Двенадцать раундов войны - Самаров Сергей Васильевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/36
• Следующая

Сейчас постель была пуста, и Джабраил сам себя спрашивал, а не предал ли он этого человека. Он не хотел быть предателем даже в глубине души. Да, он избавился от Гойтемира Габисова, да, он не стал брать его с собой под пули, а послал напрямик между сопками. Там пули не должны были летать. Куда тот мог выйти? Мог, конечно, если бы постарался, выйти и к месту боя. Но для этого требовалось продираться через такой густой лес, что от праздничного халата имама остались бы одни тряпки. По большому счету, амир Уматгиреев думал, что нытик и вообще слабый духом человек не пожелает продираться через заросли и остановится на первых десяти метрах пути и вернется. Но имам не вернулся на их тропу, иначе они встретили бы его при отступлении. Куда же он делся? Может, попал в руки к федералам? Это неизвестно. Но можно ли считать предательством то, что Джабраил не взял имама с собой под пули? Может быть, он спас его этим! Пуля не выбирает, в кого ей попасть. Она просто убивает человека. И безразлично пуле, амир это, или имам, или просто гранатометчик джамаата. А там, без соседства вооруженных людей, имам был в большей безопасности, чем рядом с ними. Даже если он и попадет к федералам, имам не настолько глуп, чтобы сразу признаться в своих связях с «Аль-Каидой». Ведь так легко отговориться: шел по дороге. Имам – человек не военный. Испугался звуков боя. Обошел стороной. Кто и по какой причине сможет обвинить Гойтемира Габисова? Кто вообще решится обвинить в чем-то имама? Нет, со стороны Джабраила предательства не было. И не мог он искать его там, не мог ждать, потому что на нем висит ответственность не за имама, а за жизни молодых моджахедов его джамаата. Каждый из них верит и своему амиру, и в своего амира. И их подводить нельзя!

Размышлять и копаться в самом себе можно было бы бесконечно и без определенного результата. Однако сейчас требовалось действовать. И без того сегодня джамаат потерял гранатометчика Икрама Лорсанукова. Возможно, потерял Мовсара Назарбекова и Насухана Оздемирова. Это слишком большие потери для одного дня. Не хватало еще и часового потерять.

Джабраил встал и посмотрел на часы. Время уже приближалось к пяти утра. Значит, он все же уснул на какое-то непродолжительное время. Одевшись в сухую теплую одежду, амир вышел в общий зал. Там все спали. Будить кого-то он не хотел. И без того его моджахеды сегодня устали. Но был еще и дежурный около входа, которому спать не положено. Джабраил прошел к выходу.

Дежурный при приближении амира встал.

– Когда у нас смена часового?

– Через двенадцать минут, амир. И часового, и меня сменят. Разбудить сменных раньше?

– Не надо. Пусть спят. Сбегай на внешний пост, позови сюда часового. Если по нашим следам идут, преследователи могут иметь снайперскую винтовку с ночным прицелом. Пусть спрячется в бункере. Все здесь спрячемся. Не нашли раньше, не найдут и сейчас. Беги, я за тебя подежурю.

Сбегать на внешний пост – пять минут туда, пять минут обратно. Часовой успеет вернуться до того, как придется будить следующую смену. Потому Уматгиреев и не стал спрашивать, кого нужно поднимать.

Прошло двадцать минут, но часовой не возвращался.

Джабраил все понял, закрыл на задвижку вход и прошел в общий зал.

– Джамаат, тревога! Всем подготовиться к бою…

– Подгоните ко мне имама. Пусть посмотрит…

Приказ шепотом передали по колонне. Подгонять имама уже не требовалось. У него уже не второе, а четвертое или пятое дыхание открылось, и он, покосившись на стволы автоматов, которые так больно бьют под ребра, вприпрыжку заскакал в начало колонны к подполковнику Калужному.

– Сколько тебе лет? – критически глянув на задыхающегося Гойтемира Габисова, спросил комбат.

Имам сознался.

– Ты на восемь лет моложе меня. Что так задыхаешься? Куришь, что ли?

– Как можно! Я – имам. Имаму курить нельзя. Раньше, когда имамом не был, курил. Много курил. И спортом никогда не занимался, и в спецназе не служил. Служил два года в стройбате. Потом, когда имамом стал, и курить бросил, и пить бросил. У меня просто спортивной подготовки нет.

