Выбери любимый жанр

Американец - Злотников Роман Валерьевич - Страница 27

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Впрочем, сегодня все, похоже, тихо… И Трой рискнул налить себе порцию доброго виски. Опрокинул его в себя в три глотка и прислушался к ощущениям. Да, американский кукурузный виски — не ирландский. Его пьют не мелкими глотками, смакуя. А так, как пьют воду, как дышат… И наслаждаются. Прислушиваясь к тому, как оно «прошло».

Тьфу! Сглазил! В окно своего закутка Трой увидел, что к нему направляется Том О'Брайен. Причем угрюмый донельзя. Что было вернейшим признаком крупных неприятностей. Том, при росте шесть футов и два дюйма и весе двести двадцать фунтов,[72] о жире понятия не имел вовсе. И был лучшим бойцом его «дружины». Пойти к Трою в это время О'Брайен мог только из-за намечающейся драки. Серьезной драки, мелкие вопросы он решил бы сам. Но драки Том любил. И угрюмым он стал бы только, если драка ОЧЕНЬ серьезная.

Трой встал и несколько раз поднял и опустил тяжелый дубовый стул, чтобы прогнать из себя благодушие. И настроиться на грядущие неприятности.

Том коротко постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.

— Ну что там у тебя еще? — спросил его Трой, стараясь не выдать раздражения бесцеремонностью Тома. Тому, как лучшему бойцу, на бои которого хаживали даже «дядюшка Билл» и «сам» Элайя Мэйсон, прощалось многое. Говорят, он даже на дочку хозяина засматриваться стал…

— Этот польский ублюдок много себе позволяет! — прорычал Том.

— Какой еще «польский ублюдок»? — озадаченно переспросил Мерфи. — Один поляк? ОДИН?! И ты беспокоишь меня ради этого?

— Это не просто поляк, а новый любимчик Манхарта, инженера. А ты сам сто раз говорил мне, чтобы я не смел трогать инженеров и прочих, не посоветовавшись с тобой.

Трой отметил про себя это «не посоветовавшись», хотя у него все звучало как «не спросив разрешения». Да, похоже, у самого Троя назревают неприятности. Малыш Томми О'Брайен отрастил зубки и метит на его место. Та-ак…

— Он не поляк, Томми-бой, он русский.

— И какая разница? — угрюмо переспросил О'Брайен. — Это не делает его менее мерзким ублюдком!

— А разница, Томми, в том, что Россия — великая империя, уступающая по размерам лишь Британской. А Польша — поделена между ней и немцами… — тут он нагнулся к севшему на стул Тому, ухватил того за плечи и, почти в упор, брызгая слюной, прорычал:

— И разница между Польшей и Россией, недоумок, такая же, как между каким-то поляком и человеком, который вчера обедал у Мэйсонов. Ты хоть понимаешь, на кого наехать хочешь? Это тебе не безвестный работяга. Полиция посадит тебя, лишь только ты коснешься его пальцем.

— А мне плевать! — тут Том оттолкнул Троя обеими руками и встал. — Если он смеет так смотреть на мисс Мэри, он заслужил, чтобы его крепко проучили!

Тут Мерфи замер, просчитывая разные возможности. Прирожденный вожак, он не знал слова «аналитика», но великолепно чувствовал угрозу своему положению. Тома сейчас не остановить, это ясно. Он возьмет кучку подпевал, таких же громил. Так он и изуродует этого парня. А то и линчует. С другой стороны, если показать всем, что он удерживал Тома от этого шага, и устроить простой бокс, то максимум, что грозит русскому, — побои или сотрясение. Зато при разборке Тома наверняка ушлют куда подальше. И он, Трой Мерфи, сможет снова укрепить свою власть над общиной.

— Хорошо! — сказал он. — Ты считаешь, что он оскорбил мисс Мэри нескромными взглядами? Это серьезное обвинение. И мы устроим разбирательство. Прямо сейчас. Это будет настоящий «Божий суд», — уточнил он.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«Едва я вошел в свою комнатушку, как дверь без стука распахнулась. На пороге стояла тройка ирландских мордоворотов. „Пойдем-ка, русский! — пророкотал один из них, — тебя сам Трой Мерфи к себе требует. Срочно!“

И мне пришлось идти, как был, в костюме-тройке. Суть претензий выяснилась быстро. Том О'Брайен, самый здоровый и буйный из них, начал рычать, требуя извинений, так как я „нескромно смотрел на мисс Мэри“ и даже осмелился с ней разговаривать. Не знаю, что мне тогда стукнуло в голову, но я ответил, что жить я буду, как сам решу, и что это — „свободная страна“!

