Абсолютное оружие (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 46
- Предыдущая
- 46/74
- Следующая
— Тихо, смотри! Кажется, всё, — оборвал его первый.
В ответ на эти слова океан спокойствия тяжело, натужно взбурлил, пытаясь отторгнуть чуждый объект. Некоторое время поволновавшись, он «булькнул» особенно решительно, и меня окончательно выплюнуло в реальность. Сразу захотелось обратно; здесь, снаружи, из приятных ощущений было только чьё-то чужое тепло, окутывающее меня мягким рваным коконом. Всё остальное состояло из больно режущего глаза света, чувства липкого холода на коже в просветах тёплой ауры, болезненного удушья, ощущения упирающегося в плечо чего-то тяжёлого и холодного. Меня сотрясал мелкий озноб, сочетавшийся с неподъемной ноющей тяжестью во всём теле.
«Тепло» шевельнулось, проворчало что-то недовольное себе под нос, инородный тяжёлый предмет немного сместился.
— Экси, — осторожно позвали меня, слегка встряхнув. Голова съехала по тёплой и тоже немного липкой поверхности, слегка запрокинулась. Тут же удушье ослабло, зато что-то болезненно впилось в шею сзади. — Давай, просыпайся. Как ты?
С огромным трудом я заставила себя приоткрыть глаза; сил не было даже на то, чтобы поморщиться от режущего яркого света. Польза от этого героического поступка была уже хотя бы в том, что я сумела определить собственное положение в пространстве. Безвольной тряпочкой я полулёжа обмякла в руках Райша, сидящего на полу возле убийственно пёстрой стенки.
— Слабость. Душит, — собравшись с силами, еле выдохнула я. Глаза закрылись сами собой, и открыть их вновь я уже не сумела.
— Душит — это да, — хмыкнул с явным облегчением в голосе капитан. — Но тебе хоть наручники не нацепили, с ними совсем неудобно.
— Ка… Райш, а что нам делать дальше? — спросил кто-то сбоку.
— Ждать, — невозмутимо пожал плечами горячий. Уточнять, чего именно, никто не стал. Воцарилась тишина, которая через некоторое время нарушилась тихим шушуканьем где-то неподалёку. Потом до меня донёсся ещё один голос с другой стороны. Кажется, товарищи по заключению начали привыкать к присутствию капитана.
А я опять провалилась в сон. Правда, на этот раз без сновидений. Только мелькнула мысль, что надо бы, наверное, поблагодарить Райша, да и сидеть ему так может быть неудобно. Мелькнула и пропала; сложные предложения и любые движения были мне сейчас непосильны.
В следующий раз я проснулась от того, что подо мной куда-то поехала кровать. Точнее, очнувшись, поняла, что никакая это не кровать, а заменяющий её горячий, который попытался сесть, не уронив при этом меня. Вокруг происходило какое-то торопливое шевеление, ворчание и непонятный треск. Я попыталась отклеиться от горячего, но сил, данных коротким сном, на это не хватало.
— Приехали, — тихо сообщил капитан, легко поднимаясь на ноги, и попытался аккуратно меня поставить. Пытаться было очень неудобно; я только теперь поняла, что запястья мужчины стягивали мощные наручники, а я всё это время находилась в кольце рук, между оковами и самим горячим.
Я честно напрягла все силы, пытаясь устоять, но ноги подгибались как две макаронины. Окинув меня насмешливым взглядом, Райш присел на корточки и пружинисто выпрямился, а я бессильно обвисла на его плече. Обозрев открывшийся вид, запоздало сообразила, что кроме наручников и металлического ошейника одежды на капитане нет, а меня даже наручниками обделили. Наконец-то оглядевшись, насколько позволяла поза мешка и отсутствие сил даже на поднятие головы, я совсем растерялась. Вернее, растерялась — это слабо сказано; кажется, цензурно подобное состояние можно назвать «выпала в осадок».
Вокруг была толпа совершенно голых здоровенных мужиков, в которых я не сразу, но опознала собственных же товарищей, штурмовиков. Сразу вспомнилась доктор Иля и её трудности с мужчинами боевых рас. Сейчас я её даже почти понимала. Впрочем, с иронией подумала, что, наверное, на моём месте у несчастной девушки было бы два выхода: либо умереть на месте, либо побороть свои страхи.
