Кайтусь-чародей - Корчак Януш - Страница 36

• Предыдущая
• 36/43
• Следующая

Филипс послал в Варшаву такую телеграмму:

«Вторник. Продать жеребёнка. Сто метров атласа, сто шёлка, сто бархата».

А расшифровывалось это так:

«Арестовать мальчика. Сто полицейских должны встретить его на вокзале, сто — конвоировать, сто — охранять в тюрьме».

В полиции удивились:

— Наверное, какая-то ошибка. Подождём следующей телеграммы.

Они надеялись получить более точные указания: Филипс обычно посылал несколько телеграмм. Если одну перехватят, то особой беды не будет.

Но больше телеграмм не было. А уже вторник. Люди удивляются, с чего это на вокзале столько полиции. Подходит поезд. Полицейские ждут, присматриваются к приехавшим

Филипса всё нет, а из вагона первого класса выходит Кайтусь с повязкой на лбу.

— Стой! Кто тебя ранил?

— Никто. Поезд потерпел крушение, и я поранился.

— А где отец и мать?

— У этого поезда не было отца и матери.

— Давай без шуточек. С кем ты ехал?

— С Филипсом. Он едва успел мне представиться.

— Почему?

— Потому что отбросил копыта.

— Надеть ему наручники!

— Пожалуйста.

Начальник охраны в бешенстве.

— Что всё это значит? Пусть жеребёнок отчаянный и наглый, но сто человек на одного мальца — не слишком ли?

Отослал он своих людей обратно в казарму, а сам вместе с Кайтусем сел в тюремный фургон.

Поехали.

— Садись, чего стоишь?

— Да нет, я слежу через решётку, чтобы не слишком далеко меня завезли, — отвечает Кайтусь.

— Куда это ты собрался?

— Да уж не в тюрьму — домой. Что-то вы чересчур любопытничаете.

Кайтусь вроде и шутит, но на душе у него тревожно.

«Какое прощание, такая и встреча с родным городом», грустно улыбнулся он.

— Ну, хватит.

Глубоко вздохнул Кайтусь, глянул себе на руки, на руки конвоиру. Нахмурил брови. Прошептал веление.

— Чего ты на меня пялишься?

— Сейчас узнаете.

Повторил Кайтусь веление.

— Приятного путешествия, — произнёс он и открыл дверь тюремного фургона.

Начальник охраны в наручниках и с кляпом во рту на рысях едет в тюрьму, а жеребёнок ускакал.

Только теперь самонадеянный зазнайка понял, что Филипс был прав.

В Варшаве ничего не переменилось. Те же магазины и кинотеатры, так же на тумбах висят афиши, так же спешат прохожие.

Ничего не переменилось, только Кайтусь стал другим

Проходит он мимо своей школы. Остановился у ворот, послушал.

Надел шапку-невидимку, заходит во двор.

Смотрит на одноклассников. Подросли. Дети, что они знают! Играют, бегают друг за дружкой, толкаются, беззаботно смеются.

«Неправда! У них свои — детские — печали, горести, обязанности».

Скривился Кайтусь: увидел своего двойника, тот играл в классы. Какой жизнью живёт этот странный морок, которого он сам создал? Почему так раздражает и тревожит он его? Ведь Кайтусь же сам так захотел.

«Пойду. Нечего мне тут делать».

Отворил Кайтусь калитку.

— Эй, кто там? — удивился сторож.

Невидимый Кайтусь вышел на улицу, а сторож за ним.

А улицу как раз переходил какой-то мальчик.

— Ты чего тут шляешься? Зачем калитку открываешь?

— Я вовсе не открывал. Чего вы ко мне приценились?

— Поговори ещё, враз уши надеру. Марш отсюда!

Кайтусь заметил, как возмущённо блеснули глаза мальчика. Вспомнил, сколько раз вот так же несправедливо и его обвиняли.

Что нужно сделать, чтобы люди верили друг другу? Необоснованные подозрения толкают отомстить, а недоверие убивает в человеке откровенность.

Вот если бы можно было всё говорить всем!

На глазах у Кайтуся даже слёзы сверкнули.

Он тут же перескочил через ограду, вернулся в школьный двор. А тут как раз и звонок на урок. Пользуясь суматохой, Кайтусь уничтожил двойника. Снял шапку-невидимку. Стал снова собой.

— Теперь я опять Антось!

