Орел девятого легиона - Сатклифф Розмэри - Страница 29
- Предыдущая
- 29/55
- Следующая
В песенке было еще много куплетов, перечислялись все девушки, которых герою песни довелось целовать в различных уголках империи, но в тот момент, когда Марк решительно шагнул к двери, а Эска нагнулся, оттаскивая в сторону терновник, свист прекратился и голос – хриплый, странно медлительный, задумчивый, как будто мысли певца были обращены внутрь себя и в прошлое, – пропел сразу последние куплеты:
Завернув за угол барака, они вдруг очутились лицом к лицу с певцом. Марк и сам не знал, что или кого он ожидал увидеть. Быть может, пустоту, и это было бы хуже всего. Но то, что он увидел, приковало его к месту от изумления: человек (да, человек, а не призрак) стоял перед ними и держал под уздцы лошадь в грубой попоне; он был типичным образчиком татуированного народа, среди которого Марк прожил это лето.
Незнакомец при виде Марка и Эски остановился и настороженно уставился на них, вздернув голову, как олень, почуявший опасность. Охотничье копье он держал наперевес, словно для атаки. Минуту они разглядывали друг друга в тусклом утреннем свете, затем Марк заговорил. Он уже неплохо владел диалектом северных племен.
– Я вижу, охота была доброй, друг. – Он указал на тушу молодой косули, переброшенную через спину лошади.
– Не слишком плохая, но бывает лучше, – отозвался незнакомец. – Лишнего мяса тут нет.
– У нас есть с собой пища, – продолжал Марк. – У нас также разведен костер, и если ты не расположен развести свой огонь или есть мясо сырым, мы предлагаем тебе разделить с нами нашу трапезу.
– Зачем вы здесь, в Трехгорье? – подозрительно спросил тот.
– Мы тут заночевали. Мы не знали, далеко ли до ближайшей деревни, и, видя, что надвигается дождь, рассудили, что лучше остановиться на ночлег здесь, чем на открытых местах. Разве Трехгорье не принадлежит всем? Или оно собственность только ворона, или ящерицы, или же твоя?
Человек ответил не сразу, медленно и нерешительно он перевернул копье острием вниз, как держат его в знак мирных намерений.
– Должно быть, ты – Целитель больных глаз? Я слыхал про тебя, – сказал он наконец.
– Да, это я.
– Хорошо, я присяду к вашему костру.
Он обернулся и свистнул, и тотчас же на свист примчались, продираясь сквозь папоротник, два быстроногих пятнистых охотничьих пса.
Мгновение спустя все трое очутились опять в прежнем укрытии. Небольшую косматую лошадку, освобожденную от ноши, привязали снаружи к упавшей балке. Эска бросил на красные угли березовую ветку. Серебристая кора почернела, вспыхнула, и тогда Марк повернулся, чтобы получше разглядеть незнакомца. Это был человек средних лет, худой, мускулистый, глаза его настороженно, как бы украдкой, выглядывали из-под шапки спутанных жестких, с проседью волос, похожих на шкуру бобра. На нем была только юбка цвета охры, все тело и руки его покрывали полосы татуировки. Даже на щеках, на лбу и на крыльях носа виднелись синие волнистые линии и треугольнички. Собаки принялись обнюхивать тушу косули, лежавшую у ног хозяина, и когда он нагнулся и отогнал их, огонь костра озарил необычной формы шрам у него между бровей.
Эска присел на корточки и закопал в горячую золу еще несколько полос копченого мяса, а затем сел, положив руки на колени, а копье неподалеку, и стал исподлобья разглядывать незнакомца. Тот опустился на колени перед распростертой косулей, уже выпотрошенной раньше, и принялся свежевать ее длинным охотничьим ножом, который он вытащил из-за сыромятного ремня на поясе. Марк тоже рассматривал его, хотя и не столь откровенно. Он был в недоумении. Человек этот ничем не отличался от своих соплеменников, и однако же он пел «Я целовал девчонку в Клузии» на хорошем латинском, и когда-то, много лет назад, если судить по заросшему шраму, его посвятили в степень Ворона Митры.
