Чужестранец - Семенов Алексей - Страница 35
- Предыдущая
- 35/108
- Следующая
Седельных сумок было всего две: одну нес Белый – так решил звать Мирко белого жеребца. Поди ж ты, как рассудила судьба: единственный сраженный им в рукопашном бою всадник ездил как раз на этом коне. Белый и Мирко как-то сразу свыклись друг с другом, и в первый же день успела протянуться между ними тоненькая ниточка, которая крепко связывает со временем настоящих друзей. И Мирко искренне надеялся, что будет Белому лучшим хозяином, чем его предшественник. И уж ни что не заставит его нестись в колдовской свите – пусть хоть по небу среди облаков ему будет дозволено парить вместе с конем – и преследовать одинокого беззащитного пешего. Никогда… Хотя теперь Мирко и в этом уже не был тверд: если бы именно такое потребовалось, чтобы заново обрести Рииту, он не стал бы мешкать. И Белый, в отличие от людей, понял бы его и простил – он чувствовал это.
Другая поклажа была на мощном сером жеребце, носившем русобородого богатыря, полянина по виду, сраженного меткой стрелой.
Из кожаной сумы Мирко извлек шерстяной клетчатый платок, размером три на три локтя, и второй платок – длинный и узкий, который желтоволосый воин зачем-то – для тепла, видно, – вязал на шею. Потом он достал нож, похожий на лист тростника, остро заточенный с обеих сторон. На рукояти была медная насечка в виде кольца, на котором держались три камня. В центре все камни были соединены то ли спицами, то ли лепестками, так что в целом получалось этакое колесо. До сих пор Мирко не приходилось видеть таких символов, и он не знал, что и думать про нож, – вдруг он таил в себе какое-то зло и его следовало если не уничтожить, то как-то заклясть? А вдруг, наоборот, нож был тем единственно светлым, человеческим, что еще оставалось у этого непонятного воина? Мякша в замешательстве отложил нож, не зная, что с ним делать. В сумке лежали еще два тула со стрелами, годными только для простого лука, – для боевого двойного они были слишком коротки. И, наконец, на самом дне оказались гусли, очень необычно устроенные: на дубовую раму, украшенную причудливым узором, в котором переплетались без начала и конца стебли и цветки, были натянуты серебряные струны. Смысл своих, мякищенских узоров, а также и то, что любили вырезать да вышивать полешуки, полянины или хиитола, Мирко читал без труда. Здесь же все было загадочно и неопределенно, словно какое-то сильное чувство или явление, находясь совсем рядом, было недоступно и ускользало. А еще гусли украшала серебряная пластина, на которой были изображены два диковинных зверя, вставших друг перед другом на дыбы. У этих зверей были конские гривы и морды, ноги заканчивались тремя долгими когтищами, а хвосты были тонкие, длинные, с кисточкой. Похожий хвост, только без кисточки, был у кота, которого волк прогнал в лес.
Мирко ущипнул из любопытства одну из струн – и гусли (он называл пока это гуслями) отозвались чистым грустным эхом. Тогда мякша провел по струнам всеми пальцами – вроде того, как делают гусляры: печальный, как клич улетающих стай, но прекрасный, как живой родник, перебор прозвучал здесь, на сельском дворе у конюшни, странно и чуждо.
– Что это там у тебя? – подошел Ахти, уже управившийся с другой сумой. В ней вещей было побольше, только все не такие интересные: три тула с полянинскими стрелами, порты, подшитые кожей, для верховой езды, крепкие сапоги с жестким голенищем, новая шапка-колпак, конопляная рубаха, плотный черный плащ, а также деревянная резная ложка и такая же кружка с крышкой.
– Да вот, гусли какие-то ненашенские, – показал Мирко находку.
– Вот это да! – поразился Ахти. – Никогда таких не видывал.
– Отец с поля вернется – покажи ему.
– А ты почем знаешь, что отец на кантеле играет? – опять удивился хиитола.
– По пальцам догадался, – ответил Мирко. – А еще вот… – Он указал на нож.
Ахти взял его с осторожностью, повертел в руках, осмотрел насечку и, почесав макушку, спросил:
– И про это ничего не ведаешь?
– Нет, – разочарованно вздохнул Мирко, перебирая стрелы, нет ли какого изъяна, – а ты?
– Немного. Догадываюсь, – неуверенно согласился парень. – В старой кузнице на камне такое же выбито. Та кузня древняя – ее еще, говорят, вольки ставили. А значит это – колдуны говорили, что весь мир на сих трех камнях стоит, а камни как бы все поодиночке, но этим меж собой связаны.