Том, этот ирландский громила, от таких слов осатанел и попытался порвать меня на части. Но Мерфи, тот самый глава ирландского „землячества“, грубо остановил его, фактически отбросив от меня. Некоторое время он расспрашивал то меня, то этого Тома, то остальных присутствующих. И позиция его была явно миролюбивой. Мол, „я не сделал ничего такого, что неприлично джентльмену“. При этих словах Том оживился. И сказал, что джентльмен всегда готов отстоять в поединке свое право ухаживать за дамой.

Мерфи и тут вмешивается. Настоял, чтобы поединок шел „без ножей“, голыми руками и вообще „по правилам“. Правила мне быстро изложили: ногами бить запрещено, ниже пояса тоже, при падении бой останавливается, ведется счет. Побежденным считается тот, кто не встал, когда медленно досчитали до дюжины или кого выбросили из круга.[73]

В общем, не успел я опомниться, как меня заставили снять пиджак, жилет и рубашку, и, голого по пояс, вытолкнули в круг».

Неподалеку от Балтимора, 21 сентября 1895 года, суббота

— А почему вы так скептически относитесь к электромобилям, Юра? — спросил Фред и принялся раскуривать трубку. Да, вопреки моде, он курил не сигары, а именно трубку. Наверное, потому, что это придавало ему дополнительный романтический ореол.

Вообще за прошедший месяц я заметил, что вопросу, какое именно впечатление он производит на окружающих, Фред Морган уделял невероятно много внимания. Он отработал открытые позы, тщательно улыбался во «все тридцать два зуба», говорить старался звонко, ходить, садиться и вставать — упруго, жесты отработал четкие и экономные… Короче все, как чуть позже приучил американцев делать Карнеги. И мужественность свою он тоже всячески подчеркивал.

Вот только меня, видевшего куда более существенно отшлифованные образцы, это только отталкивало. Какая-то недоработанность была в нем. Нарочитость. Искусственность. А подо всем этим был сам Фред. Человек, от рождения получивший все. Но ничего из себя не представляющий. Учиться ему было скучно, творчество он считал уделом обслуги, а единственное, что нравилось ему, — это блистать в обществе и руководить.

«Сынок босса» из офисных баек, причем в худшем его варианте. Потому что все, что «сынкам» иногда только приписывают, тут было, что называется «в полный рост».

Впрочем… Не мне жаловаться на судьбу. Я за свою «барщину» получил не только возможность выбраться из барака и многократный рост доходов, но и возможность, пусть изредка и бегло общаться с Мэри. И одно это уже окупало в моих глазах и затраченное время, и затраченные усилия. А ведь были и еще бонусы. «Дядя Билл» всего несколькими репликами обрисовал мне стратегические цели компании на этом строительстве, которых, к примеру, Ганс Манхарт просто не знал. Ну не думал он в таких категориях. «Не положено»! Он — инженер, и точка!

Ну и то, что, обучая Фреда, я многое узнавал о нынешнем уровне техники и экономики, тоже со счетов сбрасывать не стоило.

— Я не против, Фред, — осторожно сказал я, — но не думаю, что у них есть серьезные перспективы.

— Но почему? Они не требуют длительного времени на подготовку к езде, как локомобили. И их двигатели не так капризны, как у этих колясок Бенца…

— Да, Фред, все так. И вы еще не упомянули высокий коэффициент полезного действия электрического двигателя. Он куда выше, чем у парового движка или у двигателя внутреннего сгорания.

— Около восьмидесяти процентов! — подтвердил Морган.

— Все это так. Но есть и два недостатка. Во-первых, длительная подзарядка батарей. Долгие часы вам приходится ждать, пока экипаж будет снова готов к движению. Локомобили[74] и автомобили лишены этого недостатка.

вернуться

Около 188 см и 99 кг, для того времени — высокий рост и крупное телосложение.

вернуться

Правила боя часто отличались от боксерских, да и сам бокс отличался от нынешнего, но тут явно что-то уже переняли.

вернуться

Локомобиль — автомобиль с паровым движком. В то время их число превышало количество и электромобилей, и автомобилей, вместе взятых.