Новые приключения в Стране Литературных Героев - Рассадин Станислав Борисович - Страница 23

• Предыдущая
• 23/71
• Следующая

Библиотекарша. Да, да, я понимаю, что вы скажете, Впечатлений на нас обрушивается в самом деле много, целые водопады, но как раз Норберт Винер, которого называют отцом кибернетики, считал, что, как бы то ни было, намеренно ограни­чивать свои духовные интересы плохо и даже опасно...

Гена. Так ведь же...

Библиотекарша(теперь ее верх). Нет уж, вы свое отговорили. Настала моя очередь. Скажите, а вы читали еще одну книгу того же Винера: «Я – математик»?

Гена. Ннет...

Библиотекарша. Видите – нет. Это пробел. И в нем я вас как раз обвиняю. Ибо из этой научной автобиографии выдающегося ученого вы яснее ясного поняли бы, что сама кибернетика, эта наука двадцатого века, могла появиться на свет только потому, что Норберт Винер не ограничивался одной своей специальностью, математикой, а заключил союз с физикой и другими науками, в чем, как он сам признавался, ему подавал пример отец, предостерегавший его от узости и бывший, по­звольте вам заметить, профессором славянских языков и литера­тур.

Гена (упавшим голосом). И литератур?

Библиотекарша. Вот именно! И совершенно ес­тественно, что книга, озаглавленная «Я – математик», перепол­нена именами не только Ньютона и Эйнштейна, Лобачевского и Гаусса, Бора и Резерфорда...

Гена (хватаясь за соломинку). Так ведь это же как раз математики и физики!

Библиотекарша(она решила совсем подавить бед­ного Гену и обрушить на него, ну, если и не водопад информа­ции, то, во всяком случае, холодный душ). Оказывается, вы так же плохо умеете слушать, как и читать! Я сказала: именами не только этих, но и других людей, также сыгравших немалую роль в жизни ученого. Именами писателей, художников, фило­софов: Толстого и Гете, Шекспира и Свифта, Рабиндраната Тагора и Генриха Гейне, Леонардо да Винчи и Микеланджело, Брейгеля Старшего и Диего Риверы, Демокрита и Ибсена... Понятно?

Гена (подавленно). В общем... да...

Библиотекарша. То-то и беда, что только в общем. Эх вы, верхогляд! Знаете ли, молодой человек, кого вы мне на­помнили, когда этак небрежно сказали: «Ну дайте там что-нибудь про шпионов»?

Гена (ожидая уже самого худшего). Кого?

Библиотекарша. Слугу Чичикова, гоголевского Пет­рушку. Ведь это ему, если вы, конечно, помните, было совершенно все равно, что читать, «похождение ли влюбленного героя, просто букварь или молитвенник... если бы ему подвернули химию, он и от нее бы не отказался». А вы? «Ну, дайте там что-нибудь...» «Что-нибудь»! Значит, и вам все равно что читать – лишь бы детектив. Или, как вы выразились, «про шпионов»! Эх вы, совре­менный Петрушка! Ступайте! Библиотека, конечно, государствен­ная, но все равно – видеть вас не хочу!..

Если бы мы сейчас увидали Гену, то поняли бы, что значит распространенное выражение «как ошпаренный».

Гена. Да... Здорово она меня!.. А все из-за вас, Архип Архипыч! Это же вы меня в эту самую пьесу впихнули и заста­вили чужую роль играть!

Профессор. Так уж совсем чужую? Значит, это не ты тут разглагольствовал, будто детектив – это самое современное искусство и надо, мол, избавляться от всяких сложностей?

Гена. Ну, может, я и правда что-то лишнее наговорил. Но все равно: разве детектив – это плохо? Вы, что ли, вообще против него?

Профессор. Да нет же! Откуда ты взял? Я ведь уже говорил тебе: да, хороший детектив может развивать логическое мышление. И вообще – мало ли в этом жанре превосходных книг? Эдгар По, Честертон, тот же Конан Дойл... В конце кон­цов, как сказал великий Вольтер, все жанры хороши, кроме скуч­ного. Я всего-навсего против того, чтобы остросюжетные при­ключенческие книги предпочитать великой психологической ли­тературе...