Конечно, он мог подхватить песню у легионеров, которые стояли тут раньше, он был немолод. А у Митры находились последователи в самых неожиданных местах. Но если сопоставить и то, и другое, то все это выглядело, по меньшей мере, необычно, а именно необычное Марк искал все лето.
Охотник отвернул большой лоскут кожи на боку и бедре косули, потом отрезал несколько толстых ломтей мяса, а бесформенный кусок с шерстью швырнул собакам, ждавшим возле. И пока они дрались за этот кусок, с рычанием терзая его клыками, он поднял остальную тушу и перекинул ее через полусгнившую балку, где собаки не могли ее достать. Потом он закопал в горячую золу отрезанные для себя ломти, вытер жирные руки о юбку и, присев на пятки, стал пытливым взглядом всматриваться в лица путников, как будто пытался разгадать видевшуюся ему там загадку.
– Спасибо за жар вашего костра, – сказал он уже не таким грубым тоном. – Сдается мне, я мог перевернуть копье и раньше. Только я не ожидал никого тут встретить, в Трехгорье.
– Охотно верю, – ответил Марк.
– Что и говорить, столько лет прихожу сюда охотиться и ни разу не встречал здесь людей.
– А теперь встретил сразу двоих. И раз уж мы делим один костер, не мешает узнать имена друг друга. Я – Деметрий из Александрии, путешествующий глазной лекарь, как ты уже знаешь, а это мой товарищ и копьеносец, Эска Мак Куновал из племени бригантов.
– Носителей синего боевого щита. Может, ты и слыхал – если не про меня, то про мое племя, – весело подхватил Эска, и его белые зубы блеснули на смуглом лице.
– Да, я слыхал про твое племя… кое-что, – ответил охотник, глядя на огонь сощуренными глазами, и в голосе его Марку послышался намек на мрачную усмешку, хотя на суровом лице не было и тени улыбки.
– А я зовусь Гверн, охотник, как сами видите. Моя усадьба лежит в одном дне пути к западу. Сюда я захожу поохотиться, в орешнике водятся жирные олени.
Все трое надолго замолчали. Почти рассвело, собаки ворчали и возились со своим куском. И тут Марк, строгавший от нечего делать прутик, начал тихонько насвистывать мелодию, так удивившую его час назад. Наблюдая уголком глаза, он убедился, что Гверн вздрогнул и бросил на него быстрый взгляд. Марк продолжал какое-то время обчищать кору с прута и насвистывать, а потом, словно занятие наскучило ему, бросил прут в огонь и поднял голову.
– Где ты подобрал эту песню, друг Гверн?
– Где, как не здесь? – Лицо Гверна в один миг приняло тупое выражение, но Марк подозревал, что на самом деле тот лихорадочно соображает. – Когда тут была римская крепость, тут много пелось римских песен. Этой я выучился у одного центуриона, он брал меня охотиться на кабана. Я был тогда совсем мальчишкой, но память у меня хорошая.
– А научился ли ты заодно и другим латинским словам, кроме слов песни? – Марк неожиданно перешел на латынь.
Охотник хотел было ответить, запнулся и искоса взглянул на Марка из-под насупленных бровей. Затем заговорил на латыни очень медленно, как человек, который выуживает из памяти слова давно забытого языка.
– Я помню несколько слов, какие употребляют солдаты. – Он снова перешел на кельтский. – А откуда знаешь песню ты?
– Мне доводилось заниматься своим ремеслом в городах, где стоят гарнизоны и водятся не только дикие кабаны, – ответил Марк. – Я неплохо запоминаю мелодии.
Гверн нагнулся и охотничьим ножом перевернул жаркое.
- Предыдущая
- 29/55
- Следующая
