Одержимое сердце - Сатклифф Кэтрин - Страница 6

• Предыдущая
• 6/74
• Следующая

— Глупая девочка, — прошептал он. — Глупая, глупая девочка!

Джером ведь предупреждал меня! Как я могла забыть об этом?

Дверь за моей спиной внезапно распахнулась, и в комнату просочился крик ребенка. Я круто обернулась и оказалась лицом к лицу с немолодой малосимпатичной женщиной, лицо ее было угрюмым и не выражало никаких чувств.

Она без всякого выражения произнесла:

— Милорд, с мастером Кевином случилась неприятность.

— Неприятность? — переспросил он с таким видом, словно ему был непонятен смысл этого слова.

Снова послышался детский крик. Сердце мое сжалось, будто его стиснули когти хищной птицы.

Николас рванулся мимо меня в другую комнату. Я последовала за ним, придерживая руками тяжелые шерстяные юбки. Я позволила себе только мельком бросить взгляд на женщину, выбегая вслед за Николасом, и заметила, что на лице незнакомки отразилось любопытство, но это длилось не более мгновения. Лицо у нее снова стало каменным, и она вовсе не выглядела расстроенной.

Я не поспевала за Уиндхэмом, который стремительно двигался вперед, минуя коридоры, комнаты, зал за залом, то погружаясь в тень, то освещаемый скудным светом.

Потом он резко свернул направо, и я последовала за ним через длинный зал, где было почти совсем темно.

Он остановился в прямоугольнике слабого света, падавшего из отворенной двери в конце холла, потом скрылся в комнате.

До меня доносились голоса, встревоженные и невнятные. Я заторопилась к двери, щурясь от внезапно ослепившего меня света.

Теперь крик стал отчаянным, оглушительным, казалось, от него лопнут барабанные перепонки. И все же я не могла бы с уверенностью сказать, что меня напугало больше — сами крики или кровь, которую я внезапно увидела.

— Милорд, это всего лишь несчастная случайность. Он упал. Он всего лишь упал!

— Черт бы вас побрал! — прошипел Николас.

Низкорослая пухлая служанка со светлыми волосами, почти полностью спрятанными под накрахмаленным до хруста чепцом, умоляла, ломая руки:

— Милорд, я всего лишь нашла его. Что я должна была сделать?

Собравшись с силами, я устремилась к ребенку, которого укачивала на руках другая служанка.

— Дайте его мне, — приказала я.

Та посмотрела на меня округлившимися от изумления глазами:

— Нет, не дам. Я повторила:

— Дайте его мне.

Прежде чем женщина попыталась мне помешать, я взяла ребенка на руки и прижала к груди. Из ранки на его лобике сочилась кровь. Его крошечное круглое личико было запачкано кровью и залито слезами. От этого зрелища я почувствовала слабость в ногах.

Я присела на приступку возле незажженного камина, которая и была виной этого печального происшествия. Рукавом своего платья я попыталась стереть кровь с его личика.

Из двери послышался холодный, лишенный эмоций голос:

— Ничего страшного не произошло. Мальчик просто упал.

Николас повернулся к говорившей. Лицо его было белым от ярости, кулаки крепко сжаты. Он гневно обрушился на женщину:

— Черт бы вас побрал, старая ведьма! Я вас предупреждал. Если бы вы получше выполняли свои обязанности, ничего бы не случилось.

Туго натянутая кожа на лице няньки потемнела от гневного румянца, но она хорошо владела собой.

— Я не обязана выслушивать оскорбления, — возразила она. — Ребенок неуправляем, милорд, и вы это хорошо знаете, а я уже немолода. Я уже много раз просила себе кого-нибудь в помощь, чтобы присматривать за ним.

— Что же это, черт возьми, за женщина, которая не может справиться с годовалым ребенком? — бушевал Николас.

— Ну, например, такой была ваша жена, милорд, — не осталась в долгу пожилая нянька. Угол ее тонкогубого рта чуть приподнялся с одной стороны, как крысиный хвостик.

Он рванулся к ней, и на какой-то ужасный момент мне показалось, что его охватила безумная и необузданная ярость, именно та, что дала пищу самым невероятным слухам, гуляющим от Малхэма до Кейли.

