Жили два друга - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/103
- Следующая
– Днепр! Киев! – не удержался Пчелинцев от возбужденного выкрика.
– Совершенно точно. Днепр и Киев, – подтвердил лейтенант. – Перебазирование назначено на завтрашнее утро. Наш полк взлетает в семь ноль пять. Передовая наземного эшелона выезжает сегодня в обед.
– Сколько времени будет двигаться к новому аэродрому наша автоколонна? – спросил подошедший Заморин.
– Десять часов как минимум, – сообщил Демин.
– Десять! А как же быть с Заремой? – вскричал Пчелинцев. – Она же не в состоянии десять часов трястись в грузовике по ухабистым фронтовым дорогам. Да ее в пути могут снять с машины и отправить в госпиталь.
Все трое переглянулись. Какое же командир примет решение? Лейтенант вдруг улыбнулся и отчаянно махнул рукой.
– А, была не была: семь бед – один ответ. Зачисляю ефрейтора Магомедову в летный экипаж. Полетит в задней кабине вместе с сержантом. Только вы смотрите, – пригрозил он заулыбавшемуся Пчелинцеву, – если на старте, пока будем выруливать, кто-нибудь обнаружит Магомедову, подполковник Заворыгин с нас головы снимет.
Пчелинцев скинул с себя планшетку, хлопнул в нее, как в бубен, и пустился в пляс.
– Так ведь это нарушение какое, – развел руками Заморин.
Лейтенант выразительно на него взглянул:
– А вы как же хотели, Василий Пахомович? Чтобы я отправил Зару с автоколонной?
– Ничего, товарищ командир, – поддержал его воздушный стрелок. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
– Ай, якши, – осклабился подошедший Рамазанов, еще не знавший, в чем дело. – Танцуй, Самара-городок и вся Волга, жить будем долго!
– Смотри ты, какой философ! – усмехнулся Демин.
Взлет штурмового полка. Разве можно увидеть в аэродромной жизни более величественную картину! Тридцать шесть боевых машин выстроились друг за другом.
Аэродром широк, а подполковник Заворыгин давно уже обучил своих летчиков взлетать группами. И нет ничего удивительного в том, что полк будет подниматься четверками, звено за звеном. Зеленые горбатые штурмовики поблескивают на утреннем солнце остекленными кабинами. Позади чернеют стволы крупнокалиберных пулеметов, а к ним прильнули головы воздушных стрелков.
Шесть тонн с бомбами, пулеметами и пушками весит ИЛ 2. И летчик – мозг тяжелой машины, ее хозяин и повелитель. Без него глуха и неподвижна была бы стальная птица. Только его руки, сильные и точные, способны приводить ее в движение, поднимать с аэродрома, вести по маршруту, заставляя маневрировать среди белых и черных зенитных шапок, ускользая от ярких вспышек «эрликонов», идти в отвесное пике перед тем, как сбросить фугаски.
С гордостью обозревал подполковник Заворыгин выстроившуюся на старте зеленую колонну ИЛов. Он распахнул фонарь своей кабины, приподнялся на сиденье и глядел на черные винты боевых машин, работающие еще на малых оборотах. Самолет Заворыгина отлично знала вся дивизия. На его фюзеляже нет номера. Только красная, изломанная, как молния, стрела. Заворыгин остался доволен тем, как выстроился его полк, и, вновь заняв свое место в кабине, захлопнул над головой крышку фонаря. Подполковник был очень гордым и важным в эту минуту, но не он являлся сейчас самым главным. Пока штурмовики не покинули землю, самым главным был начальник штаба, маленький и толстый, туго перепоясанный ремнями майор Колосов. Он сидел в фанерном кузове автомашины-радиостанции и держал в руке черную трубку микрофона. В маленьком помещении было нестерпимо душно, даже настежь распахнутая дверь нисколько не спасала, однако круглолицый, тщательно выбритый Колесов никакого внимания не обращал на жару. Ни одной капли пота не было видно на его строгом, одухотворенном лице. Перед ним лежала плановая таблица и стояли на подставке самолетные часы с черным циферблатом. Оп бросал короткие взгляды то на таблицу, то на стрелки этих часов. И вот стрелки на часах замерли, показывая пять минут восьмого.
– Первый, вам взлет! – гулко скомандовал майор Колесов, и тотчас же от сильно увеличенных оборотов запел мотор на флагманском ИЛе. Рука подполковника опустила скобу, удерживающую самолет на воздушных тормозах. Винт перед глазами слился в сплошной черный круг. Не успел штурмовик начать разбег, как властный голос маленького майора Колесова прогремел снова.
Непередаваемы эти мгновения, рождающие скорость на разбеге и силу, отрывающую боевой самолет от земли, эту незримую могучую силу! Как о них поведать тебе, читатель! О том, как никнет трава под ударами тугого ветра от винта, как поднимается медно-желтая пыль за хвостами взлетающих штурмовиков, заставляя склоняться и закрывать глаза провожающих самолеты людей.
А как величественно ревут моторы, поющие грозный марш штурмового полка!
Эскадрилья капитана Прохорова взлетала по расчету последней, а звено Чичико Белашвили шло замыкающим в общей колонне. Правой рукой удерживая штурвал, он поднял левую и вытянул вверх большой палец, что означало: порядок. И Демин ответил ему точно таким же жестом. Впереди уже клубилась кромешная пыль, взвихренная взлетающими штурмовиками. И вот настало мгновение, когда летчики замыкающей группы услышали команду, предназначавшуюся только им.
– Девятый, вам взлет! – весело выкрикнул невидимый майор Колесов и совсем уж вольно, по-отечески прибавил: – Ваше слово последнее.
Чуточку осела пыль на взлетной полосе. Демин немного ослабил тормоза, и его «тринадцатая», ни на метр не отставая от машины улыбающегося Чичико, помчалась вперед. В левую форточку он видел лицо командира четверки, а в правую – своего беспокойного соседа по самолетной стоянке Сашку Рубахина. Секунды – и последняя четверка, набирая высоту, вписалась в растянутую петлю, в форме которой выстраивался полк Заворыгина.
Потом петля эта выровнялась, и тремя уступами, именуемыми в авиации правым пеленгом, тридцать шесть полностью заправленных горючим и боеприпасами ИЛов взяли курс к линии фронта. Пели моторы тугую басовитую песню. Тесно прижимались друг к другу самолеты, так что между консолями крыльев оставалось не более десяти метров. Под крылом самолета уплывала земля, и уже позади растаяли очертания последнего места их базирования, где хозяйственный майор Колесов, отложив ненужный теперь микрофон, уже рассаживал по машинам офицеров и солдат, что должны были составить замыкающую автоколонну наземного эшелона. Дымкой оделась та часть аэродрома, где еще утром стояла «тринадцатая». Но все ж таки успел лейтенант Демин бросить прощальный взгляд на маленькое озерцо, упрятанное густым кустарником и тесной рощицей, то озерцо, что навсегда будет связано с мыслью о Заре. Сейчас она, наверное, старательно прячется в задней кабине, пытаясь найти удобное положение для вывихнутой ноги. «Бедная девочка, как бы тебя не укачало», – думает о ней лейтенант и сам не может понять, отчего думает так нежно.
- Предыдущая
- 21/103
- Следующая
