А и Б сидели на трубе - Алмазов Борис Александрович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/40
- Следующая
— А чей же? — удивляется тётка. — Мальчик, ты из какого класса?
А мне-то врач говорить не разрешал. Показываю на пальцах — из второго.
— Ну вот, — говорит она. — Из второго! Ваш мальчонка!
— Из второго, да не из нашего! — кричат ребята.
А один, дылда такой, говорит:
— Мы таких ушастых не держим!
Хотел я ему ответить, да вспомнил, что доктор этот, пятьсотматолог который, молчать велел. Десяти минут не прошло же ещё!
— Мальчик, ты откуда? — спрашивает учительница. — Мальчик, ты что, язык проглотил?
«Ну да, — думаю, — сейчас вам ответишь — пломбы вывалятся и опять придётся к этому шестьсотматологу в кресло садиться». Молчу как партизан на допросе!
— Он, наверно, из второго «г», — дылда говорит.
«Сам ты, — думаю, — из «г». Жалко, сказать нельзя — семьсотматолог не велел».
— А они, — продолжает дылда, — вчера в поликлинику ходили! У них вчера медицинский день был.
— Раз опоздал — пусть первый идёт! — какая-то девчонка сунулась.
Тут открывается дверь в кабинет, и медсестра с закатанными рукавами халата спрашивает:
— Кто следующий?
А за спиною у неё, в кабинете на столе, шприцы разложены, а на шкафу здоровенные клизмы… Прямо как тыквы оранжевые!
Тут я как заору:
— Я к Серёге пришёл! Мне в больницу надо! Я друга навещать!
Так я к нему в тот день и не попал. Оказывается, мне надо было в больницу, а я-то попал в поликлинику. Больница — дальше по улице…
Во как!
«Натюрморд» (кошмарная история в двух частях)
Часть первая. Проблемы живописи
Нам по рисованию никогда ещё уроков не задавали, а тут вдруг задали — нарисовать натюрморт. Ну, то есть чашку там или ещё какую-нибудь посуду. Яблоки, фрукты… В общем, разные неодушевлённые небольшие предметы. — Но только помните! — сказал Василий Сергеевич. — Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Предметы между собою должны быть связаны композиционно: то есть стоять не как попало, а так, чтобы все их достоинства были сразу видны. И тогда получится главное: смысл натюрморта… Чтобы сразу было видно, о чём нам эти предметы рассказывают.
Я пришёл к Серёге с альбомом. Поставили мы на стол чайник заварочный, чашку и два яблока. Достали кисти, краски, в стаканы воду налили — кисточки мыть.
Но не такой человек Серёга, чтобы спокойно за работу приняться. Только я карандашом набросок сделаю — он вскакивает и всё переставляет: то чайник переставит, то чашки передвинет.
— Вот так лучше, вот так предметы виднее… Вот видишь, теперь они взаимодействуют!
— Да садись ты рисуй!
— Нет, брат! Натюрморт поставить — это почти что его нарисовать. Помнишь, как нам Василий Сергеевич говорил. Вот яблоки, например, должны так лежать, чтобы их съесть хотелось, а из чашек чаю напиться…
— Знаешь что! — говорю я Серёге. — Если ты не прекратишь натюрморт курочить, я вообще уйду! Сиди тут один… Переставляй яблоки как хочешь!
— Всё-всё-всё!.. В последний раз! — Тут он опять всё переставил и наконец-то рисовать сел.
Я старый набросок ластиком стёр. Только начал новый делать — смотрю, а одно яблоко какое-то не такое. Взял я его в руки, а оно наполовину обкусанное! Глянул на Серёгу — сидит жуёт!
— Ты что! — кричу я. — Ты зачем натюрморт съел!
— Извини! — отвечает Серёга. — Так яблочка захотелось…
— Обязательно из натюрморта надо тащить… Другого ты найти не мог?
— Вот именно, понимаешь, что не мог, — оправдывается Серёга. — У нас, понимаешь, все яблоки в доме кончились. Эти два последние.
— Интересненько! — говорю. — Значит, я буду рисовать, а ты из натюрморта яблоки уминать! В одиночку! Втихаря!
— Ладно тебе, ладно… — говорит Серёга. — Я же тебе же половину же оставил!