— Милорд, — сказала я решительно, стараясь предупредить грядущую безобразную сцену. — Вашему сыну нужна помощь… Надо позаботиться о нем…

Все молчали, в комнате было слышно только хныканье маленького Кевина.

— Милорд? — позвала я чуть тише.

Он стремительно повернулся ко мне и некоторое время смотрел на меня с недоумением, словно не понимая, что я здесь делаю.

С чувством облегчения я заметила, что бушевавший в нем гнев теперь уступил место беспокойству. Опустившись на колено, Николас кончиками трясущихся пальцев отвел прядь волос с лобика ребенка.

— Это только царапина, — заверила я его.

— Да, только царапина, — согласился он, — но пусть мой брат осмотрит мальчика. Возможно, придется наложить несколько швов. Он протянул руки к ребенку. — Пойдем, сынок, мы тебя приведем в порядок, помоем и полечим.

Я неохотно выпустила мальчика, чуть прикоснувшись губами к ранке у него на лбу.

Ребенок зарылся личиком в рубашку отца, и вся ярость, искажавшая черты Николаса, уступила место облегчению. Его плотно сжатые губы раздвинулись в улыбке, глаза светились любовью.

Зрелище это просто потрясло меня. Я отвела глаза, чувствуя себя совершенно опустошенной. Из этого состояния меня вывел голос молодой служанки: — Меня зовут Матильда Маджилкатти, мэм. Его милость распорядился проводить вас в вашу комнату. У вас есть с собой какие-нибудь вещи?

Глаза служанки приветливо улыбались мне, и я ответила ей улыбкой. Она была высокая и полная, добродушная и жизнерадостная.

— Я оставила вещи в «Краун-Инн», — сказала я. — Я не рассчитывала…

Она махнула рукой:

— Не беспокойтесь, мэм. Мы обо всем позаботимся. Старик Джим пошлет за ними кого-нибудь из слуг или сам их доставит. Для него это будет поводом выпить в таверне на обратном пути. Что— то я совсем заболталась… Прошу следовать за мной.

Наше путешествие в комнату оказалось довольно долгим.

— В Уолтхэмстоу около ста комнат, — похвасталась Матильда. — А пользуются, дай Бог, всего дюжиной. Остальными, наверное, не пользовались уже сто лет. Некоторые не проветриваются десятилетиями. Да и причины-то нет ими пользоваться. Для нас, слуг, будет просто несчастьем, если хозяева решат открыть их для экскурсантов. Хлопот с ними не оберешься — придется мыть да чистить целыми днями. Я слышала, что во многих из них сыро, как в погребе. Меня дрожь пробирает, как об этом услышу. — Слова сыпались из уст болтливой служанки как горох. — Говорят, что старик Генрих Восьмой спал в какой-то из этих спален. Ну, это было тогда, когда он взбесился и отправил в рай всех проклятых католиков. Я готова держать пари, что негодяй спал и видел во сне колоду, с которой голова королевы Анны упала в корзинку.

Коридор, как, впрочем, и все остальные помещения особняка, был освещен очень скудно. Если бы не моя провожатая, я бы давно заблудилась. Не теряя из виду белый чепец, я почти ощупью пробиралась за служанкой. Чепец маячил впереди.

Матильда чуть замедлила шаг и указала коротким пухлым пальцем на коридор, примыкавший к тому, по которому мы с ней шли.

— Апартаменты доктора. У него отдельный вход из восточной части сада. Поэтому мы не видим, как он входит и выходит. Иногда он принимает здесь пациентов. Видите ли, мэм, мы там не убираем, потому что там у него творится черт-те что! Тиги… — Матильде не удалось справиться с трудным словом.

— Тигли? — подсказала я.

Карие глаза служанки округлились и с изумлением уставились на меня.

— Ну! Какая вы, однако, умница! Именно это я и хотела сказать. И, кроме того, там… пе-ре…

— Перегонные кубы?

— Да, — вздохнула девушка, — они самые. Мы еще раз повернули, потом поднялись по лестнице на несколько ступеней. И снова Матильда жестом указала мне на ответвления коридора и дала пояснения:

— А это комнаты мисс Адриенны. Теперь она, наверное, спит. Миледи это называет «сном ради красоты», и до ужина ее нельзя беспокоить. Она только и делает, что ест, спит и жалуется, что доктор и его милость погубили ее жизнь.

• Предыдущая
• 6/74
• Следующая