Царьград. Трилогия - Посняков Андрей - Страница 43

Жердина – отец Оливье тут же расхохотался:

– Почтеннейшим твоим учителям нужно было бы тебя почаще пороть. Глядишь, и толк вышел бы!

– Да ну тебя, падре!

– Вот, помню, заказывал мне отделку дворца один турок. Не самый знатный вельможа, но и не из бедняков – служилый, на жалованье. Греческую речь знал, грамматику – учителем мог бы работать! Выдал мне денег, да велел набрать каменотесов на свое усмотрение… А там, в Никее, имеются рабы при городском хозяйстве, вот я их и приспособил – работать, правда, пришлось им немало, зато потом все на волю выкупились! Уехали в Константинополь – все десять человек, артелью. Славные люди.

– В Никее, говоришь? Каменотесами? – задумчиво переспросил Лешка. – А Созонтий с Анисимом Бельмом у тебя, случайно, не работали?

– Созонтий? Анисим? – Франческо пожал плечами. – Может, и работали, я ж по именам их не помню. Постойте-ка! Бельмастый точно был. Вот только как его звали…

– Да хватит вам вспоминать, – махнул рукой отец Себастьян. – Обратите внимание – вино уже кончилось! Синьор Франческо – твоя очередь бежать.

А скульптор и не отказывался:

– Ах да, да, конечно.

Юноша отсутствовал долго, по всеобщему мнению – гораздо дольше, чем требовалось для покупки вина. Впрочем, может быть, это оттого, что время в ожидании тянулось так медленно, словно вол, влекущий тяжело груженный воз.

Почертыхавшись, патеры успели уже задремать, да и Алексей начал клевать носом, когда, наконец, посланец соизволил вернуться. И слава богу – с вином.

– Задержался чуток, – опускаясь на низкое ложе, смущенно признался Франческо. – Понимаешь, Алексей, вдруг показался в толпе на палубе один знакомый. Очень хорошо знакомый мне человек.

Старший тавуллярий пожал плечами:

– Бывает. Я вон тоже сегодня знакомых плотников встретил. В Русию, на заработки едут.

– В Русию? А что там заработаешь-то? Хотя… они ж плотники… – Юноша помолчал и, задумчиво посмотрев в стену, спросил: – Помнишь, я рассказывал сейчас про одного турка? Ну того, что…

– О-ба-на! Не прошло и года! – проснувшись, обрадованно закричал отец Себастьян. – Тебя, сын мой Франческо, только за смертию посылать! Тсс!!! – Патер внезапно замолк и, заговорщически подмигнув собеседникам, понизил голос: – Думаю, не стоит будить этого длинного прощелыгу.

– Это кто прощелыга? – Отец Оливье немедленно распахнул глаза. – То есть как это – не стоит будить?

– Ладно, ладно, – примирительно отозвался отец Себастьян. – Давай наливай, Франческо!

И пьянка пошла своим чередом дальше, щедро приправленная скабрезными анекдотами, песнопениями и визитами соседей – кафинских купцов средней руки.

– Понимаешь, – улучив момент, шепнул Лешке Франческо. – Мне вдруг показалось, что тот человек… ну, про которого я подумал, что он и есть тот самый турок… Что он тоже меня узнал! И пошел за мной. И, знаешь, мне это отчего-то не понравилось, вот я и кружил по всем палубам – следы путал. Скажешь – зря?

– Не скажу. Всякое может быть.

К вечеру все угомонились. Опустел кувшин, ушли гости, а патеры, за компанию с Франческо и Лешкой, даже выбрались на палубу – к вечерней молитве.

И надо сказать, читали они ее весьма даже слаженно! Лешке понравилось – видать, эти двое были из той категории, про которых говорят, что талант не пропьешь. Приятные люди, и пить с ними хорошо – весело. Есть ведь и такие, кто, как нажрется – а иного слова тут и не подобрать даже – так тотчас же становится свинья свиньей: ко всем пристает, цепляется, дерется, гундосит и до самого утра угомониться не может. Таким людям вообще вино противопоказано! Какое уж тут питье, если потом за собой последить не можешь?

– Вот он, за мачтой! – вдруг обернувшись, быстро шепнул Франческо. – Нет… уже ушел. Или показалось. И все же… Мне почему-то кажется, что он за мной следит!

– Да кто следит-то? – закончив молитву, искоса взглянул на парня отец Оливье.

– Так тот. Турок.