– Складно, – согласился Мирко. – Ну, коли так, можно этот нож – красивый ведь – и в дело употребить без опаски, что он какое худо причинил.
– Верно, так, – с сомнением согласился Ахти – ему нож, видно, не очень понравился. – И остальное с собой забирай, кроме стрел, – в Радославе же и продашь.
– Нет, – возразил мякша. – Плащ ты себе возьми – такие, дядя сказывал, одни воины и носят, скажут еще, что украл. Да и порты, и рубаха с колпаком такие мне ни к чему, и утварь не надобна. Скажешь, это тебе я дал за то, что дорогу помог найти. А то и вовсе ничего не говори: спрячь до поры. Вещи добрые, порча их не возьмет, потом носить будешь. А лучше Тиине отдай, она их на тебя перешьет. Стрелы же пополам разделим.
– Идет, – быстро согласился Ахти. – Теперь давай все назад сложим да пойдем. Хилка сейчас должна прийти. – При словах о ней Ахти, только что по-мальчишески увлеченный разбором своей первой боевой добычи, тут же напрягся и побледнел, будто стеснялся себя перед девушкой, которую любил.
– Давай тогда скорее, негоже девицу заставлять парней ждать, – заторопился мякша.
Тиина была уже возле калитки.
– Что-то вы не больно быстро, – засмеялась она. – Или конькам овес наш не по нраву пришелся?
– Еще. как по нраву, любо-дорого было смотреть, как они едят: ели да нахваливали. Вот мы и засмотрелись.
– Кони нахваливали?! – прыснула Тиина. – Это как же?
– Вот так, по-конски. – И Мирко попытался изобразить, как лошадь кивает головой, жует и благодарно посматривает на хозяина.
– Веселый у нас гость, – отсмеявшись, молвила Тиина, разом забыв давешнюю церемонность. – Сразу видать, коневод – вон как по-конски навострился кушать.
– Ты бы думала, Тиина, что гостю говоришь, – вмешался строгий и серьезный Ахти. – Думаешь, ему по сердцу, что ты его с конем равняешь?
– Будет тебе, Ахти, дуться, – опять урезонила Тиина брата. – А вот и Хилка. Бедная, бела-то, будто снег!
К ним шла стройная девушка, одетая в сорочку, расшитую солнечными знаками, с тканым пояском с кисточками, на котором висели игольник, ножик и разные обереги. Налобная повязка удерживала густые черные волосы. Мирко всмотрелся в ее лицо… и обмер: перед ним была Риита! Тот же высокий лоб, тонкие, но густые брови, ресницы, сухие розоватые губы, чуть прозрачное лицо, большие, по-особому раскосые глаза – только вот почему-то заплаканные. И даже нитка зеленых бус лежала поверх ворота. Он едва сдержался, чтобы не закричать и не броситься тут же к ней. Но его остановило то, что и Ахти, и Тиина назвали ее по-иному. Да ведь и Риита – или Хилка? – уже смотрела на них, и ни малейшего признака того, что она узнала Мирко, не было на ее лице. «Колдовство какое-то! – подумал мякша. – Да что это она, в самом деле?»
Хорошо, что Ахти не видел его лица в этот момент: парень сам не отводил взгляда от девушки и глупо улыбался. Но Тиина приметила все: про брата она наверняка обо всем догадывалась, если не знала доподлинно, а вот перемена, случившаяся вдруг в госте, едва он завидел Хилку, удивила ее и встревожила. Мирко меж тем успел взглянуть на Ахти и тотчас понял, что тот видит именно Хилку, а не какую-то другую знакомую девушку, невзначай сюда зашедшую. Потом он заметил, какими глазами смотрит на него Тиина, все мигом понял и принял такой вид – годы мучительного домашнего притворства научили его быстро менять лицо, – будто и не было ничего вовсе. Опять стоял перед нею заезжий коневод-мякша, с любопытством, но без увлечения, дружелюбно встречавший девушку, вокруг которой поднялся такой переполох.
На самом деле все время, пока девушка шла к ним – прошло наяву всего ничего, а ему казалось, что долгие часы, – он напряженно, до кругов перед глазами, смотрел на нее, стараясь понять, что же не так, – и вдруг понял: это не Риита. Кто угодно – сестра-близнец, Двойник, оборотень, наваждение, – но не Риита. И, осознав это, Мирко действительно успокоился, но не было дна его тоске: судьба поманила, словно призрак, и опять показала, кто кому хозяин.
- Предыдущая
- 35/108
- Следующая
