Даурия - Седых Константин Федорович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/203
• Следующая

— Ты, братка, пойдешь с нами?

Роман знал, как неприветливо встречают приезжих на вечерках у них, в Мунгаловском. Прежде чем ответить, он спросил Клавку:

— А шею мне не накостыляют?

— У нас гостей не трогают, если они на наших девок не заглядываются, — рассмеялась Клавка.

— Я не буду заглядываться. Пойдем.

Вечерка была в проулке, у самой Аргуни. Большая изба, битком набитая парнями и девками, ходуном ходила от пляски. Еще подходя, Роман услышал, как выбежавшие на минутку из избы девки пели на высоком крыльце частушку:

В избе было душно и дымно. Длиннолицый, горбоносый парень в лакированных сапогах с увлечением наигрывал на гармошке залихватскую «барыню», притопывая каблуками и поматывая начесанным на брови чубом. «Барыню» плясало двенадцать пар. Парни отчаянно стукали окованными сапогами, девки кружились, размахивая платочками. Те из девок, которые не плясали, дожидаясь своей очереди, сидели друг у друга на коленях. Парни, не стыдясь, целовали их у всех на виду и дымили китайскими сигаретами. В запечье женатые казаки гвардейского роста тянули по очереди прямо из бутылки китайскую запеканку. Один икал и все время грозил кому-то угрюмым басом:

— Подожди, коршунячий твой нос… Я тебе сверну глаза на затылок.

Романа, как гостя, пропустили вперед. Клавка растолкала в переднем углу девок и усадила его.

Когда кончилась пляска, одна из девок, статная и голубоглазая, с желтой толстой косой до пояса, подошла к нему, обмахнулась платочком:

— Можно к вам?

Роман не успел ничего ответить, как девка уселась к нему на колени. «Ну и ну, — удивился он, — какая отчаянная». Ему сразу сделалось жарко.

— Откуда будете? — повернулась к нему девка, разглядывая его в упор своими голубыми глазами. Резко изогнутые золотистые брови ее сошлись у переносья, где блестела капелька пота.

— Дальний. Из Мунгаловского.

— Родня меньшовская?

— Ага, деда гостить привез.

— Рассказывай! Знаем мы вас, — улыбнулась девка, как будто бы невзначай прижимаясь к нему.

Роман немного осмелел и спросил:

— А вы чьих будете?

— Гордова.

— Звать как, ежели не секрет?

— Лена, — шепнула она, почти коснувшись губами его уха. В это время от порога подошел к ним парень в белой папахе.

— Ленка, — сказал он, — пойдем на пару слов.

— Ну тебя к богу.

— Пойдем, пойдем! — И он потянул ее за рукав, опалив Романа косым взглядом. Ленка поднялась и нехотя пошла за ним.

Когда они вышли в сени, к Роману подсела Клавка, спросила:

— Понравилась?

— Не шибко.

— Отчего так?

— Больно храбрая.

— У нас здесь все такие.

— Кто это ее в сени повел?

— Ухажер ее. Отвязаться от него не может. Такой отчаянный, такой вредный, что в момент ворота дегтем вымажет…

Роман невольно покраснел при этих словах Клавки, а она, ничего не замечая, продолжала:

— Он ей, наверно, голову мылит, что с тобой заигрывала. Только ты не робей. Как пойдем домой, я ее в сторону отзову. Бери нас под руки, не зевай. Она ведь с нами рядом живет.

Ленка вернулась из сеней явно расстроенная. Она подсела к девкам напротив, изредка украдкой поглядывая на Романа. От порога угрюмо следил за ней парень в белой папахе.

Вечерка затянулась далеко за полночь. Когда расходились, в станице кричали вторые петухи. Стожары[3], сиявшие с вечера прямо над улицей, стояли низко над сопками. По-утреннему звонко скрипел под ногами снег. На крыльце к Роману припала на минутку Клавка, шепнула:

— Подожди на лавочке у нашей ограды. Мы зараз туда прибежим.

Возле ворот, попыхивая сигаретами, стояли парни. В одном из них Роман узнал Ленкиного ухажера.

Роман незаметно расстегнул борчатку, сжал до хруста кулаки и пошел от ворот нарочито медленным шагом. Дойдя до меньшовской ограды, он присел на запушенную снегом лавочку.

