Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы - Мамичев Дмитрий Анатольевич - Страница 70

Таков был Хаарманн… Чтобы лучше понять и его, и те обстоятельства, при которых он совершал преступления, необходимо познакомиться и с его другом, который играл немаловажную роль и в жизни Хаарманна, и в совершении им преступлений.

Ганс Гране был высоким, стройным молодым человеком со светлыми, но жесткими глазами. У него была мягкая, эластичная походка, способность с ясным открытым взглядом говорить заведомую неправду, легко и быстро завоевывать доверие и потом использовать свое влияние самым отрицательным образом. Отец его был наборщиком, честным, трудолюбивым человеком. Он не пил и не знал никаких излишеств. Мать свою Гране потерял рано. Учился он плохо и оставался в гимназии только до пятого класса. 12-ти лет он курил, как взрослый, и водил знакомства с девушками. Работать он не хотел. Он рассказывал, что мог получить работу, но предпочитал работе безделье и бродяжнический образ жизни. В нем было нечто определенно сутенерское. Он стал покровителем и защитником проституток. Он чем-то торговал, спекулировал, воровал и так много имел дела с проститутками, что его не терпели ни на одной квартире. В 1919 году он познакомился с Хаарманном и сразу подчинил его своему влиянию.

Хаарманна влекло к совсем молодым людям. В своих эротических отношениях он был резко активен, груб, насильственен. Его ласки были настолько бурны и жестоки, что ганноверские молодые профессионалы-гомосексуалисты боялись его и отказывались идти к нему. Но женское начало в Хаарманне, свойственное каждому врожденно-гомосексуальному мужчине, стремилось к пассивности, к подчинению более сильному характером человеку. И Ганс Гране стал не только его возлюбленным, но и его хозяином и властелином, его злым гением, полностью подчинившим его себе. Гране жил на деньги Хаарманна. Когда у Хаарманна денег не было, Гране посылал его нищенствовать, и Хаарманн безропотно повиновался. Гране стал поставщиком молодых людей для Хаарманна, причем выбирал только хорошо одетых, чтобы потом воспользоваться их одеждой. Когда кто-нибудь из выбранных им юношей не нравился Хаарманну, Гране принуждал Хаарманна взять его, чтобы потом убить. Однажды Грансу понравились брюки на одном юноше. Гране попросил Хаарманна взять юношу к себе.

— Он не нравится мне, — сказал Хаарманн.

— Все равно, — у него такие чудные брюки, я хочу их иметь. И юноша был убит, а Гране получил его брюки.

Когда проходило несколько дней после знакомства Хаарманна с каким-нибудь юношей, и тот все еще был жив, Гране нервничал и торопил Хаарманна: ведь каждый день стоил лишних денег. Недоволен Гране бывал и тогда, когда Хаарманн приводил к себе плохо одетого молодого человека. Гране не видел от него пользы и упрекал Хаарманна.

Хаарманн хорошо сознавал все недостатки Гранса, знал, что Гране эксплуатирует его, крадет у него деньги и веши, и, несмотря на это, не мог заставить себя расстаться с ним. Когда Хаарманн, выведенный из себя каким-нибудь отвратительным поступком Гранса, в гневе гнал его от себя, стоило Грансу подойти и поцеловать его, как он сразу становился тихим и безвольным. Иногда Гране прибегал к другим методам воздействия. Он кричал Хаарманну: «Ты убийца», — и давал ему понять, что он в его руках. Так страх, с одной стороны, и сильное эротическое влечение подчиняли Хаарманна Грансу.

Впрочем, Гране все это отрицал. С удивительным спокойствием и выдержкой он отрицал малейшую свою прикосновенность к преступлениям Хаарманна. Он с первого дня следствия упорно заявлял, что никаких молодых людей он к Хаарманну не приводил, ничего об убийстве не знал, никаких вешей убитого не носил. С холодной улыбкой выслушивал он все обвинения и давал спокойные, неторопливые, строго обдуманные ответы. В каждом его слове была поразительная логичность. Ни один вопрос не заставал его врасплох. Хаарманн всячески помогал в этом, щадил его и ни за что не хотел допустить, чтобы была установлена какая-либо связь Гранса с убийствами. «Гранс не должен быть казнен», — говорил он. Лаже во время одной ставки, когда одна из матерей убитых узнала в Грансе человека, который за день до исчезновения ее сына приходил за ним, и когда она. рыдая, показывала на Гранса и говорила: «Да. Да, вот этот человек был у меня», — Гране внимательно посмотрел на нее и, отрицательно качая головой, сказал: «Нет, нет, я никогда у нее не был, я ее первый раз в жизни вижу».

Таков был друг Хаарманна.

Дело Хаарманна вызвало огромное возбуждение населения Ганновера и исключительный интерес не только в Германии, но и во всех других странах. В Ганновере толпа народа, во главе которой находились родственники убитых, вела себя столь бурно, что понадобилось вмешательство вооруженной силы.

Особенно сильны были в германской прессе нападки, направленные против гамбургской полиции. Прусское министерство внутренних дел нашло даже необходимым послать в Ганновер для расследования своего представителя, которым оказался пресловутый Вейс, будущий начальник берлинского уголовного розыска и организатор налета на советское торгпредство в Берлине. В отношении всех замешанных в это дело чинов уголовного розыска было начато расследование. Наличность уголовно-наказуемых преступлений (взятка, отказ от расследования преступления) была отвергнута. Это вызвало бурю негодования, так как было установлено, что Хаарманн, заведомый для чинов розыска преступник, встречался с ними в ресторанах и кафе, пил с ними и угошал их. Но дисциплинарное расследование привело к отстранению от должности нескольких сотрудников уголовного розыска. Эта мера не удовлетворила, однако, общественное мнение. Это неудивительно, ибо даже один из исследователей дела Хаарманна, Гиан, вообще защищавший ганноверскую полицию, принужден был заявить:

Как и дело людоеда Денке, так и дело Хаарманна заставляло поставить вопрос: каким образом оказалось возможным, чтобы человек, окруженный многочисленными соседями, на виду у полиции и уголовного розыска убивал людей, потрошил их, выносил во двор ведра с кровью и внутренностями убитых, бросал среди города в реку кости и черепа, и чтобы все это оставалось необнаруженным? Если твердо установлено, что Хаарманн убил около 30 человек за несколько лет, то где гарантия, что из 500–600 человек, пропавших в 1923 году в Ганновере, убито Хаарманном или кем-нибудь другим не меньшее еще число? Если так легко и элементарно просто почти на глазах у всех совершать массовые убийства, то на что нужны полиция и уголовный розыск, и где те пресловутые гарантии, тот пресловутый правопорядок, которым так гордятся страны Европы?

Удивительно ли, что процесс Хаарманна и Гранса, несмотря на то, что он совпал с выборами в германский рейхстаг, привлек исключительное внимание всей Германии и других стран. Корреспонденты всех крупных газет съехались в Ганновер. Весь квартал, где помещается здание суда, был оцеплен полицией. По прилегающим улицам было остановлено трамвайное движение. Все ганноверские власти, в том числе ганноверский правительственный президент Носке, с неотступным вниманием присутствовали в зале суда. Интерес к личности заключенных у присутствующей публики выражался в столь несдержанных формах, что председателю суда пришлось запретить зрителям разглядывать подсудимых в бинокли. С другой стороны, негодование по отношению к Хаарманну и чувство мести со стороны родителей убитых были настолько сильны, что пришлось обыскивать публику, чтобы помешать проносу в зал заседания оружия.