Сыновья Большой Медведицы. Книга 3 - Вельскопф-Генрих Лизелотта - Страница 42

• Предыдущая
• 42/93
• Следующая

Драгуны со всех сторон окружили индейцев. Они взяли карабины наизготовку. Начался сбор оружия.

— Мы все станем теперь, как женщины, — сказал Четанзапа.

Он первым положил свое оружие: ружье без боеприпасов, лук, боевой топор. Чапа последовал его примеру. В лагере стояла мертвая тишина, только солдаты бранились, если дело где-нибудь шло недостаточно быстро.

Мужчины рода Медведицы сдали оружие и, опустив руки, стояли рядом с женщинами и детьми. Эти мужчины с четырехлетнего возраста приучались к охоте и сражениям и вдруг лишились сразу и занятий своих, и свободы. Они не смели взглянуть друг на друга. Так и стояли они, обезоруженные, пленные.

Раздались три выстрела. Индейцы рода Медведицы не видели, кто стрелял. Но опытные воины в долю секунды поняли, чем ответят драгуны. Четанзапа крикнул: «Ложитесь!»- и сам бросился наземь.

Прогремел залп.

Закричали дети, раненые, потекла кровь.

И все это произошло за несколько секунд.

Медленно поднялся Четанзапа. Он бросил взгляд в сторону стрелков, которые снова зарядили ружья. Грозовая Тучка поняла, что подумал Четанзапа. Но он был мужчиной без оружия.

На руках Монгшонши лежал исхудалый маленький ребенок, он был мертв. У Чапы текла кровь из бедра. Жена старого Ворона лежала в луже крови. Ее племянница Ящерка беспомощно стояла рядом. Маленькому брату Ихазапы пуля попала в живот.

Унчида и Уинона вместе с другими женщинами оказывали помощь, где еще можно было помочь. Грозовая Тучка старалась быть им полезной. Пуля в бедре Бобра засела довольно глубоко, — ее пришлось вырезать, и кровь била струей до тех пор, пока Хавандшите и Унчиде не удалось перевязать рану. Жена Старого Ворона была ранена в грудь. Взгляд ее угасал. Брат Ихазапы, мальчик лет десяти, погибал в страшных муках.

К полудню поиски оружия в лагере были закончены. Снова были сформированы походные колонны, и безоружные мужчины вместе со своими женщинами и детьми были разогнаны в различных направлениях к определенным для них местам в резервации.

Ихазапа взял к себе на лошадь раненого Бобра, который не мог ехать верхом. Убитых, завернутых в кожаные полотнища, положили на волокуши. Монгшонша несла на спине люльку-носилки с убитым младенцем. Невидящим взглядом смотрела она перед собой и, кажется, не замечала даже собственного сына Хапеду.

На второй день после бойни род Медведицы достиг места своего поселения. Грозовая Тучка осмотрелась. Со всех сторон ее окружала пустыня: песок и выветренные скалы, жалкая трава. И нигде не видно воды. Четанзапа и Хавандшита распорядились разбить палатки. Женщины и мужчины сошли с мустангов. Мальчики собрали лошадей. Грозовая Тучка вместе с Медовым Цветком поставили типи Бобра и внесли с сестрой внутрь имущество. Затем они вышли из лагеря, чтобы присутствовать на похоронах. Трое убитых были запеленуты в шкуры, подвешены на суках засохшего дерева и таким образом защищены от волков. Происходило все это в полной тишине. Скорбное молчание было единственной формой протеста, которая еще оставалась у покоренного народа.

Теперь Грозовая Тучка пошла к Уиноне и Унчиде. Из полувысохшей лужи она принесла немного воды и пошла с Унчидой собирать топливо. Уинона тем временем сделала углубление для очага.

— Вы можете принести еду, — сказала она глухо. — Четанзапа выдает из запасов.

Грозовая Тучка побежала за скудным пайком. Уинона села у очага, и Унчида подошла к ней. Но женщины ничего не сказали друг другу. Уинона взяла нож и отрезала в знак скорби свои длинные черные глянцевитые косы. Вернулась Грозовая Тучка. Уинона отдала ей свою долю пайка. Девочка отказывалась принимать такой подарок, но Уинона была погружена в свои мысли и не слышала, что говорит Грозовая Тучка.

