Харон обратно не перевозит (сборник) - Азимов Айзек - Страница 68

Теперь он находился в непонятном помещении, заполненном диковинными аппаратами, лежал на чем — то вроде низенькой кушетки, а прямо перед ним стояли пять субъектов до того пугающего вида, что Шарапкин, не стесняясь, заорал, как будто бы в здоровый зуб ему воткнули бормашину, и инстинктивно попытался сесть, однако, чуть — чуть приподнявшись, тотчас же с размаху ткнулся лбом в какую — то незримую преграду.

Похоже, кушетку накрыли прозрачным колпаком, и, как ни дергался Шарапкин, как ни брыкался, результат оставался прежним — он на что — то постоянно натыкался.

Тогда Шарапкин прекратил борьбу и, мокрый от страха, приготовился к ужасной смерти, подумав про себя: «Пытайте, гады, в убеждениях я — свят, секретов никаких не видам!..»

Впрочем, единственным большим секретом в его жизни была Дуська из их столовой — он за ней слегка приударял без ведома жены, — да только Дуська сейчас как — то отошла на задний план.

Десятым чувством он внезапно уловил: она тут вовсе ни при чем.

Потом и страх прошел — скачком: был и не стало… А ему на смену приплыло спокойствие, вернув способность трезво рассуждать.

Так где же он? И что с ним происходит?

— Человек Земли, — внезапно произнес один из пятерых, — вы кто?

— А вы? — машинально — дерзко ответил Шарапкин, как, бывало, на работе, когда слышал в телефонной трубке вслед за тягостным молчаньем чей — то обалделый голос: «Эт — хто?..»

Но непривычное и странное по сути «человек Земли» его насторожило.

Правда, кто они?

К тому же изъяснялись незнакомцы хоть и на понятном русском языке, да только с раздражающим акцентом. И припомнить, где он слышал эдакий акцент, Шарапкину никак не удавалось. Может, и нигде…

— Спокойно! Отвечайте быстро, без утайки! — приказали незнакомцы.

— Автобиографию? — с готовностью спросил Шарапкин. Это уже было по — людски. Тут он собаку съел. — Написать вам или… как? Только вот, простите, крышечка…

— Лежать! — прикрикнули хозяева. — Ни — ни!.. И говорите ясно, без запинок.

«Может, для какой работы проверяют? — с вялой надеждой подумал Шарапкин. — Большой секретности работа или… чтобы там, за рубежом?..»

И тогда, как на духу, он выложил им все, что помнил о себе.

Цены не набивал, но и хорошее не упустил. Короче, сведения дал — как раз.

— Все верно, — подтвердил один из пятерых. — Не договаривает, но не лжет.

— Н — да? — недоверчиво сказал Шарапкин.

— Поначалу вы вели себя, как надо. Испугались, закричали… Так быть и должно. Пункт девятисотый в тестовой таблице. Но мы это состояние в вас подавили, чтобы не мешало. Вы теперь — покладистый, уравновешенный.

— Сволочи, — на всякий случай тихо, но без злобы произнес Шарапкин.

— Нет. Нам нужен деловой контакт. Сейчас. И после, когда вас доставят на нашу планету…

То, что вдруг случился наяву Контакт, о котором так мечтало человечество, по правде говоря, Шарапкина немного удивило — но и только.

Видит Бог, нисколько не ошеломило, не заставило петь радостные песни…

Мысль об очагах разума, разбросанных в безбрежности Вселенной, его, по существу, никогда особенно не занимала. Случались в жизни вещи поважней…

Величие момента он прошляпил. Может быть, и к счастью для себя…

Вот только эта перспектива — полететь куда — то там, да еще втайне от других…

— Ну, предположим, — вслух начал соображать Шарапкин, — предположим, завезут меня и, значит… Эй, вы не особо!.. Что я — мебель, экспонат?!

— Человек, — сухо ответил кто — то из пятерых.

— Звучит гордо, — на всякий случай покивал Шарапкин. — Но куда мы едем? Что все это значит?

— Ладно, — согласились неизвестные, — пожалуй, лучше сообщить. Иначе возможны отклонения в системе, а это совершенно ни к чему.

И тогда Шарапкину открылась великая тайна.

Получалось вот что.

Вокруг некой звезды (координат ему не дали, а попросить он не догадался) обращалась некая планета, на которой процветала некая цивилизация — до того могучая, что сферу своего влияния распространила далеко вокруг, на много сотен световых кварталов.

