Новенький - Сатклифф Уильям - Страница 17

• Предыдущая
• 17/40
• Следующая

– А что потом?

– В смысле – что потом?

– А что потом – что вы будете делать?

– Ох, ради бога, не будь таким обывателем. (Она начинала надо мной измываться.) “Что потом” и так превратило мою жизнь в кошмар.

Я притворился, что не понял.

– Что потом превратило вашу жизнь в кошмар?

– Нет – “что потом?” превратило мою жизнь в кошмар.

– Что “что потом?” превратило вашу жизнь в кошмар?

– Да нет – “что потом?”. Из-за вопроса “что потом?” я всю жизнь занималась такой скукотищей.

– Понятно. “Что потом?” превратило вашу жизнь в кошмар.

– Именно.

– Но что вы будете делать, когда из Китая вернетесь? – Я нарочно ошибся. – На что будете жить?

– Из Индии, а не из Китая.

– Но на что будете жить? Как же учеба Барри?

– О господи! – закричала она. – Что ж ты такой старичок?

И вот тут мое сочувствие испарилось. Мало того, что она украла у меня лучшего друга. Эта морщинистая старая девка теперь мне же заявляет, что ястаричок. Это уж слишком. Просто, черт возьми, ни в какие рамки. Я глубоко вздохнул и попытался успокоиться. “Хорошо, – подумал я, – смотри, дряблый климактерический ошметок, я тебе сейчас покажу, кто тут, блин, старичок...”

Я вежливо улыбнулся:

– Сколько вам лет было в шестидесятых? – спросил я.

– А что?

– Вам было двадцать с чем-то, правильно? – Да...

– Вот, наверное, безумное было время.

– Ну... да, в некотором роде.

– Вы слушали “Битлз”?

– Да – их все слушали.

– Живьем они небось великолепны были.

– Живьем?

– Живьем. Ну, на концерте.

– А. Живьем. Ну, если честно, ни на один концерт я так и не попала. А с чего это ты?..

– Так. А под кайфом – наркотики там, или еще что?

– Да нет.

– Катались с хиппи в Индию? Проходили полицейские кордоны в Марракеше?

– Нет.

– Может, занимались любовью в Гайд-парке под кислотой?

– Нет.

– Или, может, случайно так, изо всех сил готовились сдавать современные языки в Кембридже?

– Ну... э... Вообще-то, кое-что другое тоже иногда случалось.

Неплохо.

– Какая у вас степень? – спросил я.

– Бакалавр.

– В Кембридже?

– В Кембридже.

– Какого года выпуск?

– Шестьдесят пятого.

– Понятно. Еще полдесятилетия оставалось. А в шестьдесят седьмом – “лето любви” и все такое?

– Лето шестьдесят седьмого. Гм... я тогда... только поселилась в первом доме, в Финчли.

– С мужем?

– С мужем.

– Который тоже из Кембриджа?

– Который тоже из Кембриджа.

– А у него какая степень?

– Бакалавр.

– А факультет?

– Экономика.

– А потом?

– Работа.

– В Сити?

– В Сити.

– А вы в это время сидели с... – Да.

Повисла неловкая пауза. Тут заговорил Барри:

– Мне кажется, это хорошо – наверстать упущенное.

Повисла вторая неловкая пауза.

Эта женщина – район психологического бедствия. Я должен спасти от нее Барри. Ради него самого. Я сканировал собственные мозги в поисках подходящей лжи.

– Кроме того, – сказал я, – вы не можете поехать летом собирать фрукты, Барри. Потому что мы договорились.

– О чем договорились?

– Договорились. Ну, ты же помнишь – в тот день. – Требовалось выдумать что-то удачное.

– Какой день?

– Тот. Ну, ты же помнишь – в том месте. – Получалось не ахти.

– Каком месте?

– В том. Ну... в Лондоне. – Он скоро сдастся.

– Где в Лондоне?

– Посреди Лондона. Ну, знаешь – в Вест-Энде.

– Что?

– Ну ты же помнишь. Мы в тот день после кино шли по Лестер-сквер и заключили договор, что в июле вместе поедем на месяц в Европу, а потом пошли в паб, ты надрался и вырубился.

Как замечательно, что Барри лишь смутно знаком с концепцией лжи.

– Ты уверен?

– Разумеется, блин, я уверен. Ты что, забыл? Я уже билет себе купил.

