Охота на крылатого льва - Михалкова Елена Ивановна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/63
• Следующая

Эта стена выходила на задний двор, огороженный высоким забором. В углу белела скромная маленькая калитка. Вика дорого бы отдала за то, чтобы сейчас оказаться возле нее. «Всего лишь второй этаж!» – с тоской думала она, оценивая расстояние до земли. Но по метрам выходило, что лететь, вздумай веревка оборваться, как с четвертого.

Страшно ей не было. Когда-то Вика боялась высоты, но в старших классах вместо физкультуры школьникам разрешили выбрать секцию скалолазания. Два года занятий излечили ее от начинающейся фобии.

Бенито размотал кольца и сел на подоконнике, свесив ноги наружу.

– Ты! – он ткнул пальцем в сестру. – Живо!

И тут Вика, почти уверившаяся в том, что спасение близко, поняла, где главное препятствие плану Бенито. Девушка попятилась, расширенными от ужаса глазами глядя на брата.

– Алес! – яростным шепотом заорал Бенито. – Сейчас не время!

Она замотала головой. Сальные волосы упали на искаженное страхом лицо. «Еще немного – и закричит», – поняла Вика.

Осознал это и Бенито. Он подбежал к Алес, обнял ее, забормотал что-то утешительное, но во взгляде его была злость.

– Говорил же, у нее птичий помет в голове! Она боится смотреть вниз. Спускайся сама!

– А как же ты?

Он выразительно показал на сестру и скривился. Мол, делать нечего, из-за чертовой дуры весь план чертям под хвост.

– Калитка открыта, – шепотом инструктировал он. – Дальше проход между домами. Выберешься – увидишь лодку…

– Все, хватит! – оборвала его Вика. – Я никуда не пойду.

С бешено колотящимся сердцем она отодвинулась от подоконника и скрестила руки на груди.

Бенито обрушился на нее с ругательствами, которые возымели бы больший эффект, если бы были произнесены в полный голос. К тому же Вика не настолько хорошо знала эту область итальянского, чтобы понимать все, что он говорит.

Дождавшись небольшой паузы, она перебила:

– Эти люди ищут меня! Не найдут и будут очень сердиты на вас. Ты это понимаешь?

Судя по лицу Бенито, он отлично все понимал.

– Или уходим все, или не уходит никто, – твердо сказала Вика. Внутри тоненький голосок пищал, что она дура, что она обязана позаботиться о себе ради детей и бросить этих двоих, как балласт, но Вика сейчас прислушивалась к совсем другим звукам.

Кажется, обыск внизу закончился. Кто-то поднимался на второй этаж.

– Бенито, веревка может выдержать двоих?

Он покачал головой.

Вика стиснула кулаки. Думай, думай! Вот девочка, которая боится высоты, вот один шаг до спасения… Что можно сделать?

– Бенито! Она боится смотреть вниз. А вверх?!

Как ни поразительно, он понял ее сразу же. Оттолкнув сестру, кинулся к подоконнику, подцепил веревку, раскрутил, как лассо, и забросил наверх. Перед оконным проемом закачалась веревочная петля.

– Алес, пошла! – шепотом заорал Бенито. – Давай же, тупая ты корова!

Тощие ноги в пижамных штанинах скрылись наверху. Бенито подсадил Вику, и она принялась карабкаться, обдирая руки об узлы и проклиная дуреху, которая согласна была лезть вверх, но боялась спуститься вниз.

К счастью, до крыши было близко. Перевалившись через край, мокрая как мышь Вика увидела, за что зацепилась спасительная веревка, и похолодела.

Палка, привязанная к ее концу, сейчас торчала между двумя столбиками балюстрады, подергиваясь от рывков. В любой момент она могла выскочить. Вика схватилась за нее и держала, пока над крышей не показалось красное от натуги лицо Бенито.

Они в четыре руки выбрали веревку наверх. Если бы кто-то высунулся из окна, их раскрыли бы тотчас: веревка поднималась от крюка по стене, похожая на экзотическое растение с толстым стеблем. Затаив дыхание, Вика и Бенито ждали, не появится ли под ними чья-то макушка. Алес бесстрастно, как божок, уселась посреди ровного прямоугольника крыши и, кажется, задремала.

Две минуты.

Пять.

Десять.

