Харон обратно не перевозит (сборник) - Азимов Айзек - Страница 41

Нет, верховному друиду он, конечно, обо всем сообщит, поскольку он — главное в комплексе лицо, но только потом, когда дело немного прояснится.

Велимир задал компьютеру еще один вопрос и, получив ответ, что все трое интересующих его дорожников находятся в комплексе, удовлетворенно хмыкнул.

Придется прогуляться.

Выходя из диспетчерской, он оглянулся, проверяя, все ли обесточено. Все.

Коридор был пуст. Он прислушался. Тишина. Закурив, Велимир вдруг заметил, как в дальнем конце коридора возле двери с цифровым замком мелькнула бесформенная тень и тотчас же исчезла. Что это? Нет, похоже, показалось. Коридор был по — прежнему безмолвен и пуст.

Диспетчер двинулся вперед, мимо дверей кабинетов и служб. Он дошел до дежурки и возле ее стеклянной стены остановился. Находившийся за ней Сизоносен задумчиво и самоуглубленно тыкал пальцем в датчик пожарной сигнализации. Убедившись, что это не приносит никаких результатов, он вытащил из кармана коробок спичек, зажег одну и поднес к датчику.

Велимир заинтересовался.

Спичка догорела до конца, а датчик так и не сработал. Разочарованно махнув рукой, Сизоносен уселся в стоявшее неподалеку кресло и открыл книгу с нарисованным на обложке элегантным мужчиной в широкополой шляпе. Фамилию автора закрывал толстый палец Сизоносена, а вот название можно было прочитать довольно свободно «Золотой вампир в стране зомби».

— Н — да, — сокрушенно покачал головой Велимир.

Должность дежурного была самой настоящей синекурой. В случае тревоги он обязан был набрать на пульте одну из пяти возможных комбинаций, и на этом его обязанности заканчивались. Учитывая это, можно понять, что проблема «свободного времени» была для Сизоносена первостепенной. Как правило, на этой работе долго не задерживались. Один Сизоносен продержался целых тринадцать месяцев, но это было уже что — то невероятное.

Велимир вздохнул. Пройдя дальше, к комнате дорожников, он прислушался.

Прекрасно. Оттуда доносился негромкий разговор. Рывком распахнув дверь, диспетчер вошел внутрь. Все дорожники были здесь. Впрочем, не все, Дангнура не хватало. Интересно, где он?

Комната отдыха, благодаря усилиям декораторов, походила на пещеру. С потолка свешивались сталактиты, из пола торчали сталагмиты, неровные, отделанные под мрамор стены белели известковыми потеками. Светильники походили на друзы драгоценных камней. О том, что это все — таки комната, напоминало лишь несколько вполне уютных, расставленных вдоль стен кресел и диванчиков. На них — то и сидели дорожники. Ближе всех ко входу был только что вернувшийся с дороги Берг. Уши у него уже приобрели нормальную форму, а вот нос укорачивался медленнее и все еще походил на штопор. Дальше сидел Свин, массировавший расположенный на лбу третий глаз, чтобы он исчезал быстрее. С другими из недавно вернувшихся дорожников все было в порядке, если не считать Мори, уныло разглядывавшего свою семипалую руку.

А Дангнура нет. Странно. Впрочем, можно начать и с двух других.

Замолчавший при появлении Велимира дорожник Крабут нервно дернул плечом и, продолжая прерванный рассказ, стал объяснять, на какие штуки способен водяной старх, если его неожиданно спугнуть. И что от него можно спастись лишь с помощью цветка пурпурной лилии.

Велимир уселся в ближайшее пустое кресло, на спинке которого висела чья — то куртка — ураганка, и закрыл глаза. Словно игрок, перед началом шахматной партии перебирающий собственные фигуры, он коснулся сознаний всех находившихся в комнате. Он почувствовал мысли Берка, беспокоившегося за свою приболевшую дочку. А вот Свин, хотя и знал наверняка, что третий глаз у него исчезнет, все же в глубине души побаивался остаться с ним навсегда. Потом Нломаль, Мори…

Медленно — медленно, осторожно — осторожно Велимир проник в сознания Намгаджи и Ансафа. Понимая, что нужно действовать как можно незаметнее, он затаился, вслушиваясь в их мысли и чувства. Ничего особенного.

Как же их проверить? Как сделать так, чтобы они подумали о хрустальной гадюке?

— …и самое главное, чтобы осминоха не укусила синеживотика, — говорил Нломаль. — Если укусит — все, можешь считать вечернюю кадриль несостоявшейся. Верховный герцог не подарит тебе жемчужную перчатку, а через сутки тебя вообще выкинут за крепостную стену. Так вот, а я как раз отвлекся на одну… впрочем, не важно, главное, что чуть не проморгал…

Придумал!

