Неспящая красавица (ЛП) - Бейкер Э. Д. - Страница 2

• Предыдущая
• 2/42
• Следующая

– Что тут? – спросил подошедший сзади Лиам.

– Ничего, с чем я не смогла бы справиться, – ответила принцесса.

Старший из стражников что-то пробормотал младшему, но голоса заглушил звон металла в ушах, ставший громче, когда принцесса обеими руками толкнула треснувшую деревянную дверь. За ней обнаружилась старуха за прялкой: умелые пальцы сновали, вытягивая длинную серебристую нить.

– Добро пожаловать, милая, – прокряхтела старуха, чуть обернувшись. Анни видела только морщинистую щеку и блеск глаза под скрывавшими лицо чепцом и капюшоном. – Заходи, посмотришь, что я для тебя делаю. Видишь, как сияет нить? Подойди, потрогай ее. Почувствуй, насколько она мягкая.

– Вы, наверное, шутите! – рассердилась Анни. – Я не буду трогать эту штуку!

Старуха повернулась полностью, капюшон упал. Морщинистое лицо скривилось в гневе, и, ткнув в сторону Анни узловатым пальцем, пряха проворчала:

– Ты не принцесса Гвендолин! Тебя и прекрасной-то не назовешь! Да мои крысы в яме с отравой и то симпатичнее!

– Я не Гвендолин, а ты – карга старая!

– Ах ты… малявка! Как ты со мной разговариваешь?! Да я тебя за это превращу в жука и раздавлю на месте! – Откуда-то из глубин своего плаща старуха вытянула прутик и направила его на Анни.

– Я бы на вашем месте этого не делала, – предостерегла принцесса и заткнула уши пальцами, зная, что бряцание вот-вот станет громче.

Мечa гневные взгляды, старуха что-то тихо пробормотала. Воздух у кончика прута засветился и затрещал, а потом из него вырвалась молния, ударила в невидимую стену вокруг Анни и, отрикошетив, сшибла ведьму с табурета.

– Нет! – завопила старуха, царапая себе грудь. – Этого не должно было случиться! Что ты…

Тут ее слова стали неразборчивым стоном, тело сжалось, а кожа, твердея, начала превращаться в хитиновый панцирь. Волосы, казалось, втягивались в тело по мере того, как лицо становится все уже и кривее.

Смотрелось это тошнотворно, но Анни не могла взгляд отвести, пока в комнатку не протиснулись стражники.

– Что тут произошло? – спросил Лиам, глядя на совершенно обычную с виду жужелицу, метавшуюся по полу.

– Она превратила себя в жука, – ответила Анни. – Осторожно, не наступи, – сказала она Горацию, обходившему прялку вокруг.

Услышав хруст, стражник остановился и посмотрел вниз. Изучив подошвы своих башмаков, объявил:

– Кажется, вот она!

Принцесса сглотнула и опустила глаза. Наверное, старуху стоило пожалеть, но не Анни же все это устроила! Жужелица минуту назад была человеком и собиралась жука сделать из Анни.

Лиам схватил прялку и потащил ее к двери. Однако стоймя она не пролезала, поэтому он обернулся к Горацию, соскребавшему слизь с подошвы. Тот крякнул, и вдвоем гвардейцы вытащили прялку в комнату побольше.

– Надо, наверное, продолжить осмотр башни, – заметила Анни, идя следом. – По звуку это была магия ведьмы, а не феи, хотя я не знаю, с чего бы тут сидеть ведьме, если заклятие наложено феей. Может, фея еще появится.

Лиам с озадаченным видом переводил взгляд с Анни на Горация.

– Наша принцесса чует волшебство, – гордо сказал пожилой стражник. – Немногие на это способны.

– Необычный дар, – согласился Лиам, – и наиполезнейший.

Анни заметила, что теперь он поглядывает на нее с интересом, а не только с уважением.

– Идите с другими гвардейцами, ваше высочество, – посоветовал Гораций. – А мы с Лиамом разломаем эту штуку и сожжем. – Он показал на камин в конце комнаты.

Анни присоединилась к другой паре стражников и завершила с ними обход башни и нижних комнат. Стоило бы пойти повидать сестру, которая наверняка все еще разворачивала подарки, но не хотелось выслушивать бесконечные речи о принце Дигби, за которого Гвендолин собиралась замуж.