А потом до них донесся самый прекрасный звук, который только могла представить Вика в эту минуту: шум заведенного мотора.

Лодки уходили.

– Я гляну, сколько их, – шепотом сказал Бенито и, пригнувшись, побежал к противоположному краю.

Когда он вернулся, на лице его играла довольная ухмылка.

– Лодки забиты под завязку. Значит, уехали все. Боялся, они оставят тут кого-нибудь.

Вика закрыла глаза. «Уехали все. Слава богу!»

Она опустилась на нагревшуюся за день крышу. Вернее, ноги сами подогнулись, и волей-неволей пришлось сесть.

– Нам все равно придется уйти, – с сожалением признал Бенито. – У меня есть одно местечко на примете… Недалеко.

– И мы им воспользуемся, как только сможем уговорить твою сестру спуститься отсюда, – закончила Вика.

Уже в венецианском аэропорту выяснилось, что Илюшин несколько переоценил свои способности к языкам. Возле стойки такси Сергей с легкой оторопью наблюдал, как его друг отчаянно жестикулирует (Бабкину пришлось отойти подальше, иначе в Венецию он приехал бы с фингалом под глазом), сыплет фразами вроде «леминато-крещендо-примо-аллоре-кварта» – и не имеет ни малейшего успеха. Судя по скептическому выражению лица дамы за стойкой, все, что говорил Илюшин, представлялось ей полнейшей абракадаброй.

Бабкину впервые довелось увидеть, как его друг терпит столь полное и сокрушительное поражение. В конце концов Илюшин сдался и перешел на английский.

– Макар, а Макар, – осторожно спросил Сергей, пока они тащились с чемоданами в порт. – Все-таки скажи, где ты учил язык?

– Со мной занимался один человек, когда мы из-за неудачного стечения обстоятельств оказались заперты вместе на некоторое время, – туманно ответил Илюшин.

Бабкин обдумал его слова со всех сторон. Стечение обстоятельств? Заперты вместе?

– Ты что, сидел? – недоверчиво спросил он.

Еще сутки назад Бабкин прозакладывал бы голову, что Макар никогда не был в тюрьме. Но после хора в Доме культуры железнодорожников Сергей готов был пересмотреть многие свои убеждения насчет друга.

– Боже упаси.

– Тогда что это за обстоятельства?

– Серега, это не очень интересная история.

«Да неужели?» – сказал про себя Бабкин. Когда кто-то говорит «не очень интересная история», это означает, что история по увлекательности может соперничать с «Тремя мушкетерами».

Колесики чемоданов стучали по плитке, и казалось, будто рядом едут два маленьких поезда.

– А ты уверен, что этот человек над тобой не пошутил? – попробовал Бабкин зайти с другой стороны.

– Не уверен, – сказал Илюшин. – В этом-то все и дело.

Пристань встретила их пронзительным гудком вапоретто. С моря дул сильный ветер. Макар вытащил из сумки длинный вязаный шарф и обмотал вокруг шеи. Шарф был болотного цвета и, по мнению Бабкина, выглядел на редкость по-дурацки. Однако удивительным образом он придавал Макару… итальянистость. Сергей в очередной раз позавидовал способности Илюшина мимикрировать под окружающую среду.

– Вон наше плавучее средство, – показал тот на остроносую, как туфля, лодку. – Идем.

Двадцать минут спустя моторка причалила возле ничем не примечательного серого здания. Внутри дом оказался удручающе похож на общежитие. Даже краснолицый старикашка на входе напоминал вахтера советского разлива.

– Мы точно по адресу? – озадачился Сергей.

Они шли по бесконечному коричневому коридору с унылыми пальмами в кадках.

– Ты был подозрительно мрачен всю дорогу, – заметил Макар, игнорируя его вопрос. – Меж тем вокруг прекрасный город, а ты не сказал о нем ни слова. В чем дело?

Тут Бабкин рассердился всерьез.

– Еще спрашиваешь! Нам здесь работать. А ты, как выяснилось, не сможешь объясниться даже с продавцом мороженого.

– Ты хочешь мороженого? – озадачился Илюшин.

Он толкнул стеклянную дверь в конце коридора. Перед ними открылся внутренний дворик, выложенный плиткой. На другой стороне дворика виднелась вторая дверь, металлическая, вокруг которой по стене расползался виноград.

• Предыдущая
• 26/63
• Следующая