Последняя империя. Книга вторая - Сартинов Евгений Петрович - Страница 57
- Предыдущая
- 57/78
- Следующая
Майкл еще не допил свой кофе, как на пригорке показалась крохотная фигурка велосипедиста, тут же нырнувшая вниз, в небольшой лесок, окружавший имение Джонсона.
«Он сегодня рано», — подумал писатель, поднимаясь с кресла. До калитки было тридцать метров, но ноги Майкла давно начали сдавать, чего нельзя было сказать о голове старого писателя. Выйдя за калитку Джонсон остановился рядом с почтовым ящиком, заранее улыбаясь в предвкушении предстоящей беседы. Он знал, что Бенсон специально разводит почту так, что бы последним посетить этого чудаковатого писателя-отшельника, и спокойно поболтать с ним когда полчаса, а когда и час, все зависело от темы разговора. Порой господин писатель рассказывал потрясающие вещи, ведь за свою жизнь он объездил практически весь мир, пока не поселился у них в штате. Специально для этих бесед хозяин даже приказал сделать небольшую скамейку около почтового ящика.
Звонок почтальона тренькнул за поворотом, там была большая заплата на шоссе, и каждый раз велосипед словно жаловался на кочку и заранее предупреждал о своем приближении. Вот наконец темная фигура показалась на дороге, синяя, фирменная бейсболка, черная ветровка. Но улыбка как-то сползла с лица Джонсона. Это был не Бенсон, а совсем другой человек, какой-то молодой парень с длинным, но довольно приятным лицом. Карие глаза, пухлые губы итальянца, и вместе с тем прямой нос и светло-русые волосы истинного нордийца. Затормозив в двух метрах от Майкла он широко улыбнулся и спросил:
— Доброе утро! Вы Майкл Джонсон?
— Да, — внезапно севшим голосом признался Майкл. — А где Бенсон?
— О, он вчера неудачно упал с велосипеда и сломал ногу. Так что с месяц теперь я буду вашим почтальоном. Меня зовут Билл, Билл Джонсон, я ваш тезка, господин писатель. Вот ваши газеты: «Нью-Йорк таймс», «Гардиан», «Бильд», словом все.
Почтальон поставил велосипед на подножку, вытащил из багажной корзины впереди руля и протянул Джонсону массивную пачку с газетами. Тот машинально протянул руки, но уже принимая почту он заметил акцентированный взгляд нового почтальона на свое левое запястье. И этот взгляд решил все. Если до этого момента подозрение было неосознанно и гнездилось на уровне подсознания, отдаваясь неприятной дрожью в районе солнечного сплетения, то теперь Майкл понял что не ошибся.
«Дьявол, они меня все-таки нашли! Зачем я не стер эту татуировку до конца!»
Очевидное замешательство хозяина дома было слишком заметным, даже пот выступил на лице Майкла, поэтому улыбка сползла с лица почтальона и он уже на чистейшем русском языке спросил:
— Как поживаете, Михаил Иванович?
— Вы меня не за того принимаете, — промямлил по английски Майкл, но из его онемевших рук на землю попадали все газеты.
— Не надо, господин Заславский. Мы вас давно вычислили. Писатель Джонсон и писатель Василий Жуков пишут удивительно непохоже. Только одного из них после побега из Швеции не видел ни кто, а второй довольно часто мелькает на экранах телевидения. И татуировку эту, плод бурной молодости вы не до конца свели. Вон, цепь от якоря все проглядывает.
— Что вы хотите, — по-русски спросил Михаил, лихорадочно пытающийся понять что ему сейчас делать. В этот момент он проклял тот день, когда решил поселиться в этой глуши, подальше от людей. За двадцать лет жизни на Западе он утратил осторожность. Свято поверил что новая внешность и новое имя хорошо защищают его от всех старых, неприятных знакомых и сослуживцев. Его пистолет уже лет пять лежал в ящике комода и, наверное, давно заржавел. Как проклинал сейчас себя экс-резидент что не забрался в какую-нибудь глубинку, а устроился здесь, в Нью-Джерси, под боком у Нью-Йорка. Он даже хвастался перед Оксанкой, вот, дескать, живем в часе езды от крупнейшего города в мире, а словно бы и в деревне.