И Кайтусь побежал в свой класс. Погладил, словно верного коня, парту. Встал, когда вошёл учитель. Вынул из портфеля учебник и тетрадку. Внимательно слушает. Он словно забыл обо всех своих приключениях. И урок, обычно такой скучный, пролетел, как одна минута.

Конец занятий. Кайтусь сбежал по лестнице, внизу встретил воспитательницу.

— Антось, что у тебя на лбу?

— Да так, ничего.

И вот он уже на улице, вот уже дома, вот уже мама, Кайтусь бросился к ней на шею, крепко обнял.

— Мама! — только и смог воскликнуть он.

— Что с тобой? Что случилось? Что у тебя на лбу?

— Да ничего.

Но мама не отстаёт.

— Да ничего особенного. Ударился.

— Антось, скажи правду.

— Ну поезд сошёл с рельсов. Не читала разве в газете?

— Какой поезд? Что ты несёшь?

— Да шучу я, шучу. Когда папа вернётся? Опять мы будем вместе. Так мне плохо, когда с вами расстаюсь.

— Подумать только… А кто же тебя гонит, что ты и минуты дома не посидишь?

— Что нового у нас?

— А нового только то, что утром я готовила кофе, а сейчас варю суп.

Мама ведь не знает, что утром в школу пошёл двойник, а вернулся настоящий Кайтусь.

— Мам, а тебе не хочется поплыть в дальнее путешествие на пароходе?

— А кто тогда будет штопать тебе чулки? Вон какую дыру продрал.

— Это не я.

— Известное дело, не ты, а твои ноги. Ох, Антось, когда же ты посмирнее станешь?

— Сегодня же, прямо сейчас.

— Ну, это уже будет чистое волшебство.

Мама штопает, на плите что-то переставляет, помешиваем в кастрюле, а Кайтусь сидит на низеньком табурете, и так ему удивительно хорошо, как давно уже не было.

— Вот так, Антось. Ты уходишь в школу или бежишь с приятелями, папа на работе, а я остаюсь одна со своими мыслями. После смерти бабушки не с кем поговорить, посоветоваться, некому пожаловаться. Вечно я тревожусь за вас.

Кайтусь прижался губами к маминой руке.

— Кто тебе лоб поцарапал?

— Нет, лучше ты расскажи, как было, когда ты была маленькая, расскажи про папу, про бабушку, про меня, про Хеленку.

— Хеленка была спокойная. Может, потому, что девочка, а может, потому, что ещё маленькая была. Хотя ты всегда был сорванец, ещё в колыбели лежал, а всё равно одного тебя нельзя было оставить: всё пытался встать.

Мама рассказывает, время быстро бежит. Вернулся с работы папа,

— Вот тебе твоё сокровище. Посмотри, какая царапина. Оказывается, он попал в железнодорожную катастрофу. Начитается всяких дурацких сообщений в газетах, а потом фантазирует. Ох, и сыночек у тебя.

— Это у тебя такой бездельник. Подойди-ка, Антось. Знаешь, хозяин получил новый заказ. А то дела были такие плохие, я только говорить тебе не хотел. Ну, теперь месяца на два работа есть. Послушай, Антось, царапины у тебя выглядит так, будто они не сегодняшние, а старые.

— Так крушение же вчера было.

— Ой, смотри, парень, придётся мне тебя выпороть.

— Когда терпение лопнет?

— Ох, лопнет, скоро лопнет…

— Ему всё смех, — говорит мама, — а я, когда он уходит из дома, места себе не нахожу.

Сели ужинать. Мама и папа беседуют о новом заказе, о работе. А Кайтусь думает: «Я ведь правду сказал. Сами виноваты, что не поверили. Но теперь всё будет по-другому. Отец перестанет беспокоиться, что потеряет работу, мама не будет бояться. Начнётся спокойная жизнь. С завтрашнего дня. Нет, прямо сейчас».

Кайтусь помог маме вымыть посуду, потом сел за уроки. Он ещё не знает, что его ждёт.

Умер известный писатель. Будут торжественные похороны с оркестром.

В больших городах любят торжественные похоропьт. Если погода хорошая, почему бы не сходить, не поглазеть, не встретиться и не поболтать со знакомыми? У могилы произносят речи — почему бы не послушать?

Все пошли на похороны. Пошёл и Кайтусь. Но он маленький, ему трудно протискиваться в толпе.

На всякие многолюдные сборища всегда приходят карманные воры: в толпе куда проще вытащить из кармана бумажник или часы. Полиции об этом известно, и на такие сборища всегда посылают агента в штатском.

• Предыдущая
• 36/43
• Следующая