Космонавты живут на земле - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/88
• Следующая

– Ну как, Горелов, хотели бы вы перейти на новую, более сложную технику?

У старшего лейтенанта вздрогнула нижняя губа.

– Какой же летчик этого не хочет, товарищ генерал?

– А если придется летать на высотах раз в двадцать больших, чем высота вашего истребителя, да и на скоростях во много раз превосходящих?

– Мой истребитель двадцать километров запросто берет, – с дерзинкой ответил Алексей. – А вы говорите – раз в двадцать выше. Что-то я не слыхал, товарищ генерал, что есть такая авиация.

Мочалов пропустил дерзинку мимо ушей и сам ответил насмешливо:

– Если газеты читаете и радио слушаете, должны бы знать, что есть.

Уверенность как ветром сдуло с лица Горелова. Волнение догадывающегося, робкая невысказанная надежда и, наконец, полное смятение отразились в его глазах.

– Так то ж только космические корабли могут, – прошептал он. – Я не понимаю вас…

– Сейчас поймете, – испытывая его нетерпение, проговорил генерал. – Я приехал сюда для того, чтобы подобрать одного кандидата в отряд летчиков-космонавтов.

Горелов чуть побледнел. Голос, дрогнувший на первом же слове, выдал его волнение.

– Шутите, товарищ генерал?

– Да, да, шучу. Именно для этого я и приехал сюда из Москвы. – холодно осадил его Мочалов. – Чтобы вызвать старшего лейтенанта Горелова и пошутить.

Неловко опираясь о подлокотники, Алеша поднялся в кресле. Глаза его растерянно блуждали по комнате.

– Простите, товарищ генерал. Но то, что вы говорите, так необычно.

– Ущипните себя за нос, чтобы убедиться, что это не сон, – тем же бесстрастным голосом произнес Сергей Степанович. – Но вы что-то не торопитесь с ответом. Возможно, это предложение вам совсем не по душе.

Горелов клятвенно прижал ладони к груди, словно хотел унять неровное дыхание.

– Что вы, товарищ генерал! Стать космонавтом… Да это же мечта всей моей жизни! Самая заветная мечта. Только я думать не мог, что… то есть не я, а вы…, ой, я совсем запутался, товарищ генерал. Выдержки не хватило.

– Космонавту всегда должно хватать выдержки, – нравоучительно заметил генерал.

– Да, но это так странно, – повторил Алексей. – Два года назад я пытался просить Гагарина взять меня в космонавты. Тогда я был предельно наивным провинциальным парнем. Позже сам смеялся над этим. А здесь, в полку, спутал в ночном полете бортовой огонь самолета со звездой, и ребята наши так и прозвали меня: «космонавт». И мечта об этом как-то уже растворилась. И вдруг вы мне предлагаете… Да как же я могу отказаться? Только это как снег на голову. И притом – почему мне? У нас в дивизии есть ребята и получше…

– Выходит, вы мне больше подходите, – перебил Горелова Мочалов и повелительным жестом негромко хлопнул ладонью по стеклу письменного стола. – Считаю, что вы дали согласие. Передумывать не будете?

– Нет, – ответил Алеша быстро.

Сергей Степанович удовлетворительно наклонил голову.

– Однако вы должны понимать, что, дав согласие стать космонавтом, вы им еще не стали. Впереди серьезное испытание, сложная медицинская комиссия. Если она не найдет в вашем здоровье изъянов, вопрос будет решен положительно.

– Я понимаю, – тихо сказал Горелов.

– Вот и отлично. О нашем разговоре никому не должно быть известно. Когда получите вызов, тоже не вдавайтесь в объяснения. Куда и зачем едите – для остальных тайна. Скажите, что переводитесь в другую часть. Или к летчикам-испытателям. Словом, сами придумаете. А сейчас можете быть свободным, если нет вопросов.

Не успел Горелов одеться, на пороге появилась припорошенная снегом фигура комдива. Расстегнув на теплой меховой куртке «молнию», Кузьма Петрович потирал красные руки.

– Завьюжило сегодня, – покачал он головой и, покосившись на старшего лейтенанта, по-домашнему спросил: – Ну как, Алеша?

– Как в сказке, товарищ полковник, – с заблестевшими глазами бойко ответил Горелов. – До сих пор не верю, что это наяву происходит.

– А что решил? – спросил Ефимков, хотя по счастливому лицу Алексея и так все можно было понять.

