным штрафом каждому, кто осмелится выкинуть на улицу мусор либо нечистоты. Однако незаметно было, чтобы этот запрет исполнялся неукоснительно, и даже наоборот, было ясно, что упомянутая угроза никого не волновала.

Короткий, но обильный утренний дождь подмочил улицы города, а копыта лошадей и волов быстро превратили их в дерьмо-грязево-соломенное болото. Из болота, словно колдовские острова из океанских вод, вырастали кучи отходов, богато изукрашенные различнейшими, порой весьма фантазийными экземплярами падали. По самой густой грязи прогуливались гуси, по самой жидкой – плавали утки. Люди, то и дело оступаясь, с трудом перемещались по «тротуарам» из досок и дранки. Хотя законы магистрата угрожали штрафом и за свободный выпас скотины, тем не менее по улицам во всех направлениях бегали визжащие свиньи. Свиньи казались ошалевшими, мотались вслепую на манер своих библейских пращуров из страны Гергесинской,[249] задевая пешеходов и распугивая лошадей.

Они миновали улочку Ткачей, потом громыхающую молотками Бондарную, наконец Высокую, за которой уже раскинулся рынок. Рейневана так и подмывало заглянуть в недалеко расположенную и знаменитую аптеку «Под золотым линдвурмом», поскольку он хорошо знал аптекаря, господина Христофора Эшенлёра, у которого обучался основам алхимии и белой магии. Однако отказался от своего намерения, ибо последние три недели многому научили его касательно принципов конспирации. Кроме того, Шарлей подгонял. Он не замедлил шага даже у одного из подвалов, в которых подавали пользующееся мировой славой свидницкое мартовское пиво. Быстро – насколько позволяла толкучка – они пересекли торговые ряды в галерее напротив ратуши и пошли по забитой телегами улице Крашевицкой. Затем вслед за Шарлеем вошли под низкий каменный свод, в темный туннель ворот, в котором воняло так, словно здесь испокон веков освобождались от избытка мочи древние племена силезцев и дзядошан. Из ворот попали во двор. Тесное пространство было завалено всяческим мусором и поломанными предметами, а кошек было столько, что не постыдился бы храм богини Баст в египетском Бубастисе.

• Предыдущая
• 57/138
• Следующая