Гена. Так я и не предпочитаю! Просто детектив – это то­же здорово! В нем автор как загадает тебе загадку да как рас­кинет перед тобой на выбор сразу несколько ответов, так вот и сиди, ломай голову, какой правильный. Кто убил или похитил чего-нибудь...

Профессор. Да, совершенно верно. «Загадав загадку, автор обязан тут же дать читателю ключи к ней – все до еди­ного».

Гена. Как? Как вы сказали?

Профессор. Это не я. Это некий Роналд Нокс, англи­чанин, который в самом начале нашего века задумал определить те обязательные условия, которые во что бы то ни стало должен выполнить каждый писатель, берущийся сочинить детектив. К примеру: «Автор не имеет права давать разгадку с помощью неожиданностей или сверхъестественных сил, не должен прибе­гать к необыкновенной интуиции персонажа, способной заменить цепочку его доводов» – и так далее.

Гена (с большим уважением). Видите, как все продумано!

Профессор. Да, без всякого сомнения. Так продумано заранее, словно это не литература, а, скажем, игра в шашки, шахматы или хоть в домино. То есть так же, как игроки, садясь друг против друга, точно знают правила, по каким они будут иг­рать, так и здесь: и автор и читатель, повторяю, заранее знают, что можно, а чего нельзя...

Гена(подозрительно). Странно вы объясняете. У вас так выходит, что вроде это очень плохо.

Профессор. Нет же, говорю тебе! Просто все эти пра­вила не имеют никакого отношения к тем законам, по которым писали Шекспир и Стендаль, Достоевский и Гоголь...

Гена(упрямо). А я все-таки считаю, что если бы тот же Гоголь, например, в «Мертвых душах» заставил нас голову поло­мать, то...

Профессор(ему это наконец надоело). Опять ты про свои головоломки! Ну, ладно. Будут они тебе! Смотри и слушай!

Мы (и они, конечно) в доме полицеймейстера, то есть в поэме «Мертвые души». Идет жаркий спор, и поскольку он именно жаркий, поскольку все торопятся высказаться и перебить один другого, нам не до того, чтобы устанавливать, какую реплику сказал сам хозяин, какую – прокурор, ка­кую – председатель казенной палаты и так далее. Нам ва­жен смысл разговора, и потому мы будем определять собе­седников-спорщиков очень просто: Первый, Второй, Третий.

Первый. Нет, господа! Воля ваша, а мертвые души – это совсем не то! Чичиков их выдумал просто для прикрытия! Здесь скрывается что-то совсем другое!

Второй А что ж, вы полагаете, здесь скрывается?

Первый. Я думаю, то, что Чичиков – делатель государ­ственных ассигнаций.

Второй(ахнув). То есть вы изволите сказать: фальшиво­монетчик?

Первый. Да-с! И как это мне сразу в голову не пришло? Всенепременно делатель ассигнаций! Потому что, видите ли вы... А может, и не делатель...

Второй. Так, стало быть, не делатель?

Первый. Да-с! Всенепременно не делатель! Потому что он – слушайте, слушайте, господа! – есть никто иной, как при­ехавший тайно чиновник генерал-губернаторской канцелярии! Ей-богу, так... А впрочем, черт его знает! На лбу ведь не напи­шешь...

Второй. А что если он переодетый разбойник? А?

Первый. Эва, батюшка, куда хватили! Что ж в нем раз­бойничьего? Совсем ничего разбойничьего! И наружность сама по себе благонамеренная, а не разбойничья! И в разговорах его ничего такого не было, которое бы показывало человека с буй­ными поступками! Нет, не разбойник!.. А впрочем...

Третий (до той поры молчавший). Ба! Знаете ли, госпо­да, кто это?

Первый и второй. Кто? Кто?

Третий. Это, господа, капитан Копейкин!

Первый и второй. Капитан Копейкин? Какой капи­тан Копейкин?

Третий. Так вы не знаете, кто такой капитан Копейкин?

Первый и второй. Нет! Не слыхал! Кто ж он такой?

Третий. Капитан Копейкин... Да ведь это, впрочем, если рассказывать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писа­теля в некотором роде целая поэма... Капитан Копейкин... Хм... Да... Так вот...

• Предыдущая
• 23/71
• Следующая