Веер с гейшами - Баклина Наталья - Страница 5

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая

— Читай вслух!

«Веер был сделан из тонкой рисовой бумаги. Он трепетал, и нарисованные гейши, казалось, танцевали свой чувственный танец, навевая на Агриппину смутные эротические желания и овевая ее приятным сквознячком». И что это значит?

— Так. Сквознячок — это к переменам. Эротические желания, чувственный танец — наверное, роман у тебя намечается. Гейши и рисовая бумага — значит, с японцем, что ли, каким...

— Да ну тебя, — захохотала Ольга, — какой еще японец! Нет в Магадане японцев, китайцы только на рынке барахлом торгуют. В прошлом году приехали осенью на разведку, привезли тюль, тапочки, купальники — стоят на морозе. Один прямо поверх купальников объявление повесил: «Все очень дешево, хочу домой, замерз». Это ему, наверное, кто-то из наших для прикола написал. Сами они по-русски почти не разговаривают!

— Ну, тогда будет у тебя роман с китайцем!

— Ага, и он мне подарит все свои купальники!

Принесли обед, Ольга выбрала курицу, Света — гуляш. Поели, потом Света выпросила детектив почитать, а Ольга откинулась в кресле, закрыла глаза и стала думать о Светином гадании. Эротическое приключение у нее уже случилось, но о нем лучше сейчас не вспоминать — слишком все было как-то... неожиданно. Знакомый японец у нее есть, только для романа малопригодный. Мачимура, бывший заключенный сталинских лагерей. Семнадцатилетним пацаном попал в плен на Сахалине под занавес Второй мировой войны, просидел в лагерях три года, строил дома в Магадане. Потом уехал в свою Японию, а в 97-м году объявился во главе делегации, которая разыскивала могилы японских военнопленных по колымским лагерям. Он единственный из них знал хоть что-то об этих местах и мог хоть как-то изъясняться по-русски. Ольга тогда уже работала в «Территории», новой демократической магаданской газете. Ее отправили писать про японскую делегацию, она познакомилась с Мачимурой, привела к нему Лобанова, тот вызвался быть проводником. Гонорар Лобанов отработал добросовестно, довел японцев аж до Бутыгучага, заброшенного лагеря на урановых рудниках с огромным кладбищем с пронумерованными могилами. Оно тогда еще почти не тронутое стояло, это после всякие охотники до сувениров растащили и кресты, и таблички. Даже школы окрестные краеведческие экспедиции сдуру туда устраивали, разыскивая что-нибудь для школьных музеев. Сдуру, потому что радиоактивность в этом лагере была довольно высокая. Энтузиазм краеведов местные власти догадались утихомирить только тогда, когда в одном из таких школьных музеев обнаружился «фонящий» ботинок. Подошва драного лагерного экспоната оказалась пропитана грунтом с уранового рудника. Обнаружилось это случайно — водили очередных туристов с Аляски, школу показывали, а у одного в кармане дозиметр был. Маленький такой, на авторучку похож. Ну и защелкала эта авторучка в школьном музее, как дятел в березовой роще. Что было тогда! Скандал на всю область! Ольга сама про этот случай писала.

Японцы в тот приезд сфотографировали могилы и переписали номера, затем в Москве добыли информацию в архивах и выяснили, какие из могил японские, и уже следующим летом Мачимура приехал снова, забирать останки. Нельзя, говорит, чтобы человек был похоронен на чужбине. Пока кости его не вернутся на родину, в Японию, нет его душе покоя. Это Ольга так для себя перевела его объяснения на русском и английском. Английский она тогда знала средне, а по-русски Мачимура говорил очень специфично — язык-то учил в плену со слов охранников и конвоиров. Поэтому по-русски он в основном матерился — старомодно, с акцентом и с доброжелательной японской улыбкой.

