Дипломатический агент - Семенов Юлиан Семенович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/46
• Следующая

— Это с перепугу, — весело ответил тот, — да и потом ночь-то кончилась. А я ночи до смерти боюсь, днем все веселей.

На востоке степь алела тысячами ярких костров. Небо синело, уходя все выше и выше к лунной дольке, которая с каждой минутой таяла, превращаясь в воздух.

Старейшина племени Абд-Эль Саул — худой, высокий старик с желтыми усами и плешью на левой щеке — оглядел Виткевича и Миротворцева с головы до ног злыми разноцветными глазами. Левый глаз у него был зеленый, словно у кошки, а правыйиссяня-черный.

Хриплым, высоким голосом он выкрикнул приветствие и, не дожидаясь ответа, спросил:

— Где вода?

Иван улыбнулся. Достал трубку, высек искру, затянулся несколько раз, а уже потом ответил:

— Я буду говорить с тобой словами сказки, ладно? Смысл ее прост, и в нем ты найдешь часть ответа на свой вопрос. Слушай же. Послал орел осу и ласточку узнать, что на земле самое вкусное. Всех оса пережалила, всем боль принесла и решила, что самое вкусное на земле — человек. Друг людей, острокрылая ласточка, выклевала за это осиный язык — сухое, острое жало. И с тех пор оса только жужжит, не в силах вымолвить ни слова. А ласточка, прилетев к орлу, сказала ему так: «Самое вкусное на земле — цветочный мед и вода в горных реках. Но если ты хочешь мяса — жри змей, они злобны, лживы, коварны, и смерть их может огорчить разве только одних неверных».

Виткевич кашлянул и замолчал. Абд-Эль Сауд перестал щуриться, опустил глаза к ногам и чуть заметно улыбнулся. Сначала смех прятался у него где-то в горле, под кадыком, но потом вырвался наружу: старейшина захохотал. Засмеялись и окружавшие его. Только Миротворцев, не понявший ни слова, удивленно смотрел то на Сауда, то на Ивана, то на своих конвоиров.

Отерев слезы, старейшина кинул под язык катышек зеленого табака и, ловко подломив ноги, опустился на землю. Покачал головой, снова отер пальцами под глазами и спросил Ивана:

— Где твои крылья, ласточка? Да и по тебе не видно, чтобы ты одним цветочным медом питался.

— Мы же не сидели с тобой у одного костра, — возразил Иван, — ты не знаешь моей пищи, так же и я твоей.

Абд-Эль Сауд обернулся к маленькому старику, по-видимому его помощнику и доверенному.

— Пусть Ваззах заколет барана, — попросил он.

Почти не разжимая рта, Виткевич сказал Миротворцеву:

— Вроде все в порядке; сейчас будет завтрак.

— Ты что сказал ему? — строго спросил Абд-Эль Сауд.

— Я сказал своему другу то же, что ты сказал своему.

— А…

Помолчали. Старейшина выплюнул табак, закашлялся. Кашлял он надрывно и долго, по-видимому для того, чтобы выиграть время и получше понять своих собеседников.

— Судя по твоей сказке, — промолвил он наконец, — у осы теперь нет жала?

— На свете не так много ласточек, чтобы выклевать все осиные жала, — ответил Иван.

— Ладно. Я понял то, что мне надо было понять, — ответил старейшина, — пусть ос много, пусть ласточек мало. Пусть. Но где же наша вода?

— Воду мы вам вернем. Только бы нам повстречаться с теми осами…

— Поздно. Они улетели. Сейчас их не догнать. Кто они, эти осы, сказать трудно, но догадаться можно. Они не нашей веры. Они вашей веры. Рисунок на том ружье, которое они мне подарили, — интересный рисунок, и среди фигур, сделанных на серебре рукой мастера, есть фигура женщины — греховного созданья.

Абд-Эль Сайд обернулся к маленькому старику. Тот сразу же понял взгляд старейшины и пошел в ближайшую юрту. Он вернулся, держа в руке большое красивое ружье. Миротворцев принял его из рук Абд-Эль Сауда, быстро осмотрел и широко улыбнулся Виткевичу.

— Ну, что я говорил?

Он ткнул пальцем в серебряную планочку, на которой были выгравированы три слова: «Made in England».

Узкое поле, стиснутое громадными спинами желтых скал, было скорее похоже на пересохшее русло реки, нежели на такое поле, которое привыкли видеть россияне.