Родители дружно уверяли, что Дигби – подходящий жених. Волшебство его собственных крестных сделало принца красавцем под стать Гвендолин. Однако Анни была убеждена, что за заботами о красе лица феи упустили кое-что очень важное: ума у Дигби оказалось не больше, чем у каменного истукана. И доброты столько же. Анни он не нравился, а ему не нравилась Анни.

Дигби действительно предпочитал красавиц, а младшая сестра его невесты, хотя и обладала многими достоинствами, знала, что красота в их число не входит. Нижняя губа Анни была слишком полной, а карие глаза – обычными, не то что поразительные сиреневые очи Гвендолин, шелковистые локоны которой сияли желтизной лютиков. Спутанные же кудри младшей принцессы, не выгорай они почти добела на солнце, как у простой пастушки, оказались бы просто русыми.

Анни знала, что родители желали свадьбы сестры и по более важной причине. Дигби был родом из богатого, с сильной армией королевства Клин-клинье, расположенного к востоку от Древогорья. Брак привел бы к союзу двух королевств, от чего обедневшее за годы без прялок Древогорье только выиграло бы. Конечно, король Алебард собирался вернуть прялки после того, как Гвендолин исполнится шестнадцать, чтобы снова прясть нити и делать ткань из волокон шелколипы, самого ценного из природных богатств их королевства. Но и тогда Древогорью потребуются годы, прежде чем оно добьется процветания.

Размышления о Дигби испортили Анни настроение, поэтому когда стражники, покончив с башней, разошлись по остальным комнатам замка, принцесса решила, что ей нужно побыть одной.

«По крайней мере, Дигби здесь нет», – подумала она с облегчением.

И в коридоре ей не грозит на него наткнуться. Долгие годы королевская чета избегала принимать гостей, опасаясь, что кто-нибудь из них провезет в багаже прялку. В отличие от большинства принцев, ждавших официального приглашения, Дигби в первый раз явился гостем незваным и нежеланным. Но, познакомившись поближе, родители решили, что он безобиден, и после этого принц навещал их часто. Даже слишком. Анни несказанно обрадовалась, когда отец Дигби призвал сына домой незадолго до дня рождения Гвендолин.

Даже без гостей в замке жило столько людей, что он всегда был полон. Однако, зная, что по утрам в саду обычно никого нет, Анни шла коротким путем через парадный зал, когда услышала пение. О-о-о, нет! За несколько часов, проведенных в башне, она забыла о менестрелях!

Всяческие менестрели и трубадуры слетались в замок всю неделю, собираясь петь на праздновании дня рождения Гвендолин. Их допускали внутрь, если они не приносили с собой ничего, кроме музыкальных инструментов. На которых немедленно начинали каждодневно упражняться. Артистов прибыло уже так много, что в общедоступных местах замка стало невозможно найти тихий уголок. Каждый менестрель сочинял свою собственную «песнь о прекраснейшей в мире принцессе». Анни думалось, что любой разумный человек счел бы их несносными и захотел бы переждать это нашествие, спрятавшись в сундуке. Однако Гвендолин, вероятно, будет наслаждаться выступлениями и удивляться, почему же их не еще больше?

Не обращать внимания на голоса было нелегко. «Твоя краса как летний день, что вспомнился зимой», – затянул один. Анни улыбнулась и кивнула, проходя мимо привалившегося к стене певца, стараясь не встречаться с ним взглядом. Стоит посмотреть кому-нибудь из них в глаза, по правилам вежливости потребуется остановиться и дослушать. А в эту минуту принцессе совершенно не хотелось быть вежливой.

Другой менестрель сидел перед слугами, которые заканчивали развешивать гирлянды цветов. «Ты улыбаешься каждому встречному, но моими должны быть улыбки твои», – жаловался он. Анни поморщилась и уже почти дошла до двери, когда дорогу ей преградил только вчера прибывший поэт.

– Не желает ли ваше высочество услышать мою новую оду? – спросил он, не давая ей пройти. – Я был бы счастлив узнать ваше мнение.

– Нет, спасибо, – ответила Анни. – Я должна идти, у меня срочное дело.

Лгать, конечно, неприятно, но слушать глупцов еще хуже.

– Всего минутку, не больше, – настаивал юноша. Он поднял руку, принял позу и начал: – Я впервые увидел тебя вчера, милая Гвендолин, божественная…

• Предыдущая
• 2/42
• Следующая