Сладкое возмездие (Правосудие во имя любви) - Бакстер Мэри Линн - Страница 20

• Предыдущая
• 20/74
• Следующая

– Ну ладно, – неохотно согласился Вейн-младший.

В зале заседаний наступила тишина. Упрямца привели к присяге и препроводили в зал ожидания.

– Стороны готовы? – спросила Кейт и, получив утвердительные ответы, объявила: – Начинаем заслушивать свидетельские показания.

Поднялся заместитель окружного прокурора:

– Прошу Элси Гордон занять место для дачи свидетельских показаний.

Кейт слушала, как Парнелл задавал дочери Гордона вопросы о ее имени, месте рождения и прочем, что предусмотрено процедурой.

Какая славная девчушка, подумала Кейт, вглядываясь в подвижное лицо Элси. Но когда Парнелл спросил, указывая на ответчика, знает ли она этого человека, девочку словно подменили. По ее лицу пробежала судорога, глаза наполнились слезами.

– Это мой папа, – произнесла она сдавленным голосом.

– Проживал ли Вейн Гордон в одном доме с тобой и твоей матерью? – спрашивал Парнелл.

– Да, сэр.

– В течение какого времени он проживал с тобой и твоей матерью?

– Всегда.

– А теперь ответь: Вейн Гордон дотрагивался до твоего тела или делал с тобой что-нибудь, по твоему мнению, нехорошее?

– Да, сэр.

– Когда это произошло?

– Два раза: сперва в прошлом году, а потом два месяца назад.

– Почему ты так уверена, что в последний раз это случилось два месяца назад?

– Потому что это был мой день рождения. Мне исполнилось тринадцать лет.

– Ты была дома одна?

– Кажется, одна, сэр. Но возможно, мой брат тоже был дома.

– Назови его имя.

– Вейн-младший.

– Элси, ты можешь рассказать суду, что именно произошло в тот день?

– Ну… я… как бы это… сидела на кровати у себя в комнате и разглядывала альбом с фотографиями, а он пришел… и тоже сел на кровать.

– Сколько было времени, Элси?

Она пожала плечами:

– Часов десять вечера.

– А как папа был одет?

– Он был в трусах.

– В трусах? Иначе говоря, в нижнем белье?

Элси кивнула.

– А ты в чем была?

– В ночной рубашке.

– Продолжай.

– Он… со мной не разговаривал… только велел снять рубашку и лечь на спину.

– А ты?

– Я так и сделала.

– А почему?

– Он бы меня избил, если бы я не послушалась.

– Что было дальше?

– Он… – Элси собралась с духом. – Он стал меня везде трогать, а потом… он… лег на меня сверху.

– И что сделал?

– Вставил мне эту свою штуку.

– Ты имеешь в виду мужской половой орган?

– Да, сэр.

– Продолжай.

– И начал делать это самое.

Элси расплакалась в голос. Фрэнк Парнелл протянул ей несколько бумажных платков. Когда она немного успокоилась, он негромко спросил:

– Что было после этого?

– Он меня… стал прижигать сигаретой.

Вейн Гордон вскочил с места:

– Вранье! Она сама себя прижгла!

Кейт подняла судейский молоток и несколько раз ударила в гонг.

– Сядьте, мистер Гордон. Если вы еще раз позволите себе подобный выпад, это будет расценено как неуважение к суду. Вам ясно?

– Да, мэм, – мрачно ответил Гордон, испепеляя взглядом дочь.

– Слушание продолжается.

Парнелл протянул Кейт стопку фотографий:

– Прошу приобщить эти снимки к материалам дела, ваша честь.

– Принимается.

В течение следующих трех часов свидетели без каких бы то ни было эксцессов давали показания и в пользу, и против Вейна Гордона. Свидетельские показания были подытожены прокурором и адвокатом. Кейт – вся внимание – не пропустила ни слова.

Наконец настало время выносить решение.

– В результате слушаний по делу номер 14432 суд признал выдвинутые обвинения обоснованными и постановил: отменить ответчику условную меру наказания и приговорить его к десяти годам тюремного заключения и денежному штрафу в размере десяти тысяч долларов.

По залу суда пронесся приглушенный шум голосов. Вейн Гордон свесил голову на грудь, Кейт на мгновение задержала на нем взгляд и встала. Судебный пристав объявил:

– Заседание окончено. Прошу всех встать!