Одни миры безропотно склоняли головы, едва завидев эдакую галактическую силу; другие же, наоборот, сопротивлялись, впрочем, без особого успеха — мямляне (их планета называлась «Мямля» — ежели Шарапкин верно понял), как правило, неизменно брали верх.

В конце концов мямлянская разведка донесла: есть где — то на окраине Галактики Земля — по всем параметрам планета хоть куда!

Заселена? Неважно!

Главное — верный ключик подобрать.

Вот с этой — то секретной целью и отправился к Земле мямлянский стратегический корабль, чтоб прихватить на борт типичного представителя рода человеческого и доставить в метрополию, где уж означенного представителя толково изучили б вдоль и поперек.

— А для чего? — не понял пораженный всем услышанным Шарапкин.

— Нам нужно знать, на что вы, земляне, в принципе способны, какую с вами тактику избрать. В нашем регионе мы покуда всех сильнее, но ведь кто вас знает…

— Это верно, — согласился Шарапкин, — никто не знает. Да вот только… Что же получается: увезти вы меня увезете, а… обратно?..

— Вы уже не вернетесь.

— Убьют? — ужаснулся Шарапкин.

— Нет, почему? Просто останетесь на Мямле. Вам отныне все известно, а мямлянский флот в окрестностях Земли обязан появиться неожиданно. Быстрота — залог успеха.

— Резон, — со вздохом подтвердил Шарапкин. — Я гарантий никаких дать не могу. Вот проболтаюсь вдруг… — он хотел было еще кой — что добавить насчет свирепой гласности, да только рукою махнул: мол, сами понимать должны, не дети. — А с чего вы взяли, что я… ну, типичный?

— Результат долгих наблюдений, усердных поисков, косвенных тестов, подспудных проверок. Долго объяснять. Поверьте на слово.

— Типичный… Вот уж ерунда! Понятное дело — старался, чтоб, как у людей, не хуже, получалось… Что же я — дурак?! Нет, и меня, бывало, типом обзывали — только ведь неправда это, не такой я, точно говорю.

— Какой же? — въедливо поинтересовались мямляне. — И, смотрите: солжете — нам приборы мигом сообщат.

— А чего мне врать? Грешки за всеми водятся, вестимо, да и достоинства — свои у всех. Так разве я типичный?! Нет, я — это я!

— Неужели? — гадливо посочувствовали чужаки.

Шарапкин неожиданно почувствовал обиду.

В самом деле, с какой такой вдруг стати он свою неповторимость походя, за здорово живешь, будет прилаживать к другим?!

Неужто ради этих чужаков? Да пропади они — со всей своей затеей!..

Тут подход изящный нужен, деликатный, а не грубо, в лоб: дескать, типичный ты, и баста. Простачка себе нашли…

Тем временем мямляне, тыча длинными конечностями в разбушевавшиеся разом приборы, обеспокоенно взялись о чем — то совещаться.

— Очень странно, — произнес один из них. — Ведь мы установили точно, кто нам нужен: вы — и только вы! Есть объективные критерии… Но, значит, есть и субъективный фактор? Стало быть, загвоздка в вас!

— Что, малость обознались? — торжествующе проворковал Шарапкин.

— Вовсе нет, исключено, — засуетились вдруг мямляне, — Ведь что такое — типичный представитель? Это — когда есть человек и некий фон, с которым можно человека сопоставить. Тогда и говорят: типичный… Для своею круга. Вот вы и были на Земле таким обывателем — в меру разумным, в меру бестолковым…

— Погодите, погодите, — запротестовал Шарапкин. — Обижать зачем? Ну, может, и не семь пядей у меня во лбу, но почему ж я — обыватель? Это, знаете…

— Да что вы цепляетесь к словам?! Пускай не обыватель — гражданин, не в этом суть! Вы себя считали личностью…

— Я и теперь считаю.

— И прекрасно! Но типичные черты… Конечно! На Земле вы были членом общества. А здесь, на корабле, вы представитель рода человеческого! Ясно?

— Нет, — сказал Шарапкин простодушно.

— Пока вы оставались на Земле, степень вашей типичности определяли мы. Теперь одной типичностью не обойдешься. Нам надо, чтоб вы себя чувствовали человеком! Во всем. У вас есть такое ощущенье?