Велимир стукнул кулаком по подлокотнику кресла и громко, чтобы слышали все, сказал:

— Черт, ну кто же мог подбросить гадюку?

Гробовая тишина.

Ну же, ну… Чего же вы?.. Нет.

Велимир облегченно вздохнул. Реакция Намгаджи и Ансафа на его слова была обычной: удивление, сочувствие и больше ничего. Это были не они. Тогда кто же? Неужели Дангнур? Да, теперь остался только он. Кстати, забавно будет, если окажется, что и он тут ни при чем. А вот это еще надо доказать. Где он?

Можно было, конечно, пошарить по комплексу прямо отсюда, не поднимаясь с кресла, но диспетчер знал, что сейчас у него ничего не выйдет. Слишком уж много случилось с ним событий за последние несколько часов. Он чувствовал, как из глубин его сознания поднимается усталость и неуверенность. Да, в таком состоянии зондировать комплекс не стоит. В конце концов можно обойтись и без этого. Комплекс небольшой, и Дангнуру деться из него некуда.

Кто — то передал ему бокал, и Велимир отхлебнул ледяного апельсинового сока. Дорожники молчали еще несколько секунд, потом стали тихо переговариваться.

— Да, так вот, — продолжал Нломаль. — Чувствую, осминоха его сейчас укусит. А этого никак нельзя допустить. Я еще герцогу шкатулку не подарил, ну помните, над которой наши техники целый месяц корпели. Ну тут я и…

Велимир снова задумался.

Дангнур. Ниже среднего роста, но чрезвычайно сильный. Глаза — неспокойные. И еще, судя по его рассказам, слишком много вокруг него увивается девушек. Хотя редкий мужик на словах не преувеличивает количество своих любовных приключений.

Ладно, хватит об этом. Надо подумать о чем — то другом. Велимир вспомнил свою квартиру. Четыре стены, в которые он возвращается после дежурств, где не знает, чем себя занять, чувствуя, как с каждым годом окружающий, не принадлежащий комплексу мир отдаляется, становится чужим. Может быть, и Смеяна ушла, распознав женским чутьем, что Велимир с каждым годом все более принадлежит не ей, а дороге? Женщины, они такие. Для них мужские занятия — чепуха по сравнению с домом, семьей. Может, они правы? Может, действительно все объяснения о том, что они работают в комплексе на благо народа (какого?), на благо планеты (зачем это ей?), на всеобщее благо (а нужно ли оно?), только слова? Может, они эти исследования проводят лишь для себя? И эта возня с комплексом что — то вроде детской игры — «войнушки» для взрослых? Конечно, на другом уровне, хотя бы потому, что в случае проигрыша катят своими и чужими жизнями, но игра?

Совершенно ясно, что еще лет сто из дороги ничего реального не выжмешь. Даже не стоит пытаться. Хуже будет. Потому что дорога — стихия, непонятная и неуправляемая. Они могут потратить на исследования сколько угодно времени, заполнить фактами горы бумаг и не продвинуться ни на шаг. Потому что не понимают главного — принципа, по которому существует дорога. Поймут ли они его когда — нибудь?

Скорее всего они исследуют неправильно. Нельзя понять что — то, наблюдая со стороны. Нужно умудриться стать частью этой дороги. Вот тогда можно что — то понять. Наверняка можно.

Вот он, диспетчер, потратил двадцать лет на то, чтобы вытаскивать из гиблых ситуаций дорожников, которые попадают в них потому, что ничего не знают о природе дороги. Это может продолжаться до бесконечности. И кому это нужно? Мне? Им? Людям?

Он допил сок и поставил бокал на пол.

Может, бросить эту работу к чертям собачьим? Вернется Смеяна. Наверное, она еще ждет и надеется. А если даже и не ждет, то на свете много женщин, только и мечтающих о таком, как он, отчаявшемся, сломанном жизнью мужчине, энергии которого, впрочем, вполне хватит на постройку маленького семейного рая для жены и детей. В конце концов, женщинам не так уж и важно, какие мы. Они любят в нас отцов своих будущих детей. И мы, кстати, любим женщин за то, что они похожи на детей. Они это знают и умело притворяются такими, какими мы их желаем видеть. И нет тут с их стороны никакой корысти. Это природа. Она управляет нашими поступками и желаниями. Даже легенды о загадочной женской логике не имеют под собой оснований. Женской логики нет. Есть логика природы. Разумен ли человек настолько, насколько он старается казаться? Ведь если подумать, то большую часть своих поступков мы делаем, повинуясь природе. Может быть…