– Согласен, – сдержанно ответил Мочалов.

– Ты или он?

– И я, и он.

– Так я и знал, – мрачно заключил комдив и, не снимая куртки, сел. Достал из кармана трубку, снова сунул ее в карман и, подойдя к молодому летчику, крепко обнял его левой сильной рукой, почти пригнул за плечи к себе. Был Ефимков на целую голову выше Горелова, глыбой возвышался над ним.

– Как назвал ты меня, Сережа? – окликнул он Мочалова. – Феодалом? Ну а ты – самый что ни на есть узурпатор. Лучшего парня забираешь. Никому бы другому не отдал. Только тебе, старому верному другу, доверяю Горелова. – Он оттолкнул от себя Горелова так же неожиданно, как и притянул, погрозил ему сурово пальцем. – А ты смотри… от родного порога в новую жизнь уходишь. Был ты летчиком на уровне у Кузьмы Ефимкова. Вот и там должен честь родного порога беречь. Не забывай, парень, что этим родным порогом у тебя в жизни была истребительная авиация. Она тебя человеком сделала.

– Я этого никогда не забуду, Кузьма Петрович, – негромко произнес Горелов, – и вас особенно. Вы столько для меня сделали.

– А вот это уже сентиментальность, – прервал его Ефимков, – это не надо, Алексей. Она даже в пейзажах вредна, если их пишет летчик-истребитель. Шагай переживай свою радость. Все у тебя складывается хорошо, парень. Только смотри, в космос слетаешь, на земле меня не забывай. А то встречу где-нибудь, автограф попрошу, а ты сделаешь вид, будто и не знаешь меня…

– Да что вы, товарищ полковник.

– Ладно, ладно, всякое бывает, – проворчал с напускной суровостью комдив. – Ну а сейчас марш!

…Ровно через неделю на имя полковника Ефимкова пришла из высшего авиационного штаба короткая телеграмма: «Командир звена старший лейтенант Горелов Алексей Павлович приказом Главкома ВВС НП 296 п откомандировывается в распоряжение генерала Мочалова».

Кузьма Петрович, уже свыкшийся с неизбежностью предстоящей разлуки, прочитал ее не спеша, резко нажал кнопку звонка и, когда в дверях выросла фигура дежурившего по штабу офицера, спокойно произнес:

– Разыщите старшего лейтенанта Горелова и передайте, что поступил приказ об отчислении его из нашей дивизии. Пускай срочно собирается и завтра вечерним поездом выезжает в Москву. Куда и зачем – он знает.

Оставшись один, комдив еще раз перечитал телеграмму и шумно вздохнул. Откинувшись на спинку кресла, он долго глядел в прямоугольник запотевшего от холода окна и думал о людях, с какими сталкивался на жизненных тропах. Многих летчиков встречал он и провожал. Но этот парнишка по особенному был дорог. Его, вчерашнего десятиклассника, научил когда-то Ефимков летать, ему помог стать здесь, в Соболевке, боевым летчиком. Теперь он уходил.

– Пусть же повезет ему и на космическом маршруте! – тихо вздохнул комдив.

Морозным январским утром на одной из самых далеких подмосковных платформ остановился поезд. Из него вышел только один пассажир. Сипло вскрикнул паровоз, и состав поплыл мимо платформы. Пассажир огляделся. Под навесом жались воробьи. Окно кассы задубело от наледи. Жизнь, могло бы показаться, совсем замерла здесь от тридцатиградусного мороза, если бы не дымилась напротив, над рыжей дощатой, более высокой, чем станция, постройкой, кирпичная труба.

Вывеска «Буфет» была на этой постройке куда крупнее, чем табличка с названием разъезда, прибитая чуть повыше окошка кассы. Может быть, поэтому в лютые морозные дни часть пассажиров упорно путала эти две постройки и, прежде чем очутиться у окошка кассы, открывала скрипучую дверь под вывеской «Буфет».

Одинокий путник этого искушения избежал. Не отыскивая взглядом случайных пешеходов, у которых можно было уточнить дорогу, он уверенно, словно много раз бывал на этом разъезде, прошагал до конца перрона, спустился по лесенке и по тропинке, узкой, но добротно вытоптанной многими пешеходами, вышел к широкой асфальтовой дороге. Здесь он тоже не колебался, а сразу повернул налево.

• Предыдущая
• 31/88
• Следующая