Девочка поела и осмотрела как следует палатку, ведь это была палатка Матотаупы, палатка Токей Ито. Кое-что изменилось тут, и Грозовая Тучка заметила, в чем эти изменения. Шкура большого серого медведя, которого Матотаупа когда-то уложил с помощью своего одиннадцатилетнего сына Харки, не висела больше на шесте палатки. Она лежала на земле. Грозовая Тучка недосчиталась еще белого лука, костяного лука Токей Ито. Где же он? Девочка не заметила, чтобы Уинона отдавала его, но на шесте палатки он тоже не висел.

Пока женщины тихо сидели в палатке, мужчины, юноши и мальчики стояли и смотрели, как драгуны едят консервы и подготавливают ночной лагерь. Чапа — Курчавый заключил, что они завтра поедут в агентуру. Часке слушал разговоры мужчин.

— Они хотят оставить нас здесь голодать? — услышал он вопрос Четанзапы.

— Надо к ним подойти и поговорить об этом.

— Это должен сделать ты.

Чапа скривил губы и обратился к Старому Ворону и воину по имени Чотанка, чтобы они пошли с ним к командиру драгун. Пришлось долго ждать и выслушать много насмешек, прежде чем им дали возможность говорить.

— Скажи нам, — начал Чапа — Курчавый. — Скажи, чем мы здесь будем жить? Наши запасы подходят к концу.

— Хо-хо! Дакота-ниггер! Вы лучше станете здесь жить! Вы станете рантье! Мы бы тоже не прочь так устроиться! Мы поедем завтра в агентуру, и послезавтра вам будут доставлены продукты!

Чапе в голову не пришло сомневаться в этих уверениях; не было ведь никакого смысла врать, и он перевел разговор своим товарищам.

Наступила ночь. Хапеда сидел на корточках в палатке родителей. Он молча смотрел на своего отца Четанзапу, который опустился у вновь устроенного очага. Язычки пламени лизали сучки, они освещали костлявые плечи и лыковую повязку на голове. Рана у Четанзапы, должно быть, сильно болела, но в глазах его сквозила другая, еще большая боль. И Хапеда хорошо понимал отца. Четанзапа собирался вести воинов дакота туда, где были со своими отрядами Татанка Йотанка и Тачунка Витко. И это ему не удалось.

В глубине палатки сидела Монгшонша; руки ее беспрестанно скользили по опустевшей люльке. Она наполнила ее в знак скорби черными перьями. Словно летучие мыши, налетали на юношу мрачные мысли. Детство для него кончилось.

Еще до рассвета он выбрался из палатки, выбежал вон из стойбища и в одиночестве молча смотрел вдаль на уже покрытые снегом вершины Блэк Хилса. За этими горами лежали прерии, где еще были дакоты, воины, победившие Длинных Ножей, воины, не сложившие оружия. Не придут ли они освободить своих забранных в плен братьев и сестер?

Чапа — Курчавый тоже, как и Хапеда, выскользнул из типи, а Грозовая Тучка, увидев своего дядю в одиночестве, подошла к нему. Они стояли на краю лагеря под бледнеющим звездным небом среди песка и скал. И Чапа должен был признаться ей, что мечты, которые он лелеял, рухнули. На этой земле род Медведицы никогда не сможет разводить скот и собирать такой урожай, чтобы обеспечить свое существование. Свободные люди превратятся здесь в узников и нищих. И не мог он сказать ни одного ободряющего слова девочке, что стояла рядом с ним.

Прошел день, миновала ночь. Солнце снова поднялось над горизонтом, его лучи озарили и эту убогую землю. Многие воины вышли из своих палаток и смотрели, не уедут ли наконец уайтчичуны, как обещали два дня назад. Но драгуны и не думали собираться. Более того, дакоты своими зоркими глазами разглядели, что приближается еще группа всадников. Всадники скакали по индейскому обычаю один за другим. Они были вооружены винтовками.

Всадники приблизились, и все узнали Шонку, Красное Крыло, Татокано и старого воина по имени Кровавый Томагавк, который не принадлежал к роду Медведицы. С ними — десять вооруженных белых. У лагеря драгун они спешились, быстро переговорили, и командир, видимо, дал какое-то разрешение.

Хапеда и Часке увидели, как Шонка, Красное Крыло и Татокано направились к палатке вождя. Они вошли в типи и вывели Уинону и Унчиду наружу. Потом, на глазах у всех, принялись разрушать палатку. Поломали шесты. Хапеда и Часке с отчаянием смотрели на Четанзапу. Но безоружные мужчины на площадке стойбища не могли этому помешать. Уинона и Унчида не шевелились. Старый Хавандшита тоже вылез из типи.

• Предыдущая
• 42/93
• Следующая