«Оксанка спит, ее сейчас и пушкой не разбудишь. Случайных путников здесь не бывает. Броситься вперед и попробовать обезоружить его? В мои шестьдесят восемь только это и остается, на вид этому парню лет двадцать пять, шея как у быка. К тому же у меня всегда по единоборствам было посредственно.»
— Михаил Иванович Заславский, Верховный Суд Союза ССР приговорил вас за измену родине к высшей мере наказания...
— Союза уже давно нет! — вскрикнул Михаил. Но лже-почтальон мерно продолжил свой торжественный речитатив.
— ... Верховный суд Российской Федерации подтвердил этот приговор.
— Это было давно!
— Суд счел, что ваше преступление не имеет пределов давности.
— Вы не имеете право!
— Имеем, и еще какое.
— Это глупо!
— Это справедливо.
Сунув руку под полу куртки палач вытащил пистолет с глушителем и направил его в сторону Заславского. Пересохшим ртом тот начал выкрикивать какие-то бессвязные слова.
— Зря! Вы это зря, это не сойдет с рук, будет скандал, вы понимаете! Вас же быстро вычислят, вы понимаете это!
— Ну, это мы еще посмотрим, вычислят нас или нет. Прощай, предатель!
Когда Михаил Иванович увидел дуло глушителя на уровне своих глаз он все же попробовал привести в исполнение сразу оба своих плана.
— Оксана! — хрипло вскрикнул он рванувшись вперед. Жажда жизни и страх перед смертью заставили его забыть о больных суставах, о своем возрасте, о плохих отметках на занятиях по рукопашному бою. Но пуля всегда быстрей человека, и ей все равно, что ты очень и очень хочешь жить.
Тело Джонсона обнаружила все же не Оксана, а подъехавший через полчаса почтальон Бенсон. Ему в тот день удивительно не везло, какой-то осел усеял все шоссе на выезде из его городка мелкими, гнутыми гвоздями. Почтальону пришлось пешком вернуться домой и заменить проткнутую покрышку. Ну, а найденное возле калитки тело такого милого и приятного собеседника как мистер Джонсон с дырой между глаз повергло его просто в шок. Процедура побудки миссис Джонсон имела некоторые приятные моменты, та на ночь одевала такое интересное и прозрачное белье, но истерический визг, поднятый этой дамой напрочь истребил в почтальоне интерес к ней как к женщине.
Через три дня любимая газета лже-Джонсона «Нью-Йорк таймс» напечатала подробную статью о происшествии в долине Гудзона. "Теперь уже не секрет, что за личиной писателя Джонсона скрывался бывший советский разведчик Михаил Заславский. В свое время он дослужился в рядах Главного Разведывательного Управления до звания генерал-майора и шефа всей разведсети Соединенных Штатов. Побег Заславского в восемьдесят шестом повлек за собой провал всей агентурной сети в Америке. Было осуждено более двадцати человек, в том числе несколько высокопоставленных чиновников в секретариате ООН и аппарате ЦРУ. В Советском Союзе его заочно приговорили к смертной казни, после чего на Заславского распространился закон об охране наиболее важных свидетелей. Заславскому поменяли внешность, а отличное знание английского и литературный дар помогли найти себя в новой жизни. Он писал книги сразу под двумя фамилиями, как писатель Георгий Жуков писал романы о происках КГБ, а как американский эссеист Майкл Джонсон умудрился получить престижнейшую премию Букера. ФБР считает что русские вышли на перебежчика через жену Заславского. Тому почему-то непременно хотелось иметь в доме именно русскую женщину. Хотя он и сохранил перед ней свое инкогнито, но переписка Оксаны со своими родственниками и друзьями привлекли внимание наследников КГБ. Далее следователь Черни считает что аналитики из ФСБ просто сравнили время появления писателя Джонсона и писателя Жукова со временем побега Михаила Заславского. Все остальное было делом техники.
- Предыдущая
- 57/78
- Следующая