Только земля здесь резки отличалась по цвету от всего окружающего. Черная, жирная, она казалась островком здесь, в царстве желтых скал, серых кустарников и белого неба.

Миротворцев стал на колени и принялся руками рыть яму прямо посреди поля. Рыл он недолго: вскоре пальцы уперлись в каменную плиту.

— О, черти! — сказал Миротворцев восхищенно. — Земля-то приносная, нездешняя. Они поле сами на камнях сделали.

Иван недоверчиво покачал головой. Миротворцев рассердился.

— Вы, изволите ли видеть, восточник блестящий, тут с вами спора нет, но в землице я получше вашего разбираюсь. Да вы у них спросите, так-то верней будет.

Иван спросил. Абд-Эль Сауд сощурился и сделал вид, что вопроса не расслышал. Иван повторил еще раз. Тогда старейшина улыбнулся:

— Твой друг говорит верно. Мы взяли немножечко земли из-под Оренбурга, когда ходили к вам с караваном. Совсем немного взяли, вас не обидели. А себе, видишь, поле какое насыпали… Ты только не сердись — у вас земли много. Если вам камень нужен — берите в наших горах сколько возьмете, не жаль.

Когда Иван перевел слова старейшины Миротворцеву, тот поднялся с колен и поцеловал Абд-Эль Сауда в губы.

— Люблю, когда дело хорошо делают, — сказал Миротворцев Ивану, — просто слеза прошибает, ежели настоящий труд вижу. Я до труда жаден и уважителен.

Вдруг, сразу посерьезнев, Миротворцев попросил Виткевича:

— Спросите-ка у них, Иван Викторыч, почем барана они торгуют?

Абд-Эль Сауд рассердился:

— Не утерев слез, спрашивать о цене скота — так только ваши люди могут.

— Ну ладно, — виновато улыбнулся Миротворцев, — сейчас ключ отыщем, тогда и спросите, а то и впрямь неловко вышло.

Ключ оказался хитрым, как англичанин. Миротворцев мучался целый день, исходил склоны гор, залезал под каждый камень, но воды как не бывало. На глазах поле из черного сделалось сначала желто-серым, а потом пепельным.

Мир, установившийся между экспедицией и киргизами благодаря выдержке и такту Ивана, грозил вот-вот смениться взрывом вражды: обещанной воды до сих пор не было. К тому же зной стал еще более сухим, и Абд-Эль Сауд ощущал его не только телом, привыкшим к подобной жаре, но и разумом, пониманием того, что с каждым часом все меньше и меньше оставалось возможности сохранить посевы.

Сначала Миротворцев шутил, хитро подмигивал насупившемуся Абд-Эль Сауду, потом шутить перестал, только изредка улыбался и успокаивающе кивал головой хмурым киргизам, которые не отходили от него ни на шаг.

С тех пор как начались поиски, прошло часов восемь.

— Я уже начинаю сомневаться, — сказал старейшина Виткевичу, — кто оса, а кто ласточка. Ты растолкуй это своему другу. Если до завтрашнего утра воды не будет — я знаю, что нам надо делать.

Когда Виткевич перевел эти слова Миротворцеву, тот заметался по полю и по склонам гор, словно гончая, безнадежно потерявшая след русака.

— Сукины дети, ни черта не понимаю, — выругался полковник и растерянно посмотрел на Ивана. Виткевич видел его таким впервые.

— Скажите, — спросил Иван, — а можно ли искусственно остановить ключ?

Миротворцев досадливо поморщился:

— Опять вы свое гнете, Иван Викторыч. Знаю я англичан, знаю, на что они способны, да только ключ у киргизов забирать — не их дело, поверьте.

— Вы знаете англичан по Англии, а я знаю их по Азии. Это большая разница.

— Ерунда, — махнул рукой Миротворцев и начал хлопать себя по карманам, разыскивая кисет с табаком.

— Старейшина, скажи мне, — обратился Иван к Абд-Эль Сауду, — а вода пропала после того, как улетели осы, или при них?

— Нет, — ответил Абд-Эль Сауд, — они ушли вечером и сказали, что вода пропадет утром, оттого что здесь поблизости вы. И утром вода пропала.

— А ну, коней! — закричал Виткевич и оскалился в холодной, не его усмешке, — Они хитры, а мы тоже не лыком шиты…

После часа бешеной скачки по крутым горным тропам Виткевич остановил коня. Скакавшие следом за ним всадники закричали злыми голосами, сдерживая красноглазых лошадей, покрытых стружками белой мыльной пены.

• Предыдущая
• 26/46
• Следующая