Ольга еще в первый приезд Мачимуры устроила ему дружеские посиделки с журналистами «Территории» — точнее, с журналистками: мужчин в редакции было мало, они куда-то ездили и не пришли. Японец — крепкий, кстати, несмотря на свои почти семьдесят лет, — выпил водочки, захмелел и полностью перешел на русский язык Тетки хохотали от его старательных матюгов, и Мачимура чувствовал себя стопроцентным покорителем женских сердец. Ольгу он выделил из всех, называл «Оля-доча», звонил ей из Японии и на третье лето, когда с могилами уже было закончено, приехал в Магадан с приземистым рябым сорокалетним японцем и попросил помочь его женить. Я, говорит, рассказал, какие красивые у вас девушки, и он приехал за невестой. Японец прожил в Магадане все лето, и к августу ему, действительно, нашлась невеста — двадцативосьмилетняя красавица-библиотекарша с пшеничной косой до пояса. Ее через каких-то знакомых знакомых отыскала Люся из отдела писем. Библиотекарша уже отчаялась выйти замуж — в ее поселке Стекольном всего-то живет три тысячи человек. Работы нет, нормальные мужики уехали — кто в Магадан, кто на материк, — остались алкаши да старики, которым деваться некуда. А ей не уехать — с матерью живет, не бросишь. Так и сидела в своей библиотеке, книжки читала, ничего от жизни не ждала. Жениха из Японии приняла как подарок судьбы. Он и ее, и маму увез в свою Японию. Три года прошло, вроде народился кто-то у них — японская жена переписывалась с Люсей из отдела писем. А Мачимура что-то долго не звонит.

— Уважаемые пассажиры! Наш самолет прибывает в аэропорт «Сокол». Просьба привести кресла в вертикальное положение и пристегнуть привязные ремни! — Оля не заметила, что она, оказывается, задремала.

— Сколько раз тебе говорить — не наливай в чайник воду из-под крана. Специально же воду отстаиваю, из банки наливай. И газ не открывай так сильно — чайник пачкается, убавь. Оль, ты выкинешь когда-нибудь эту свою облезлую кружку — вон трещина уже на боку. У тебя что денег на новую не хватает? Ты как мать должна поговорить с Нюсей, она вечерами шляется где-то допоздна, хотя я велел ей быть дома в полдесятого. Тебе вчера Мачимура твой звонил, я сказал, ты сегодня будешь.

«Ну, с прибытием», — подумала Ольга. Пока ехала из аэропорта, надеялась, что Лобанов умотал куда-нибудь по своим летним делам. Зря надеялась — он был дома, паковал какие-то мешки. Встретил радушно, потянулся целовать — отвернулась, чмокнул куда-то в область уха. Она пошла на кухню ставить чайник — чаю очень хотелось. Он — соскучился! — притащился следом. Получилось чаепитие с комментарием. За две недели командировки Ольга уже отвыкла от лобановского брюзжания, поэтому его слова цепляли. «Воду не наливать. Да она, после московской, чище чистого. Чайник пачкается. Я испачкаю, я и помою. Кружку выкинуть. Нравится она мне. Нюська шляется. Ночи белые, до одиннадцати может гулять без проблем, пока погода хорошая. Мачимура звонил. — Что?»

— Когда звонил?

— Да вчера, говорю, ты что, плохо слышишь после своей Москвы?

— Что хотел?

— А хрен его поймет. По-русски этот твой японский аксакал говорит, сама знаешь как. Вроде приехать хочет.

— Когда?

— Оля, ну говорю же, не разобрал! Чего ты пристала, в самом деле! Лучше скажи, где моя ветровка с оранжевым капюшоном. Куда ты ее засунула? Почему ты все куда-то деваешь, ничего в доме найти нельзя!

— Жор, меня дома две недели не было!

— Вот именно! Вместо того чтобы домом заниматься, мотаешься где-то. Дочь заброшена, шляется, курит наверняка. Я у нее в кармане вчера спички нашел.

— Жор, ты что, шаришь по ее карманам?

Убирает в доме кое-как, вещи в кучу, ничего не найдешь... Да, шарю. Тебе же некогда, а за Нюськой контроль нужен. А то сегодня — спички, завтра — шприцы. Ты хочешь, чтобы твоя дочь стала наркоманкой?! Или в подоле принесла?

— Жора, ну что ты несешь! Какой подол, какие шприцы, какие наркоманы! Нюська нормальный подросток, у нее нормальные друзья.

Лобанов уже не слушал. Он закончил паковать свои мешки и надевал ветровку — разыскал.

— Ты надолго?

— Недели на две. С мужиками договорился, у них лицензия на горбушу, в бригаду взяли.

«Точно, нерест начался. Ну, хоть икры притащит», — подумала Ольга. Лобанов каждое лето прибивался к какой-нибудь рыболовецкой бригаде, приносил в дом красной икры и по нескольку мешков красной рыбы. Икру мужики солили еще у реки, а рыбу Лобанов разделывал на куски дома и забивал ими всю морозилку. В сезон горбуша на рынке стоила копейки, за три рыбины просили денег, как за десяток яиц. Но, по крайней мере, не надо было тратить хотя бы этих денег. И с рыбой не надо было возиться — достал из морозилки и готовь.

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая