Насмешка судьбы (ЛП) - Хатчинс Амелия - Страница 22

• Предыдущая
• 22/95
• Следующая

Теперь пришло время отпустить его, дать ему больше вкуса ее бесконечного совершенства, посмотреть, что он сделает с ней. Я улыбаюсь и позволяю ему посмотреть на нее собственными глазами.

Она – его пара.

Она – это все, чего он когда-либо желал.

Наш член увеличился в размере, и мы улыбнулись, проталкивая его в ее тугое лоно.

Отодвинувшись на несколько дюймов, практически выйдя, мы затем резко входим, насаживая ее на себя, пока не упираемся в стенку матки. Заключенные в жар её лона, мы сначала двигаемся медленно, дабы убедиться, что она выдержит нас.

Когда она взбрыкивает, мы даем волю. Руками разводя ее ноги, поднимая их выше.

Мы двигаемся жестче и закрываем глаза, когда ее стоны наслаждения ласкают нашу кожу.

Мы скармливаем ей больше, пока не начинаем ощущать, как она отстраняется подальше от нас.

Выйдя из Син, мы видим, как она двигается нам навстречу, приглашая член обратно.

Мы делаем выпад и ловим крик, вырвавшийся из ее легких, своим ртом, заглушив его.

Я позволяю зверю взять контроль, трахая Син жестко и медленно.

Зверь жадно рычит, пока она принимает его в бездумном состоянии. Он облизывает ее сонную артерию, но я огрызаюсь на него.

Он уже пробовал ее кровь сегодня; достаточно. Он рычит, но прислушивается к советам. Мы не хотим сделать ей больно, а хотим доставить ей удовольствие – абсолютное, непревзойденное удовольствие. Об этом мы договаривались.

Он выпускает свою магию, и я поражаюсь, какой абсолютный контроль он имеет над ней.

Син взрывается под ним, пока ее тело не укутывает экстаз.

Она объезжает его, возвращая то, что он ей дал, и он мурлычет.

Дьявол разбери, он мурлычет! Он – бессмертная машина для убийства, а прямо сейчас преобразовался в долбаного котенка, лакающего сливки!

Я смотрю на них из своего разума, наблюдаю, как он оставляет невесомо-нежные поцелуи на ее плоти.

– Моя, – рычит он.

– Наша, – рычу я ему в ответ.

– Да, – жадно рявкает он и улыбается, продолжая вгонять в нее наш член. Зверь желает прикоснуться к душе Син, желает поглотить и владеть ее душой.

Я наблюдаю за ним, гарантируя, что зверь отступиться от того, что может навредить Син. Я предупреждающе зарычал и увидел, как он вытягивает из нее нашу магию.

– Так хорошо, – шепчет он, а мои глаза вылезают из орбит. – Должна быть нашей!

– Она наша, – отвечаю я. – Теперь она принадлежит нам. Ты пометил ее плоть.

– Недостаточно; нужно овладеть ею; быть здесь, как сейчас, навечно. Понял?

Он думает, я слабая половина.

– Моя очередь. Верни мне контроль. Она еще не готова к тебе.

– Нужна она. Хочу ее. Тебе нужны цепи, чтобы контролировать ее. Я могу приручить ее, заставить желать меня!

– Она прикована для своей безопасности. Я не стану делить ее; она может просеяться наружу и другие причинят ей боль. Втяни ее запах, запах ее чертова совершенства. Как Фейри могут пройти мимо этого, даже с твоей меткой на Син?

Он принюхивается и я ощущаю, как наши глаза становятся обсидиановыми.

– Нужно вкусить ее, – отвечает он и выходит из нее, и черт разбери, если он не бросится очертя голову к этой сладкой, розовой плоти. Сосать, лизать и трахать ее восьмидюймовым языком[5]. Син мгновенно кончает.

Зверь не может управлять голосом, как я. Издавая нечеловеческие звуки; такие, как она, извиваясь у его жадного лица. Я чувствую, как наша рука обхватывает наш член и поглаживает твердую, шелковистую плоть.

Я трахаю ее, даже не прикасаясь. Она хотела знать, как я это делаю. Вот как. Я не один в этом теле. И могу делать то, на что другие Фейри не способны.

Я могу делать плохие вещи и действительно чертовски хорошие. Я смотрю, как наш член взрывается, изливая сперму на простынь.

Тело Син трепещет, продолжая кончать для зверя, который ненасытно кормится от ее лона.

Зверь отстраняется и жадно воет, при том что пресыщен ее сладкими соками.