Съел я свою половину яблока. А оно маленькое — на один укус. Второе-то побольше. И так мне яблочка захотелось!
— Знаешь что, — говорю я Серёге. — Ну что тут одно яблоко затесалось — ни к селу ни к городу. Совершенно смысла нет. Давай его съедим, а сюда что-нибудь другое положим.
Серёга сразу согласился.
Мы второе яблоко съели и стали думать, что бы такое положить, чтобы натюрморт получился живописный и осмысленный притом.
Серёга два пряника принёс, но они нам по цвету не подошли, и мы их съели. И вообще: странное дело, пока пряники лежали на кухне, мы про них и не вспоминали, а как только собрались их нарисовать — так пряников захотелось, будто мы их сто лет не ели…
Конфеты нам тоже не подошли. В общем, мы их тоже съели. Потом, после конфет, нам чаю захотелось… Ещё мы булку с вареньем ели…
— Нет! — говорит Серёга решительно. — Нам так никогда натюрморт не закончить. Надо что-нибудь невкусное принести! — И притащил две луковицы.
Я говорю:
— Ну ты даёшь! Теперь совсем бессмысленный натюрморт получается!
— Почему, очень даже осмысленный! А главное, его съесть не хочется… Хотя, вообще, если с хлебом и подсолнечным маслом…
— Погоди ты! — говорю. — Нам что Василий Сергеевич говорил: чтобы вещи были связаны между собой по смыслу. Когда были яблоки или там пряники с конфетами — получался чайный натюрморт!
— И теперь чайный! Чашки-то чайные! Что ж, по-твоему, чай с луковицами пьют?
— Да! — почесал в затылке Серёга. — Что ж делать-то? Во! Придумал: давай яйцо в рюмочке поставим и ложечку положим — как будто к завтраку яйцо всмятку? Я их терпеть не могу, так что съесть не захочется…
— Как же мы яйцо красками будем рисовать — оно же белое!
— Ха! — говорит Серёга. — А у нас цветное яйцо есть! Деревянное! В нём мама иголки и штопальные нитки держит. — И он приволок здоровенное яйцо. Ярко разрисованное и лёгкое.
— Куда нам такое здоровенное, — говорю. — Это какое-то страусиное. Как его на завтрак есть? Оно не то что в рюмку, а и в чашку не влезет.
— Не беспокойся! — говорит Серёга и всё пытается яйцо в натюрморте покрасивее положить, а оно всё укатывается — того гляди, со стола упадёт. — Не беспокойся. Страусиное не страусиное, а кому надо — тот съест!
— А кому, — спрашиваю, — надо? Кто на завтрак страусиные яйца ест?
— А я почём знаю? Может, африканцы!
— А они чай пьют?
— А кто их знает!
— Вот именно. Я сам на картинке видел, как страус в песок голову прячет!
— Ну и что?
— Как «ну и что»? Песок-то где? В пустыне! Там вообще воды нет, а не то что чаю!
— Придумал! — кричит Серёга и бежит в чулан. Долго-предолго там возится и притаскивает старую курительную трубку.
— Во! Капитан дальнего плавания может на завтрак страусиные яйца есть! — Он подпёр этой трубкой яйцо, чтобы оно со стола не скатывалось. — Во! Смотри! Настоящий «Завтрак моряка».
Стали мы этот завтрак моряка рисовать. Только я собрался начать красками, Серёга вдруг говорит:
— Да… За этот натюрморт нас, конечно, не похвалят!
— Это почему же? — спрашиваю. — Очень красивый натюрморт. Яркий!
— Лично я на месте учителя рисования, — говорит Серёга, — за этот натюрморт такую бы пару вляпал, а может, даже кол, чтоб другим неповадно было!
— За что?
— Ты что же думаешь, капитан чаю попьёт, страусиным яйцом закусит, а потом трубку закурит?
— Ну и что?
— Ага! — И Серёга смотрит на меня прищурившись, словно я иностранный лазутчик или диверсант. — Значит, ты за то, чтобы капитан курил? Как будто ты не слышал, что курить вредно! Вот он накурится, заболеет и перестанет в дальние плавания ходить!
Серёга рассердился, руками машет, орёт, того гляди, на столе весь натюрморт переколотит.
— Я этот натюрморт рисовать не буду! Он вредный!
- Предыдущая
- 7/40
- Следующая