Жили два друга - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/103
• Следующая

– Спасибо, Василий Пахомыч. У вас все как часы отлажено. Вот вам пачка «Беломора» в награду. Угостите и Рамазанова.

– Большое спасибо, товарищ старший лейтенант, – высунулся из-под зеленого крыла осклабившийся татарин. – Ой, как здорово службу нести под начальством некурящего командира. Якши, одним словом.

– Ну и хитрец, – усмехнулся Демин. – А почему на машине фонарь пилотской кабины открыт и кто-то там скребется, как мышь?

– Как мышь, – прыснул со смеху Рамазанов, прикрывая ладонью рот, полный белых крепких зубов. – Скажете, товарищ командир, как в точку попадете. Кто же у нас может скрестись, как мышь? Да, конечно же, наш дорогой Зарем, – он хитровато повел глазами и прибавил: – Только она не мышь, она белочка! – и опять хохотнул в кулак.

– Ладно, ладно, – остановил Демин. – Вы оба можете быть свободными. А я осмотрю кабину, отпущу и Магомедову.

– Пойдем в домино сгоняем, «папаша», – предложил Рамазанов, и они направились к землянке.

Демин легко вскарабкался на крыло, ухватился цепкими руками за холодный обрез кабины. На его пилотском сиденье, в черном комбинезоне, устроилась Зара и, склонившись, совсем его не замечая, осматривала пол кабины. Услышав шорох, не сразу подняла голову и вся зарделась, так что веснушки обозначились ярко-ярко на худощавом лице.

– Зачем ты здесь, Зара?

– Товарищ командир, вы? – зашептала она, растерявшись.

– Можно и «ты» было бы сказать, – укорил Демин. – Рядом никого.

Она счастливо улыбнулась и поцеловала его в губы.

– Это все-таки лучше, чем «здравствуй», – весело отметил Демин.

– Как умею, так и здороваюсь, – потупилась девушка, – а тебе не нравится?

– От тебя бензином авиационным пахнет, – сказал он, уходя от прямого ответа. – И от лица, и от косы, замарашка несчастная.

– Почему несчастная? Счастливая! – рассмеялась Зарема и тотчас же спросила: – А это хорошо или плохо, что бензином?

– Да ведь это же лучше всяких духов, – тихо промолвил Демин. – После войны будут у нас дети, и когда они вырастут, я им часто буду говорить: «Знаете, ребята, в каком наряде мне больше всего нравилась ваша мама? В черном комбинезоне авиационной оружейницы, от которого пахло бензином».

Магомедова весело рассмеялась и закрыла ладонями белое лицо. Сквозь растопыренные пальцы рассматривала Николая.

– Ты сегодня слишком уж льстивый, – грустным зазвеневшим голосом сказала она. – Наверное, хочешь назначить свидание.

– Милая девочка, – покачал головою Демин, – рыцарские времена давно прошли, и я не буду назначать тебе сегодня свидания.

– По-о-чему? – протянула она разочарованно. – Ты уже меня не любишь?

Она явно шутила, подыгрывала, но ему не хотелось продолжать разговор в этом легком тоне. Он задумался и помрачнел.

– Я тебя очень люблю, – заговорил он очень серьезно, настолько серьезно, что она моментально смолкла, уловив в его голосе новые интонации. – Мне даже кажется, что все вчерашнее приснилось. Среди взлетов и посадок, зенитных обстрелов и суетливой жизни на земле вдруг появилась ты… собственно говоря, почему появилась? Попросту стала близкой. И от этого ты теперь для меня, в десять раз красивее и дороже. Но сегодня я к тебе прийти не смогу.

Доверчиво тонкой белой рукой погладила она его руку, посерьезнев, спросила:

– Кто-то тебя не пускает, моего бедненького, ко мне?

Сквозь стекло фонаря старший лейтенант настороженно осматривал летное поле, опасаясь, что кто-нибудь из однополчан неожиданно приблизится к самолету и увидит их вместе. Но впереди было пусто, далеко-далеко виднелась одинокая фигура часового.

– Понимаешь, сегодня я должен написать письмо матери Лени Пчелинцева и подготовить к отправке его личные вещи.

– А-а-а! – почти простонала Зара, и лицо ее побледнело. – Как это тяжело! Где ты найдешь слова для такого письма, дорогой?

– Не знаю, – произнес он, – только мне очень хочется, чтобы его старая мать почувствовала, как мы по Лене скорбим. Я ей про весь экипаж напишу. Про тебя, про «папашу» Заморина, про Фатеха Рамазанова.

Он соскочил с крыла, на минуту остановился, оглядывая самолет. Разбитый пушечной очередью «мессера» плексиглас в кабине воздушного стрелка был уже заменен. Аккуратно залатаны пробоины в фюзеляже. Внешне «тринадцатая» сейчас совсем не походила на машину, вырвавшуюся из лап смерти. Все так же грозно отливал темной синевой металла ствол крупнокалиберного пулемета. Пройдут дни, и за этот пулемет сядет новый воздушный стрелок. Может быть, он будет отлично вести наблюдение за задней полусферой и не хуже своего предшественника отбивать атаки «мессеров», но разве он заменит Леню Пчелинцева?

Демин тяжело вздохнул и зашагал от самолета прочь, к землянке, приютившей на этом аэродроме его экипаж.

Сырой, неуютный ветер дул с берегов Вислы. Лениво били на западе орудия. Даже в этой кромешной мгле обменивались артиллеристы обеих воюющих сторон залпами. Была перестрелка вялой и редкой. У входа в землянку Демин долго счищал с сапог ошметки густой грязи о скобу, заботливо врытую в землю «папашей» Замориным. «Чего это он, чудак, – подумал старший лейтенант про себя, – или зимовать на этом аэродроме собрался? Мы же вот-вот рванемся до самого Берлина».

В землянке было нестерпимо жарко от добела накаленной «буржуйки». За грубо сколоченным столиком сидел моторист Рамазанов, шевеля губами, писал письмо.

Заморин, кряхтя, подпоясывал серую, видавшую виды солдатскую шинель ремнем с патронником. На вопросительный взгляд старшего лейтенанта неохотно ответил:

– В наряд мне сегодня.

Демин, сочувствуя, покачал головой:

– Да. Достается вам в ваши годы, Василий Пахомыч. Если бы я только мог это отменить.

Заморин потянулся за пилоткой, смущенно кашлянул.

– Что вы, товарищ командир, – сказал он, оправдываясь, – я не жалуюсь. Это только Гитлер смог бы отменить, если бы пораньше сдох, а его фельдмаршалы выбросили белый флаг.

– На это нам надеяться не приходится, – заметил Демин, – сами его добьем.

– Значит, на трудности старому солдату роптать нельзя, – убежденно продолжал Заморин и бодрее спросил: – Так что разрешите на пост, товарищ командир?

• Предыдущая
• 50/103
• Следующая