– Настолько хороша, настолько невинна. Должен проникнуть глубже, владеть, контролировать, трахать! Моя! Она моя!

– Наша, – напоминаю я, занимая его место. Зверь неохотно, но отступает. Как ребенок, у которого забрали любимую игрушку, он дуется, а я качаю головой. Она единственная женщина, которую он оставил живой. Это пугает меня и заставляет задаться вопросом, не должен ли я отпустить ее.

Магия вращается по комнате. Не наша, ее. Син меняется. Я хочу, нет, мне нужно быть внутри нее, пока она превращается, чтобы увидеть развитие этого, трахая её. Толкнувшись в нее, я смотрю, как ее голова мечется из стороны в сторону, и я протискиваюсь глубже дюйм за дюймом.

Син разводит ноги и просит еще. Она так экстравагантно великолепна; ее влажные, скользкие складки – моя заслуга.

Она превращается в Фейри, а я наблюдаю за этим. Син проиграла битву, а я выжидаю свое время, объезжая ее тело, жестко трахая и заставляя вновь и вновь кончать, пока она совсем не выдохнется.

Син не почувствует боль от превращения; я этого не позволю.

До сих пор единственное, что изменилось в ней – это прекрасные глаза. Фиолетовый, цвет недавно распустившейся сирени весной. Теперь синий – цвет электричества, как и их владелица.

Черное кольцо, окружавшее зрачок, обозначает ее принадлежность к королевскому роду. Я вижу, как темно-красные метки проявляются и пульсируют под ее кожей. Син озорно двигает своей упругой задницей у моего члена.

Я толкаю его к ее попке и вижу, как она закрывает глаза от возбуждения.

Я двигаюсь, наблюдая за ее Переходом; красные метки, проявляясь на коже, темнеют, пока не станут багровыми, и будут казаться почти черными.

Они станут светлее позже, когда Син приобретет свою полную мощь.

Они продолжают проявляться и распространяться; изящные, тонкие тату, поднимаются по ее рукам и обвивают тело.

Изысканные небольшие кельтские узоры женственности обосновались на ее плечах, прекрасны на ее бледной плоти.

"Син – кровавая Фейри", – с улыбкой думаю я. Она моя и я ею владею, каждым сочным, чертовым дюймом. Я притягиваю ее к себе, переворачиваю и ставлю на колени, прежде чем нагнуть, выставляя ее задницу. Притягиваю ее связанные руки, освобождаю от цепей и держу их за ее спиной, медленно погружаясь в тело Син.

– Син, – рычу я, желая услышать свое имя из ее уст, но осознавая, что она слишком далеко зашла, чтобы понимать кто ее трахает.

– Райдер, – скулит она и я замираю, совершенно шокированный тем, что она знает кто внутри нее.

– Малыш? – вновь зову я и закрываю глаза, когда нет ответа.

А затем это происходит.

– Шевелись, Фейри. Я голодна. Ты нужен мне. Райдер, пожалуйста, – отвечает она, призывно раскачивая прекрасным задом.

– Кто тебя трахает, Синтия? – Черт, невероятно! Она осознает происходящее, когда должна совершенно потерять голову от желания.

– Ты, Райдер. Мне нужно ощутить, как ты двигаешься во мне, – вскрикивает она, дрожа от возбуждения.

Я погружаюсь в нее, удивляясь ее ясности ума. Как, дьявол разбери!? Даже мне не в полной мере удалось понять, кто скакал на моем ловком члене во время Перехода. Она совершенно удивительна.

– Синтия, я планирую оставить тебя навечно, – тихо шепчу я, пока магический дождь покрывает поцелуями ее тело.

– М-м-м, – выдыхает она, двигаясь.

"Она, блять, моя".

Мы боремся, толкаемся, сидя друг на друге, а затем, в истощении, падаем, беспорядочно сплетаясь конечностями. Я улыбаюсь в ее волосы, когда она вновь трется задницей о меня.

Она переворачивается и улыбается, словно кошка, желающая, чтобы ей почесали живот. Син опускает взгляд к моему члену, который под этим жарким взглядом уже наливается кровью.

Она толкает меня и опускает голову. Я проглотил стон, смотря, как языком она прочерчивает всю длину моего члена.

Я поднимаю бедра, и она стонет, беря член в свой рот, заглатывая так глубоко, насколько возможно.

Она отстраняется и проводит языком по твердой, шелковой длине, посылая разряд удовольствия к моим яйцам. А затем я почувствовал это... ее зубы.

• Предыдущая
• 22/95
• Следующая