Женщина-змея - Гоцци Карло - Страница 4

• Предыдущая
• 4/19
• Следующая

Вот и вы тоже. Бьюсь об заклад, что Керестани такая же колдунья, как и Дильноваз. О, если кто-нибудь может обнаружить истину, скрытую колдовством, так это именно я!

Фаррускад.

(Плачет.)

Панталоне. Да, признаться, эти дети и у меня отняли сердце. Они были такие ненаглядные ягодки, моя единственная услада! Этот мальчик, Бедредин, такой живой, такой сообразительный! О, из него наверно вышел бы толк! А эта девочка, Реция, что это было за замечательное создание! Мне кажется, я еще сейчас вижу, как они играют вокруг меня и называют меня дедушкой. Не надо было о них вспоминать, потому что теперь я чувствую, что мое сердце разрывается на части… (Плачет.) Но, ваше высочество, надо же набраться мужества и отдохнуть. В конце концов, они ведь дети колдуньи. У нее сердце, наверно, обросло шерстью, если она могла оторвать от отцовской груди единственное утешение, его собственную кровь!

Фаррускад.

Панталоне. Нечего сказать, преступление! Неужели нельзя узнать, кто такая собственная жена? Сказать откровенно, это запрещение всегда было мне подозрительно, так же как меня всегда возмущал этот брак. Подумайте только: взять себе в жены лань! Уверены ли вы, что в один прекрасный день вы сами не обратитесь в оленя? Клянусь честью дворянина, у меня все время трепетало сердце при мысли, что у вас покажутся рога. Сказать вам правду? Возблагодарим небо за то, что мы отделались от этой колдуньи. Отправимся в путь. Наверно, найдется какой-нибудь выход из этого ада. Пойдемте, вернемся к бедному, старому Атальмуку, вашему отцу. Кто знает, сколько слез он пролил из-за вас! Кто знает даже, жив ли он? Несчастный! Да существует ли еще и царство? Вы помните, каким врагом вам был этот свирепый арап, король Моргон, сватавшийся за вашу сестру, принцессу Канцаде? Вы рискуете остаться навсегда царем без царства, нищим, бедняком, достоянием колдуньи, дьявола, чудища, стрелы, которая в один прекрасный день может вас убрать с пути.

Фаррускад.

(Уходит с жестом отчаяния.)

Панталоне. О бедный Панталоне! Пускай он идет себе, куда захочет, — у меня больше нет сил следовать за ним.

Тарталья(выходя из глубины сцены, видит Панталоне и кричит в порыве радости). Синьор Тогрул, Тогрул, синьор визирь!

Тогрул(выходя). В чем дело, Тарталья?

Тарталья. Панталоне, Панталоне, разве вы его не видите?

Тогрул. Неужели это возможно? О небо, благодарю тебя! Благодарю тебя! Тарталья, мы нашли Фаррускада.

Панталоне(замечая их вдали). Тогрул… Тарта… я захлебываюсь… или, может быть, у меня головокружение?

Тарталья(бежит). О дорогой друг, как меня радует эта встреча!

Панталоне. Простите… Тарталья, простите… Сердце переполнено… Увы… (Падает в обморок.)

Тарталья(поддерживает его). Синьор Тогрул, старик издыхает, а между тем он нам еще не рассказал, где находится принц. Панталоне, скажи нам, где принц Фаррускад, а потом умирай себе с миром.

Тогрул. Панталоне… друг!

Панталоне(приходя в себя). Синьор визирь, как вы попали в эту пустыню?

Тогрул.

Панталоне. Он здесь, он жив и здоров, но он попал, он впутался с головой в страшную беду. Ну уж и дела… великие дела!.. Я вам все расскажу. Но как же все-таки вы попали в это место, которое находится за пределами мира?

Тогрул.

Панталоне. Эх, тайные средства, может быть, и годятся от мозолей, но не для того, чтобы спасти принца из этой беды. Глупости! Здесь надо другое! Если вы думаете, что дело идет о том, как вытащить репу, вы ошибаетесь.

Тарталья. Да скажи же, где он, где он, медлительный старик! Не надоедай ты нам!

Тогрул.

Панталоне. Он, наверно, неподалеку. Принц сейчас прогуливается, а затем вернется ко мне. Однако будьте уверены, что плачем и мольбами его отсюда вытащить не удастся. Но раз вы говорите, что у вас есть такие великие секреты, нам будет лучше спрятаться, чтобы он нас не заметил. Надо будет посоветоваться, подумать, решить. Здесь я не могу вам все сказать: это все великие тайны. Вы не нуждаетесь в отдыхе?

Тарталья. Разумеется, да. Ведь пластырь уже теряет свою силу, и я чувствую, что все слабею и слабею.

Панталоне. Какой пластырь?

Тогрул. Ах, пустяки. Идемте, Панталоне. (Уходит.)

Панталоне. Спрячьтесь вон за той оградой, а я сейчас приду. Скажи, Тарталья, ты, кажется, говорил, что и Бригелла здесь? Где же он?

Тарталья. Да, да. Он где-нибудь здесь поблизости.

Панталоне. Вот дураки! Ведь если принц его увидит — игра проиграна! А какие секреты у визиря, дорогой братец?

Тарталья. О, удивительные! Слушай. (Шепчет ему на ухо.)

Панталоне. Чепуха! Впрочем, можем надеяться. Спрячьтесь где-нибудь поблизости. Если увидите принца, не попадайтесь ему на глаза, а если встретите Бригеллу, скажите ему, ради бога, если сумеете, чтобы он не показывался и ничего не говорил; пусть прямо придет к этой ограде. О, если бы небо устроило так, чтобы принц его еще не видел и нам удалось бы его вытащить из этой беды! (Уходит.)

Тарталья. Эй, эй, Панталоне… а поесть? Вот это прекрасно: они покидают меня с пластырем на животе. Правда, он мог утолять голод в течение двух месяцев, но с те пор прошло пятьдесят девять дней и пять часов; еще несколько часов я могу терпеть, а потом упаду мертвым. А все-таки, какое превосходное свойство у этого пластыря! Скольким бедняками он был бы полезен! Отцы приходили бы домой с пластырем в кармане и, найдя свои семьи плачущими и голодными, вдруг — бац! — всем кусочек пластыря на живот, и сразу все спасены от нужды, в которой находились. Скольким актерам, скольким поэтам такой пластырь был бы манной небесной! О, если бы Масгомьери имел этот пластырь, он, наверное, разжился бы гораздо больше, чем со своим греческим бальзамом и элексиром Кавалера Бурри против ломоты в бедрах, потери аппетита и плохого пищеварения. Надо спрятаться, чтобы не быть обнаруженным; но я, однако, чувствую такой приступ голода, что готов сожрать целого быка. (Прячется.)

• Предыдущая
• 4/19
• Следующая