– Везде тебе, сын мой, турки мерещатся! Ну – и турок? Так что ж с того?

– Не знаю, – юноша покачал головой. – На душе как-то не очень спокойно. Ну чего он смотрит?

– А может, он красивых мальчиков любит? – ухмыльнулся патер. – Вот ты ему и понравился. А что вы думаете? Бывает! Смотри, ночью еще к нам в каморку заявится, спросит – а не с вами ли проживает тот красивый молодой человек с волосами, пышными, как у девушки.

– Да ну вас, падре! – обиженно воскликнул Франческо. – Этак вы и меня в содомиты запишете.

– А что? – тут же обернулся отец Себастьян. – Это он запросто! Ну что – возьмем еще кувшинчик?

Патер Оливье скривился:

– Заметьте – не я это предложил!

Взяли.

Выпили.

Уснули.

Чего еще делать-то?

Сквозь сон Алексей слышал, как, тяжело вздыхая, ворочался на своем месте скульптор. Вот поднялся, вышел – видать, подался в расположенную на носу судна уборную. Съел чего-то не то.

Бах!!!

Словно порыв злого ветра захлопнул дверь!

Лешка вздрогнул, проснулся… и уперся взглядом в дрожащего юношу.

– Франческо! Ты что спать не даешь?

– За мной кто-то шел! Я видел… точно видел… крадущуюся по пятам тень.

Да, похоже, синьор скульптор не отличался особой храбростью.

– Алексей… Ты бы не мог проводить меня… ну хотя бы немного.

– Ох. – Лешка махнул рукой. – Ну пошли, что с тобой поделать? Все равно уже разбудил.

Корабль ночью не плыл – стоял на якорях в виду берега. Было тихо, и бархатная южная ночь мягко обволакивала все вокруг своим покрывалом. Высоко в небе желтели звезды, и медный свет луны заливал палубу. В общем-то, не так уж и темно – чего бояться-то?

Чьи-то отдаленные голоса. Хохот. Видно, переговаривались вахтенные матросы. Стараясь не наступить на спящих, Лешка и Франческо пошли по палубе вдоль левого борта. Алексей исподволь оглядывался по пути – вроде бы никого. Когда дошли до второй грот-мачты, старший тавуллярий остановился:

– Ну все, дальше давай один. Тут идти-то.

Кивнув, скульптор, не оглядываясь, зашагал дальше. Алексей подошел к борту – справить малую нужду вполне можно было и так, и не нужно было для этого никуда идти. Потом отошел к мачте, уселся, опершись спиной и вытянув ноги. Рядом, на палубе, со всех сторон спали люди.

Бизнес-класс! – усмехнулся Лешка.

И заметил… Нет, показалось! Хотя…

Вот на палубе показалась худощавая фигура Франческо.

И чья-то тень в тот же миг отделилась от фок-мачты. В тусклом свете луны сверкнул клинок!

– Сто-о-о-о-й! – что есть мочи закричал Алексей и изо всех сил рванулся навстречу юноше.

Тот, видно что-то сообразив, резко прыгнул в сторону, да, споткнувшись об кого-то из спящих, упал, смешно повернув руку.

А тот, с клинком, уже был рядом, замахнулся… На ходу вытащив из-за пояса нож, Лешка, не раздумывая, метнул его в лиходея, угодив тому прямо в предплечье.

Слабый крик. Глуховатый стук упавшего на палубу кинжала. Крик вахтенного:

– Кто там шалит?

Прыжок!

И плеск воды за бортом.

Ушел, гад!

Алексей бросился к борту. Вспыхнул факел – как видно, кто-то из вахтенных матросов почувствовал что-то неладное.

Беглец оглянулся и, усмехнувшись, быстро поплыл к берегу.

Лешка хорошо разглядел ухмылку… и вытянутое какое-то рыбье лицо!

Креонт!

Это был…

…Креонт!

Обознался? Да нет – приметное рыбье лицо, хищный насмешливый взгляд. Чернявый. Ну точно – он! И ведь все сходится: Креонт – турецкий лазутчик, именно у него работал Франческо, и сейчас узнал этого турка. И за это чуть было не поплатился жизнью! Как поплатились Созонтий и Анисим Бельмо – тоже, наверное, только потому, что узнали, точнее – могли бы узнать. Их первым увидел Креонт – и этого было достаточно. Убил! Просто так – для подстраховки. Чтобы чего не вякнули. Сволочь!