Марафон длиной в неделю - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 27

• Предыдущая
• 27/124
• Следующая

Они допили коньяк, Валбицын позвонил куда-то и вызвал машину — раньше у него такой привилегии не было, и это еще раз подчеркивало, что пан Кирилл поднялся на высокую ступень в «Цеппелине».

В машине Валбицын сразу уснул, Марков растолкал его у дома и сам отвел в запущенную и грязную холостяцкую квартиру, половину прихожей которой занимали пустые бутылки.

Вернувшись домой, Марков включил приемник, поймал симфоническую музыку, обдумывая услышанное, потом составил короткое донесение, зашифровал его и только после этого пошел спать.

Завтра на рассвете он совершит традиционную утреннюю пробежку, сунет записку в тайник, а через два дня Центр получит его сообщение. Скупое и не очень ясное. Но он сделал все, что мог, а там будет видно.

Юрко остановился в подлеске на краю поляны, чувствуя, как Бобренок дышит ему в затылок.

— Схрон там... — показал на березу.

Бобренок не ответил, оглядывая поляну. Лес стоял дремучий, все время им приходилось перелезать или обходить завалы деревьев, и вдруг большая чистая поляна, а за ней — поросший кустами овраг с ручейком на дне.

Майор мгновенно прикинул: схрон оборудован со знанием дела — есть запасный выход к ручью, можно зимовать, не боясь остаться без воды. Кроме того, ручей выполнял, так сказать, и санитарные функции.

Рассвело, небо посерело, и береза на поляне четко выделялась на светлом фоне.

— Ну что? — спросил шепотом Толкунов. — Окружаем?

— Давай, — согласился майор. — Мы с тобой будем ждать здесь: ты — за дубом, я — в кустах. Юрко подведет радиста прямо сюда, он пройдет в трех метрах от тебя. Берешь его, а я буду подстраховывать и возьму Муху, если сотник тоже выйдет.

Толкунов огляделся, обдумывая предложение майора. Видно, остался доволен: кивнул не отвечая.

— А сейчас дай команду: пусть солдаты окружат поляну! — приказал Бобренок.

На грузовике из района прибыло пятеро автоматчиков из местного отдела госбезопасности во главе с лейтенантом, и майор был уверен, что диверсанты, если даже что-нибудь заподозрят, все равно не уйдут.

Толкунов двинулся, но в последний момент Бобренок остановил его.

— Ты двух автоматчиков поставь в овраге.

— Запасный выход?

— Конечно.

— Не выпустим! — Капитан исчез, и ни одна веточка не треснула под его ногами.

Он вернулся минут через двадцать, когда небо на востоке совсем посветлело. Дышал ровно, будто только что проснулся, а не продирался сквозь кусты и дебри векового леса.

— Ну, парень, давай! — тихонько подтолкнул Юрка Бобренок.

Юрко двинулся, чуть сгорбившись, словно шмайсер, болтавшийся на груди, перетягивал его. Солнце выбросило свой первый луч из-за горизонта — он запылал золотом на облаке. Юрко только взглянул на него и сразу забыл и о луче, и о березе с трепещущими на утреннем ветерке листьями, и о лесных цветах, которые мял сапогами, оставляя в росистой траве длинные полосы.

Сорока взлетела с березы, затрещала сердито, но Юрко не услыхал ее, прислонился к стволу плечом, передохнул и постучал рукояткой автомата по березе.

Стоял и прислушивался к гулким ударам собственного сердца, — кажется, все замерло: никаких звуков, даже птицы прекратили свое бесконечное щебетание.

Постучал еще раз и только тогда услышал тихий шорох под ногами.

Люк сдвинулся чуть-чуть, замер на миг и после этого открылся. На поляну выглянул заспанный Муха.

Юрко сел, снял автомат, бросил его небрежно рядом, но так, чтобы можно было дотянуться. Сказал, вздохнув:

— Спите... Будите, друг сотник, радиста, пан Харитон зовут.

Муха недовольно захлопал глазами:

— Что случилось?

— А ничего. Радиста, говорю, зовут.

— Где Харитон?

— В лесу остался.

— Как так? — У сотника проявилась врожденная осторожность. Опасливо огляделся вокруг и, не заметив ничего подозрительного, успокоился. Но приказал: — Давай в схрон.

Юрко надулся.

— Вам хорошо, всю ночь спали, а тут мотайся туда-сюда... — Однако схватил автомат и полез в схрон.

Муха зажег свечу. Стоял перед Юрком босой, в расстегнутой нижней рубашке и чесал грудь.

— Так что тебе? — спросил, будто только сейчас сообразил, что Юрко вернулся.

