К Сибири на Вы - Городников Сергей - Страница 26

Но даже в этом, малом проявлении уважения к человеческой личности, обстановка не только не разумная, но она оказывается много худшей, чем была прежде.

Нельзя не остановиться на примерах, бросающихся в глаза своей недальновидностью. Давайте представим себе взрослеющего человека в новом восточном городе, переступившего через эмоциональный подъём первопроходца. Во–первых, человека с возрастом вообще тянет на малую Родину, к близким. А эту тягу усиливают трудности семейного обустройства в Сибири, болезни детей, плохо устроенный быт. Во–вторых, накапливаются колоссальные моральные и психологические перегрузки из‑за нелёгкого климата, непривычной природы, напряжённым характером работы. А столичные бюрократы и чиновники, словно им нечем больше заняться в тиши кабинетов, из Москвы посягают на то, что всегда было главным правом первопроходца девственных земель и поселенца на них, а именно, наименования той среды, которую он намеревался обживать. Человек, который селился в новых землях стремился перенести в них часть того, что ему прежде было важным, дорогим, тем самым, привязывая себя к новому месту дальнейшей жизни.

У нас был большой опыт уважения к первопроходцам и строителям новых городов. Героическая эпоха советской власти даёт прекрасные подтверждения этому. При одном упоминании города — Комсомольск–на–Амуре возникает образ первых пятилеток, их философия, вера в молодёжь, признание её заслуг. Целиноград — имя рождения только пятидесятых, их символ. Братск — само имя города отразило отношение к миру определённого поколения. В этих наименованиях было подлинное уважение к тем, кто их строил. Что случилось потом? Какой смысл в Сургуте, Тынде, что отражают эти ничего не говорящие для подавляющего большинства населения страны названия, словно доставшиеся из обихода царя Гороха, без времени, без признания права на творческое переименование среды своей жизни за теми, кто приехал из далёких, обустроенных краёв? Имена городов и посёлков без эпохи, без идеи, бессмысленные, как бюрократические инструкции. Die erste Kolonne marschiert rechts! Die zweite Kolonne marschiert links! Какую мысль, какую идею они могут дать обществу, архитектору, поэту, просто молодому сердцу? Такие названия не могут даваться людьми, которые их строят. Этим людям уже через подобный чиновный цинизм вбивают в подсознание отношение к ним, как к неким используемым винтикам.

Символично, что посёлок Звёздный, ставший первым на БАМе, был назван так поэтично, красиво, как бы случайно, пока чиновничья московская машина не закрутилась, не подмяла живое и человеческое под грудой кабинетныхмволично, что посёлок Звёздный, ставший первым на БАМе, был назван так поэтично, красиво, как бы случайно, пока чиновничья московская машина не закрутилась, не подмяла живое и человеческое под грудой кабинетных "высших соображений" или откровенного равнодушного произвола. Московские чиновники никак не в силах понять, что роль человеческого фактора, действительно, возрастает. Люди стремятся оставаться людьми, и молодёжь на БАМе с откровенной дерзостью называла Витим, например, Угрюм–рекой, чтобы найти в этом понятном и наполненным особым смыслом слове психологическую поддержку своему жизненному выбору. высших соображений"или откровенного равнодушного произвола. Московские чиновники никак не в силах понять, что роль человеческого фактора, действительно, возрастает. Люди стремятся оставаться людьми, и молодёжь на БАМе с откровенной дерзостью называла Витим, например, Угрюм–рекой, чтобы найти в этом понятном и наполненным особым смыслом слове психологическую поддержку своему жизненному выбору.

Значение Сибири для судьбы страны растёт, а добытое героическими делами предыдущих поколений право первопроходца на творчество подавляется, крадётся, девальвируется столичным центром, что близоруко во всех смыслах, а главное, тормозит становление современных общественных отношений, творческий рост производительности труда и, как следствие, душит то, что необходимо для прогресса страны.

В результате, мы заслуженно имеем то, что имеем. Как аукнется, так и откликнется. Массовая психология временщиков, почти только финансовые рычаги воздействия на приток работников на новостройки Сибири, стали естественной платой за цинизм бюрократической машины, особенно ставший очевидным в 70–х. Молодёжь на ударных стройках шаг за шагом лишают всего, кроме права на труд, а как раз трудиться специалист может и в тёплых краях, да и пускать корни там проще и удобнее. Энтузиазм освоения Сибири исторически пройденный этап. Поэтому уважение к человеческим чувствам, к человеческому выбору становится ценным вдвойне, втройне, — это, собственно, и значит, принимать во внимание человеческий фактор, о котором так многоголосо заговорили в последнее время. Уважение к человеческим побуждениям, а к чувствам специалистов в особенности, должно возрастать, а не деградировать – вот что значит, учитывать человеческий фактор.

7.

В научных кругах живуча притча. Сергей Павлович Королёв не разрешил проводить пешеходные дорожки возле вновь построенного исследовательского института. А вот когда сотрудники протоптали среди травы тропинки, он распорядился покрыть их асфальтом. Пусть это и не совсем так, всё же такая память об одном из самых выдающихся организаторов прорыва сложнейших научных достижений в крупное производство характерна. О многих ли из современных советских руководителей разного ранга вспомнят нечто подобное, — если вообще вспомнят? Приведённая притча о Королёве показывает, что он проявлял величайшее искусство управления коллективами, умение за сверхзадачами увидеть и поощрить творчество людей в самых обыденных житейских ситуациях. В отличие от искусства управления людьми, вульгарное администрирование не составляет труда. Администрирование для укрепления своих бюрократических позиций стремится подавить и раздавить оценку общественным мнением, оно боится общества, не может находить слова убеждения и избегает общения.

Сила удачного слова огромна. В мировой истории не мало примеров, когда удачное слово останавливало дрогнувших в сражении, воодушевляло их и бросало к победе. Мы имеем замечательную возможность, наблюдать по своей стране, к чему привело предательство слова, утеря способности убеждать мыслью, прятать политическую неспособность к общению с людьми за мощным чиновничьим и бюрократическим аппаратом. Разбудить народ к радикальной перестройке всех общественных отношений для ускорения социально–экономического развития страны можно только через возвращение силе слова его золотого содержания, возвращения ему крыльев убедительности. Гласность, перестройка — замечательные примеры раскрепощения внутренней силы слов, и они дают надежду на успех нынешней политики.

Но нигде, быть может, нет такой потребности в воодушевляющих словах, как в осваиваемых регионах Сибири, на Дальнем Востоке. Человеку там пока ещё приходится много и годами бороться за приручение первозданной природы и тяжёлого климата, а вместо духовной поддержки, его вынуждают тратить дополнительные моральные усилия на противоборство с чиновничьим произволом. Север проверяет человека на прочность, это верно. Но он же проверяет и общество, насколько оно здорово и сильно, чтобы взять бюрократию в оборот и заставить обслуживать интересы общественного развития, без которого не добиться успешного продвижения к общему цивилизованному процветанию.

Ни демократизация, ни перестройка не решат проблем страны на новом этапе её исторического становления, если не учесть вызревший кризис нашего мировоззрения в восприятии Сибири. Если мы хотим реальной демократизации, мы обязаны научиться видеть появление сибирского общественного сознания и взаимодействовать с ним, признать за ним право оказывать первостепенное влияние на формирование нового общерусского общества, достойного стать самым цивилизованным и динамично развивающимся в следующем столетии.

авг. 1986г.