Кейт не могла отделаться от мыслей о последнем разбирательстве. «Этот мерзавец заслуживает пожизненного заключения без права на помилование», – гневно думала она, глядя на копии фотографий, представленных в качестве улик. Они так и остались лежать в гостиной – у Кейт не поднималась рука убрать их с глаз долой.

Покинув здание суда, она сразу отправилась к себе. Дом, где она жила, был построен полвека назад, но совсем недавно отделан заново. Деревянные полы и голые балки придавали ему особый уют. В свое время она отыскала этот дом к юго-западу от центра, в районе под названием Территаун, где строения в большинстве своем были такими же: не новыми, но тщательно отремонтированными. Кейт выбрала самую зеленую и тихую улочку.

Только здесь она могла побыть самой собой, сбросив судейскую строгость. Она с радостью копалась в земле, ухаживая за цветами, и пекла свое любимое печенье. Кейт считала кухню сердцем всего дома. Но в гостиной она тоже отдыхала душой. Ей нравились большие окна верхнего света и широкий камин; любовно собранная коллекция старинного фарфора радовала глаз.

Однако сегодняшний вечер был для нее омрачен. Разложенные на столе фотографии бередили душу. Кейт не могла думать ни о чем другом.

Она подошла к застекленной двери, ведущей во внутренний дворик. По выходным Кейт частенько ставила шезлонг на широких каменных уступах и, потягивая кофе, наблюдала за птицами. Сейчас ей захотелось подышать вечерней прохладой. Воздух был напоен запахом роз и жимолости. Кейт подставила лицо бодрящему дуновению ветра.

– Выбрось это из головы, Кейт, – сказала она себе вслух, но это не помогло. Она была бы рада выбросить из головы слушание последнего дела, но снова и снова мысленно возвращалась к нему, все более утверждаясь в решимости разыскать свою дочь.

Она вернулась в дом, поднялась наверх и прошла через спальню в ванную комнату. Ступая по светлому ковру, она подошла к большому, во весь рост, зеркалу в старинной раме и немного помедлила, прежде чем погрузиться в душистую пену.

Выйдя из ванны, Кейт набросила махровый халат и босиком сошла вниз, в гостиную. Фотографии не давали ей покоя.

Кейт села на диван и прижала к груди подушку. Ей вспомнился мудрый совет, который она в свое время получила от одного старого, опытного судьи. Его звали Эндрю Пирсон.

Как-то вечером она зашла к нему в кабинет. Он взглянул на нее из-под дрожащих век и спросил:

– Вы не обидитесь, любезнейшая, если я вам кое-что посоветую?

– Конечно, нет, – с готовностью откликнулась Кейт. – Я буду только благодарна за любое наставление, которое предостережет меня от глупостей.

Эндрю хмыкнул.

– Речь не об этом. Я лишь хотел вам сказать, что на плечи судьи ложится тяжкое бремя. Проще говоря, судить людей чертовски трудно. Вы меня понимаете?

– Понимаю – и согласна с вами. Тот, кто вершит чужие судьбы, оказывается перед искушением почувствовать себя Господом Богом.

– Вот именно. Но при этом надо помнить, что, надевая мантию и входя в зал суда, мы отрешаемся от обыденной жизни: мы оказываемся на другом поле, где правила игры меняются.

– Мне даже сделалось страшно!

– Это еще мягко сказано. От нашей работы можно лишиться рассудка. Подсудимые в большинстве своем получают по заслугам, но от этого не легче смотреть им в глаза и своим решением отправлять их за решетку, а то и на электрический стул. – Он помолчал. – Однако сострадание – это одно, а соблюдение законности – совсем другое. Вот тут-то и зарыта собака: надо вынести справедливое, подчас жестокое решение – и потом жить дальше.

– Придется вечно носить его в себе, – тихо сказала Кейт.

– Ни в коем случае. Надо научиться отчуждать его от себя. Судебные вопросы должны оставаться в зале суда. Их нельзя нести домой, иначе работа, как червь, будет подтачивать человека изнутри. Сможете ли вы рассудком побороть свои чувства?

– Безусловно, – не задумываясь ответила Кейт.

• Предыдущая
• 20/74
• Следующая