– Ладно. С нами немного потренировался, уже завтра будешь как новенький. Сейчас скажи нам, куда идти. Путь, отмеченный на карте, давно закончился. Идем по следам. А следы заметает. Да и не остается их на камнях. Показывай, куда идти.

– Идти нужно все время вдоль горного массива, и так до самого ущелья.

– Не отставай, – сурово приказал Березкин. – Идешь сразу за головной группой. Ущелий здесь несколько. В какое нужно свернуть, узнаешь?

– Узнаю… – твердо пообещал имам.

Колонна двинулась дальше.

Впереди попался узкий проход между двух скал. Проход был устлан плоскими, неровно лежащими камнями. Старший лейтенант поднял руку, призывая всех к вниманию, и остановил колонну.

– Мы здесь проходили, – сказал Габисов, узнавая место. – У меня здесь, помню, нога подвернулась. Потом еле двигался. Шагать было больно.

– Может, и сейчас тебя запустить? – спросил Березкин.

– А что? – не понял имам. – В чем проблема?

– В том, что в таком проходе любой дурак захочет «картошку посадить», – ответил за старшего лейтенанта подполковник Калужный.

– Картошку? – не понял имам, мало знакомый с терминологией.

– Которая взрывается, если не так наступишь. Обходим скалу стороной. Там есть проход?

– Не знаю, – признался имам. Мы здесь шли.

– Сергей Ильич, проверь.

Легкий на ногу Березкин обежал вокруг нескольких скал и через полторы минуты оказался по другую сторону прохода.

– По камням обойти легко. Только попросите имама ногу не подворачивать. Нести его будет некому. Просто пристрелим, чтобы не мучился, и все.

Колонна быстро двинулась вокруг скопления скал. Обошли по крупным камням без проблем. Лишь в нескольких местах пришлось придерживаться за скалы руками, чтобы между камнями не провалиться, а в одном месте пришлось перепрыгивать через широкий ров, образованный, видимо, весенним стоком талой воды. Имам очень не хотел, чтобы его пристрелили, и потому шел старательно, выбирая место, куда поставить ногу.

Когда комбат оказался рядом с Березкиным, старший лейтенант спросил:

– На всякий случай проверить?

– Только осторожно, чтобы не пришлось взрывать.

– Я руками не полезу, только подсвечу.

Сергей Ильич шагнул вперед, встал на колени и стал подсвечивать тактическим фонарем под подозрительно лежащие камни. Со стороны можно было подумать, что он намеревается стрелять под эти камни, поскольку фонарь был закреплен параллельно стволу. Но командир взвода быстро выпрямился.

– Что там?

– Или у Уматгиреева где-то рядом целый склад гранат, или он совсем разоружил свою банду. Только с одного края я насчитал шесть штук. А сколько же их там вообще!

– Бандиты просто устали и старались избавиться от лишнего груза, – сделал вывод подполковник Калужный. – Как-никак, шестьсот граммов каждая. Имам, у Уматгиреева большой запас гранат в бункере?

– Всего – не знаю. Знаю только, что, когда мне делали кровать, под доски подложили три ящика с гранатами. Я сначала боялся спать, потом мне сказали, что они без этих… Без фитилей…

– Без запалов. Это понятно. Запалы в отдельных металлических банках хранятся. Но в том же ящике. Пинка ящику дать, могут и взорваться. Правда, только запалы…

– Три ящика – это шестьдесят гранат, – констатировал Березкин. – Хороший арсенал. Однажды мне жаловался один бандит, что у них на всю банду было две гранаты. Значит, Джабраил капиталист, богатым запасом обладает.

– Он когда-то обчистил полицейские склады, – объяснил Калужный. – С тех пор, наверное, не бедствует. Что там, опять кто-то бежит?

Вопрос был обращен к снайперу, который снова встал на одно колено и не «рыскал» стволом по горизонту, а смотрел в одну точку. Выстрел прозвучал негромко. Снайпер после выстрела перевел дыхание.

– Стоял кто-то. На невысокой скале. Смотрел в нашу сторону. Может, звук услышал или свет фонариков различил.

• Предыдущая
• 33/36
• Следующая