Возвращение. Части 1-3 (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 68
- Предыдущая
- 68/143
- Следующая
— Почему не пришел ко мне? — спросил он.
— Вы же знаете ответ, — сказал я. — В основном причина в роли Машерова. Да и трудно мне было бы на вас выйти. Я и к Машерову попал, когда он еще не был Первым секретарем, причем случайно. Хотел опустить ему в почтовый ящик письмо, но не знал номера квартиры. Начал спрашивать и нарвался на его жену. А тут как раз приехал на обед Петр Миронович. Повезло еще, что он узнал меня из-за песен, вряд ли он потащил бы в свой дом первого попавшегося мальчишку. А письмо с моими фантазиями, как он сам сказал, читать бы не стал. Я там в шапке написал несколько деликатных сведений, так что в ведро он бы его не бросил, отдал бы в КГБ. Кто его знает, чем бы все закончилось. А с вами могло быть еще хуже. И потом, я вам не совсем доверял.
— Вот как? — удивился он. — Это почему же?
— С вашего одобрения свернули реформу Косыгина, которая дала мощный толчок всей экономике, да и покушение на Машерова наверняка организовали люди из бывшего вашего окружения. Если бы Петр Миронович из-за инвалидности не покинул пост генерального секретаря, Горбачева с его перестройкой просто не было бы. Не было бы и развала Союза и многого того, что произошло впоследствии.
— Ты откровенен, — заметил он.
— А вам нужна правда или моя лесть? — спросил я. — То, что могу вам рассказать я, больше никто не расскажет.
— Расскажи обо мне, — попросил он. — Как прошла моя жизнь? В твоих отчетах только десяток дат.
— Я о вас знаю слишком много, — сказал я. — И хорошего, и плохого. Очень надеюсь, что в этой реальности плохого будет меньше. Я не стал ничего этого писать в отчетах. Вам расскажу, остальным знать необязательно. Ничего этого пока нет, если захотите, то и не будет.
— Ну что же, — сказал он. — Спасибо, я это запомню.
Я рассказывал долго, почти всю правду, которую о нем знал, если не считать поправки, внесенные командой Машерова.
— У вашей жены потом отобрали все подарки, включая ордена и маршальскую саблю, Галина спилась и закончила свою жизнь в психиатрической больнице, и только у Юрия жизнь сложилась нормально. Ваш прах извлекли из кремлевской стены и перезахоронили, а в сатирической передаче "Куклы" вас высмеивали пару лет, пока не заменили другим. Это было уже в девяносто четвертом, после развала СССР. Но тогда над многими издевались.
— Ты не врешь, — сказал он, когда я закончил. — И за что? Пусть я в чем-то ошибся, но вот так перечеркнуть все? Для чего работать, не щадя себя, если потом все равно смешают с грязью?
— Надо попытаться сделать так, чтобы не смешали! — сказал я. — Люди оценивают вождей не по усилиям, а по результатам. Сейчас вы знаете, что вас ждет. Может быть, не все, но многое можно исправить. Во многом вы сами развалили свое здоровье, а это потом очень сильно сказалось. Вся эта череда наград, которая так многих раздражала. Я вообще никогда не понимал, зачем давать звезды героя многократно. Но главное — это экономика. Большинство воспринимает жизнь через живот. Если бы уровень жизни продолжал расти, на многое просто закрыли бы глаза. Ну есть у человека страсть к наградам, так мало ли у кого какие слабости? Зато при нем живем так, как еще никогда не жили! Я, Леонид Ильич, жил и при социализме, и при капитализме тоже. Причем при капитализме уже в конце жил в полном достатке. Только когда есть все, начинаешь понимать, что обильная еда, квартира и гора барахла это еще не все, что нужно человеку для счастья. Голодному это заметить трудно.
— Когда я читал о развале СССР, в это просто не верилось.
— Если бы мне кто-нибудь в прошлой жизни такое сказал даже в году восьмидесятом, я бы тоже не поверил, — сказал я. — Это было несчастье похуже капитализма. Мало того, что всех развели по республикам, так еще сразу же начали искать в соседях врагов, как будто не жили бок о бок сотни лет. Это и потом аукнулось всему миру. Никто не вкладывал столько средств в фундаментальные исследования, а когда они прекратились у нас, американцы живо и у себя почти все посворачивали. Я вам многое могу рассказать о том времени, и не только в цифрах. Когда читаешь цифры и факты за ними трудно увидеть трагедию миллионов людей.