Клавка и Ленка вывернулись из ближнего проулка, откуда он их не ждал. Добежали до него, принялись наперебой рассказывать:

— Он у ворот нас ждал… А мы взяли да через забор перелезли… Дворами бежали… Всех собак переполошили.

Вдруг Клавка спохватилась:

— Ой, девоньки, я телят отлучить забыла. Побегу я. А ты, Рома, проводи Ленку.

— Я и одна дорогу знаю, — усмехнулась Ленка и направилась к своей ограде.

Клавка толкнула Романа в спину:

— Беги, догоняй… Экий ты!..

Роман нахлобучил глубже на голову папаху и бросился за Ленкой. Догнал, схватил за руку и только тогда спросил:

— Разрешите?

Не вырывая руки, Ленка оглядела его насмешливыми глазами:

— Шли бы лучше спать. На улице скоро утро будет.

— Успею, — перешел почему-то на шепот Роман и услышал глухие толчки своего сердца.

— Вон вы какие, — рассмеялась Ленка.

— Да уж такой, — ответил он и, нагнувшись, поцеловал ее в щеку, от которой пахнуло на него холодком и запахом мяты. Ленка от неожиданности ахнула. Потом ехидно спросила, сбиваясь на «ты»:

— Ты это со всеми так делаешь?

— Как? — опешил Роман.

— Да так, не успел познакомиться, а полез с целовками.

— Разглядел, не бойтесь, — прижал он ее к себе. Покрытые инеем пряди Ленкиных волос щекотали ему подбородок. Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но она сильным неожиданным движением вырвалась от него и пустилась бежать. Роман кинулся за ней, но не догнал. Перед самым его носом захлопнула она решетчатую калитку, помахала ему рукой:

— До завтра…

Она дошла до дома, поднялась на крыльцо и принялась стучать в дверь, а Роман и не собирался уходить. Он думал, она шутит, и надеялся, что она вернется. В доме зажегся свет, кто-то шел открывать ей дверь. Только тогда понял Роман, что ждать больше нечего. Чувствуя себя одураченным, побрел он прочь. Но Ленка от этого показалась ему совсем другой, более желанной и менее доступной, чем он думал на первых порах.

Утром, когда Роман, накрытый с головою стеганым одеялом, спал на кровати, Лука дотронулся до его плеча, разбудил:

— Северьяныч, а Северьяныч! Вставай, а то блины остынут. Будем завтракать да на бега пойдем. Сегодня у нас китайский рысак против русского иноходца бежит. Народу соберется видимо-невидимо. За того и за другого большие деньги закладывать будут.

Бегунцы должны были бежать по дороге на льду Аргуни. Когда Лука и Роман пришли туда, там уже было черно от народа. Две громадные толпы, китайцев и казаков, каждая ближе к своему берегу, стояли не сходясь. Обе толпы шумно переговаривались. Между ними важно прохаживались по льду русские и китайские таможенники. На вопрос Романа, что это за люди, Лука ответил:

— Петухи и фазаны, — а когда увидел недоумевающий взгляд своего гостя, снисходительно пояснил: — Прижимальщики нашего брата. Не приведи Бог к ним в лапы попасть.

На правом берегу Роман увидел глинобитные фанзы и магазины с громадными вывесками на двух языках. Они тянулись над самой Аргунью далеко вниз. Над дверями магазинов ветерок раскачивал красные бумажные фонари и широкие ленты в иероглифах и драконах, нарисованных черной тушью. За магазинами, в глубине, виднелась семиэтажная, с причудливой крышей, круглая пагода, в верхнем этаже которой переливчато сверкали на зимнем солнце цветные стекла.

Безотрывно глядел Роман на китайскую сторону. Он впервые видел чужой, незнакомый берег, фанзы, магазины, глиняные стены таможенной крепостцы, стоявшей в стороне, и пагоду, поразившую его своим величественным, спокойным видом.

— Полюбуйся, Северьяныч, на китайских мадам, — весело обратился к Роману Лука, — вон их сколько высыпало.

Роман поглядел на китаянок и удивился. Изумила его их походка. Шли они по ровному месту мелкими осторожными шажками, словно ноги у них были вывихнуты и каждый шаг причинял им нестерпимую боль. Все китаянки были обуты в такие маленькие меховые туфли, что впору десятилетним русским девчонкам. Роман спросил у Луки:

• Предыдущая
• 47/203
• Следующая