Парень, не отвечая, растолкал радиста, который сладко посапывал, будто спал дома на мягкой постели. Михаил сел на нарах, свесив босые ноги и протирая глаза.

— Что случилось? — спросил он. Вдруг соскочил с нар — сон с него как рукой сняло, — метнулся к Юрку, схватил его за грудки: — Где Харитон?

Парень отшатнулся.

— Вас зовет, — объяснил.

— Где он?

— В лесу остался, версты за четыре отсюда.

— Почему сам не пришел?

— А у него и спрашивайте. Я что — приказывать ему могу? Говорит: позови Михаила с рацией. А мне что? Я и пошел звать.

Радист посмотрел недоверчиво.

— А почему он в лесу остался? — спросил он.

— Устали они. Говорят: зачем мне возвращаться, если потом опять от схрона надо отходить. Легли в кустах поспать, а меня послали. Я так думаю, — усмехнулся ехидно, — пан Харитон набаловались с той мельничихой, всю ночь не спали, ну, и решили отдохнуть.

Упоминание о мельничихе оказалось кстати — Муха засмеялся и сказал с завистью:

— Я вам скажу: от такой женщины и я бы не отказался. Хороша мельничиха, с ней не соскучишься, она из тебя все вытянет, даже душу...

Радист зевнул, сел и стал обуваться. Юрко пристроился напротив него, попросил Муху:

— Дайте, друг сотник, чего-нибудь поесть, а то кое-кто и развлекался, и ужинал, а других — на сеновал спать...

— Начальство! — не то похвалил, не то обругал Муха. — Начальство, оно всегда выше, и ему надо угождать. — Он отрезал хлеба, придвинул Юрку полкольца колбасы. — А мне идти или нет? — спросил он.

Юрко успел обсудить с Бобренком и эту проблему. Выход Мухи из схрона осложнял ситуацию. Не потому, что разведчики боялись упустить кого-нибудь из двоих — были уверены в своих силах и знали, что справятся с двумя. Но радиста нужно было взять живым, обязательно живым и желательно нераненым. Сотник же, собственно, не очень интересовал контрразведку: лишний бандеровец, которые, к сожалению, еще не перевелись в лесах. Естественно, бандитов надо вылавливать, но куда ж он денется: схрон окружен, и выход у Мухи один — либо сдаться, либо пулю в лоб...

— А как хотите, друг сотник, — ответил Юрко и принялся за колбасу. — О вас речи не было.

Муха довольно потянулся.

— Тогда мы еще отдохнем. — Полез на верхние нары, лег, свесив грязные ноги. — Люк задвиньте, а то я что-то не выспался.

Наконец радист оделся. Сел к столику и тоже позавтракал хлебом и колбасой. Лениво встал, взял мешок с рацией. Сунул пистолет в карман брюк, произнес:

— Пошли!

Он полез первым, а Юрко, захватив шмайсер, — за ним. Думал: как удачно все обошлось! Вылез, задвинул люк, выпрямился, вдохнул свежего, ароматного воздуха, и голова чуть не пошла кругом. Чувствовал себя как-то напряженно, неестественно, пошел к тропинке, слушая голос какой-то птички, верещавшей на березе.

«Не к добру верещит», — подумал Юрко.

Солнце еще не поднялось над деревьями, небо прояснилось, а в лесу стояли сумерки, пахло травой и грибами. До конца поляны оставалось несколько шагов.

Прошли поляну, и Юрко зацепился шмайсером за ветку молодой осины. Отпустил, и она хлестнула радиста по лицу, тот сердито выругался и отступил на шаг, а они уже подходили к дубу, за которым притаился Толкунов.

Прошли дуб, и ничего не случилось, во всяком случае так подумал Юрко, но тут услышал за спиной крик и тяжелое сопение — обернулся и увидел, что радист уже лежит на траве и капитан навалился на него.

Радист оказался не из трусливых, ему удалось вывернуться, сунул руку в карман за пистолетом, но Толкунов перехватил ее, попытался прижать к земле — это ему не удавалось. А Юрко, словно завороженный, смотрел и видел, как радист скребет ногтями траву.

Вероятно, прошла секунда или две, Юрко все стоял и смотрел. Но вот налетел Бобренок — они вдвоем положили радиста лицом к земле, майор сел ему на голову, а Толкунов, вывернув агенту руки, связал их ремнем. Вытащил из кармана радиста пистолет. Бобренок схватил радиста за воротник. Вырезал ампулу, поднял его голову и заглянул в полные страха глаза.

• Предыдущая
• 27/124
• Следующая