— А причины? — спросил он. — В записях об этом есть, но в двух словах.
— Я обыкновенный человек, — сказал я. — Не экономист и не ученый-обществовед. Я читал много версий и слышал много мнений. Если хотите, я их могу записать все. Там ведь не один какой-то фактор работал. И из-за границы активно помогали, и наши собственные ошибки, а главное, на мой взгляд, — это кадры. В любом обществе существует элита, которая его цементирует и направляет, и которая бьется за это общество и свои в нем права, не щадя живота. Пока с элитой все в порядке — в обществе царит стабильность. Если она загнила, рано или поздно все начинает рассыпаться, как карточный домик. Люди несовершенны, поэтому далеко от совершенства все, что они придумывают и строят. К общественным системам это тоже относится. И у капитализма, и у социализма есть свои достоинства и недостатки, а коммунизм — это только мечта, его никто так и не построил. В Российской Империи элитой было дворянство, а в Советском Союзе — это партийные и — в меньшей мере — государственные чиновники. Если вам неприятно слово "чиновники", можете поменять его на "деятели". Такое государство может долго существовать только при жестком контроле за всем аппаратом управления, иначе со временем начинается семейственность, взяточничество, злоупотребление служебным положением и некомпетентность. Это самым пагубным образом начинает влиять на экономику, создавая напряженность в обществе. В конечном итоге значительная часть таких чиновников становится неспособной работать, а претензии на долю общественного богатства растут непомерно. И началось это при вас. Именно вы долго защищали таких фантастических взяточников, как Медунов, и не давали санкции на их арест. А когда на вашем месте очутился Машеров и начал чистить этот гадючник, ему просто устроили аварию. Травма позвоночника и паралич ног это серьезно. Это Рузвельт в Штатах мог править из коляски, у нас Машерова живо убрали. Да он и сам уже к тому времени был сломлен. На таком посту, как ваш, излишняя снисходительность не менее вредит, чем излишняя жестокость. Разложение аппарата управления и взяточничество было и на Западе, но у них все это сильно сдерживалось конкуренцией.
— Значит, прополка? — спросил Брежнев.
— Жесткий контроль и достаточно серьезная система наказаний, — ответил я. — Вовсе необязательно расстреливать, как это делали в Китае. Я бы даже Горбачева не расстрелял. Гораздо проще его просто скомпрометировать и выгнать к чертовой матери. Работал он когда-то помощником комбайнера, пусть и дальше хлеб убирает.
— Мне непонятно, почему ты все это мне рассказал? — спросил Брежнев. — Неужели совсем не боишься?
— Я живой человек и прекрасно понимаю ваши возможности. Я уже прожил одну жизнь, хотя вовсе не прочь прожить ее еще раз. Но я видел, куда катится мир, и пришел сюда в значительной степени из-за этого. Да, я мог бы ограничиться Машеровым, чтобы он избежал покушения и попытался закончить начатое. Но за первым покушением последовало бы второе. Все слишком далеко зашло, поэтому действовать нужно сейчас. Кроме того, цель ведь не только в том, чтобы любой ценой сохранить СССР, надо чтобы мы стали сильнее всех, иначе мир покатится по той же дорожке. Я очень надеюсь на ваш здравый смысл. То, что я вам говорил, от меня больше никто не услышит.
— А если услышат? — спросил он. — Почему я должен тебе верить?
— А что мешает подумать? — разозлился я. — Я что, самоубийца, разносить о вас сплетни? Если вы воспользуетесь моими сведениями, ничего этого не будет вообще. И кого тогда будут интересовать чьи-то бредни? А если не воспользуетесь, то все повторится вне зависимости от того, останусь я жив или нет. А в моей голове хранится столько всего…
— Эти сведения можно взять и так.
— Попробуйте, — внутренне похолодев, сказал я. — Кого начнете пытать, меня или Люсю? Если меня, я просто остановлю сердце и уйду. Я достаточно долго занимался йогой и смогу это сделать. Это не совсем то, к чему я стремился, но если вы не оставите мне выбора…
- Предыдущая
- 68/143
- Следующая