– О нет.

– Как же ты мог о таком забыть? Господи, Барри, какой же ты эгоист иногда.

– Прости, Марк. Из головы вылетело. Я, наверное, слишком надрался.

– И только из-за того, что ты однажды напился, я теперь должен целое лето слоняться по Европе в одиночку. Ну и урод же ты, Барри.

– О нет. Прости, правда. Мэгз, что мне делать? Она подняла глаза. В них стояли слезы.

– Поезжай. Я куплю тебе билет. Марк прав – мне нужно время, чтобы все обдумать. Месяц в одиночестве пойдет мне на пользу. Мне нужно найти адвоката, чтобы разобраться с мужем. Нужно что-то придумать с детьми. И я еще не сказала родителям, что натворила. О господи, не жизнь, а бардак. Я какая-то неуправляемая. Идиотка.

Она заплакала. Она плакала громко, мокро и долго, так что я ушел.

Бедняга Барри.

Прежде мне и в голову не приходило отправиться в Европу, но теперь, когда все получилось, я решил, что это неплохая идея. Я всегда считал занятием несерьезным – таскаться по европейским столицам без денег и в ступоре. Но сейчас сам вознамерился это предпринять, и мне даже показалось, что это забавно.

Придется сначала найти работу, но если я проработаю июнь, будет чем оплатить июльский отпуск. Отличный вышел день, целое лето получилось само собой, почти без всяких усилий.

Я чувствовал себя немножко виноватым за то, что сделал с миссис Мамфорд, но... э...

В том семестре произошло событие, захватившее воображение учеников, – тренировочные выборы, организованные мистером Райтом и отражавшие выборы в реальном мире. Каждый ученик получал возможность голосовать, каждую партию возглавлял младший шестиклассник. В предвыборную кампанию в школьном зале разыгрывались дебаты в стиле “времени запросов”<Время с 14.45 до 15.30 с понедельника по четверг, которое на заседаниях палаты общин отводится для ответов кабинета министров на вопросы членов парламента.>, а выборы должны были состояться в самом конце семестра, за несколько недель до настоящих.

Поначалу все этой идее сопротивлялись, исключительно потому, что мистер Райт – большое начальство, но после вялого старта предвыборная лихорадка постепенно захлестнула всю школу. Лучшие партийные лидеры отправляли представителей в младшие классы и устраивали политические собрания на игровых и спортивных площадках.

Ко дню “времени запросов” предвыборная гонка свелась к двум кандидатам. Поддержка масс распределялась почти пополам между Партией Паиньки-Полупчелы и движением “Деза в презы”. Партия Гвоздики страдала от классического синдрома третьей партии. У лейбористов, консерваторов и либеральных демократов тоже имелись представители, но их с трудом узнавали в лицо.

В последние минуты перед большими дебатами случились мерзкие потасовки между сторонниками Полупчелы и Деза, и в результате одному парню пришлось идти в медпункт.

На трибуне Партия Паиньки-Полупчелы отлично выступила, убедительно защищая право всех полузверей (не только полупчел) на жизнь без угрозы дискриминации. О расширении сферы деятельности оповестили в последнюю минуту в политическом заявлении, которое вызвало одобрительный рев сторонников.

Движение “Деза в презы”, наоборот, мало что могло предложить с точки зрения политики и страдало всеми недостатками обыкновенного культа личности. Культ этот, кстати, возник вокруг старшего шестиклассника, знаменитого тем, что четырежды проваливал экзамены по английскому в пятом классе, обладал идиотским именем и вообще был совершеннейшим болваном. Дез, как и предполагалось, так и не понял, что движение “Деза в презы” опускает его по полной программе, и наслаждался своими выступлениями, радуясь, что оказался в центре всеобщего внимания. У него беспрестанно клянчили автографы, а на любом политическом мероприятии приветствовали овацией стоя. Справившись с недоумением по поводу невесть откуда взявшейся президентской кампании, он обзавелся великолепной манерой полуулыбаться или с ложной скромностью помахивать рукой в знак того, что узнает своих последователей. Дез постепенно осознавал себя героем-революционером, что, с моей точки зрения, придавало кампании “Деза в презы” чрезвычайную глубину, несмотря на несомненную слабость политики партии. Я сам, например, был с головы до пят сторонником “Деза в презы”.

• Предыдущая
• 17/40
• Следующая