Шум прервало какое-то громкое стрекотание и пощёлкивание. Штурмовики нестройной, но вполне невозмутимой толпой поплелись к выходу. Оставалось только подивиться их спокойствию и благодушию; создавалось впечатление, что мы не в плену у чуждых существ, а в какой-то общей раздевалке перед душевой. Не было не то что страшно; даже тревожно не было. Всеобщее деловитое оживление передалось и мне, насколько я вообще могла его перенять в нынешнем обессиленном состоянии.
Вдруг продвижение застопорилось, и неизвестный стрекотун «встрещал» с удвоенной энергией. Кажется, ему не понравился мой способ передвижения в пространстве.
Спорить с ними в словесной форме никто не стал. Райш только скупо жестикулировал (я чувствовала, когда двигалось плечо или голова мужчины), а возмущённый стрекот не стихал. В дискуссию на стороне капитана вмешался Лармес.
— Да ты тупой, — раздражённо, в голос, сообщил он. Вряд ли он рискнул бы ляпнуть что-то такое капитану, так что слова, наверное, адресовались «собеседнику»-стрекотуну. То есть, йали, конечно. Просто вспомнившееся слово «стрекотун» мне понравилось больше.
В исследовательском институте, где проходили наши тесты, среди прочих был прибор, издававший подобные звуки. Большинство учёных и лаборантов очень смутно понимали назначение этой контрольной аппаратуры; его знала, по-моему, только сама доктор Ладога. Не то он был ужасно секретный, не то — ужасно сложный.
А все остальные называли этот по виду монолитный здоровенный кусок железа без опознавательных знаков и средств индикации на внешней поверхности ласково — «наш стрекотун». Поскольку же прибор трещал в разной тональности, порой довольно внезапно издавая достаточно пронзительные звуки, некоторые мужчины, особенно в ночные смены, прибавляли вместо «наш» куда более негативно окрашенное и нецензурное «злое. чий».
— Она его женщина, — громко, по слогам проговорил Ларс. — Его! Слабая! Болеет! Женщина! Как там по вашему, жукоеды тупые? Самка!
Послышались сдавленные, с трудом сдерживаемые смешки. Как хорошо, что я не вижу происходящего, а только слышу; и так уже смешно, а смеяться сил нет, и из-за этого свербит в горле и противно чешется в носу.
Трескотня продолжилась уже на три голоса, после чего на нас плюнули и отправили как есть. Я пыталась смотреть по сторонам, но носом в спину капитана это делать было проблематично, а поднять голову я не могла, только немного повернуть. Кроме тех же пёстрых коридоров ничего рассмотреть не получалось.
Райш двигался настолько легко и плавно, будто не шёл, а плыл; и я сама не заметила, как уснула.
Райш.
Недавно вполне радужное настроение очень быстро скатилось к самым нижним отметкам. Экси удалось вытянуть практически из зоны невозвращения. Как именно у меня это получилось, я не очень понимал, потому что данным техникам меня обучал Ханс, и на живых людях я почти не практиковался. Я даже не сумел разобраться, что именно произошло; безвредный газ почему-то превратился в организме девушки в непонятный смертельный яд, а как и почему — неизвестно.
За тот десяток нормоминут, который прошёл в реальности, пока длилась «операция», я чудовищно устал и вымотался. Сначала удивился, но потом благополучно вспомнил события сегодняшнего дня, и удивляться перестал. Моральное истощение после стычки с собственными инстинктами в тренировочном зале только чего стоило! Ну и в целом, день выдался напряжённый и длинный именно морально, а слияние сознаний просто добило непривычный к такому организм.
Поэтому, удостоверившись, что Экси действительно жива и отправляться к Предкам передумала, я, не вступая в бессмысленные диалоги со штурмовиками, лёг спать, аккуратно устроив девушку в охапке. Инстинкты, подстёгнутые наличием поблизости внушительного количества потенциальных конкурентов, требовали утащить добычу куда-нибудь подальше в логово и охранять от всевозможных врагов. Поскольку ничего, хотя бы отдалённо напоминавшего нору, дупло или пещеру в обозримом пространстве не было, пришлось ограничиться крепкими объятьями. Так было гораздо проще, чем выдерживать ещё один раунд борьбы с собой, вытряхивать мгновенно уснувшую девушку из объятий и вновь устраиваться поудобнее. Да и… так было гораздо приятней, что уж там.
- Предыдущая
- 46/74
- Следующая
