Рунная птица Джейр (СИ) - Астахов Андрей Львович - Страница 46

- Что-то не так, Ихрам? – спросил Варнак.

- Все прекрасно, друг мой. Поднять якорь!

- Разве мы не будем ждать до рассвета?

- Я, конечно, понимаю, что у меня на борту знаменитый охотник Варнак, но мне совсем не хочется, чтобы местная нечисть навестила мой корабль. Не люблю этот проклятый берег!

- Понятно.

Варнак успел обменяться взглядом с проходящей мимо него Эрин – в глазах девочки были вопрос и тревога. Охотник не успел ответить ей, ободрить или хотя бы подать знак – Ихрам хлопнул его по плечу.

- Пора расплатиться, старый друг, - сказал он, выразительно потерев большой и указательный пальцы.

- Конечно, - Варнак потянулся к кошелю на поясе, но контрабандист его остановил.

- Не здесь, - предложил он. – У меня в каюте.

Варнак пожал плечами, направился за контрабандистом. У входа в рубку Ихрам остановился, сделал приглашающий жест.

- После тебя, друг мой, - сказал он.

Варнак толкнул дверь, шагнул за порог – и будто весь мир обрушился ему на голову.

- Он живой, милорд заклинатель! Живой, сволочь!

- Он может говорить? – Из обморочной пелены вылыло мрачное смуглое лицо, обрамленное седеющей бородкой. – Ты можешь говорить, колдун?

Варнак вздохнул. Сердце у него дико стучало, воздуха не хватало, как при удушье, все тело наполняла боль. Бородатый схватил его пальцами за щеки, сжал, будто клещами.

- Ммммммм, - промычал Варнак.

- Притворяется? – предположил чей-то голос.

- Не думаю, - ответил бородатый. – Слышишь меня, колдун?

- Слы-шу, - с трудом ответил Варнак.

- Отлично, - железные пальцы, впившиеся в щеки, разжались. – Просто замечательно. Проклятый язычник заговорил. Тогда ты сможешь ответить на мои вопросы, колдун. И отвечай без уверток, иначе я снова накрою тебя кармической ловушкой.

- Мммммммааах…

- Дайте ему воды, - приказал бородатый.

Варнак пил жадно, потом закашлялся – вода попала в дыхательное горло. Губы у него были разбиты, и вода отдавала медью. Сильные руки подняли его, встряхнули, усадили на стул. Он был в каюте Ихрама. Смуглый человек встал перед ним, держа руки в кожаных перчатках перед собой сжатыми в кулаки. По сторонам от него стояли еще двое. Один из них держал в руках меч Варнака.

- Ты понял, кто я такой? – спросил он.

Варнак замотал головой. Говорить не было сил.

- Я Рувим Этардан, заклинатель Братства. А ты Варнак, колдун из Кревелога. Братство давно искало тебя, и вот, наконец, ты у нас в руках.

Филактерия, подумал Варнак. Ихрам завел меня в ловушку. Все пропало. Ааааах!

- Чего мычишь, колдун? – Этардан схватил Варнака за волосы, поднял голову охотника. – Посмотри мне в глаза!

- Чего… ты хочешь? – прохрипел Варнак.

- Больно? Кармическая ловушка причиняет большую боль, но истинные муки ты испытаешь, когда будешь гореть в очистительном пламени костра, колдун!

- Оставь… меня.

- Не раньше, чем ты назовешь мне имена своих сообщников. В Кревелоге тебя видели с женщиной – кто она?

Не дождешься, подумал Варнак. Кайлани я тебе не выдам, даже не мечтай…

- Кто эта женщина?

- У меня… нет женщины.

- Лжешь, колдун. В Златограде ты был с женщиной, а в Патар отправился один. Где ты ее оставил?

- Это… была шлюха, - Варнак поднял глаза на заклинателя и попытался улыбнуться. – Я спал с ней… за деньги. Иди к демонам, Серый.

- А эти сиды – кто они?

- Просто… сироты. Я купил их.

- Ложь. Я чувствую, что ты лжешь.

- Тогда вели перевернуть меня… на живот. Так тебе будет удобнее поцеловать меня в задницу.

- Упорный! – Инквизитор криво усмехнулся. – Но я знаю, как развязать тебе язык. Сейчас я прикажу привести сидов, которых ты притащил с собой, и мы будем их пытать. У меня с собой хороший палач. Ты насладишься их мучениями и, может быть, это зрелище сделает тебя сговорчивее.

Гнида, подумал Варнак. Как сказал, так и сделает. Будет пытать детей, пока не запытает до смерти.

- Не было… женщины, - ответил он.

- Понимаю, - инквизитор усмехнулся еще отвратнее. – Тебе хочется посмотреть, как будут разделывать эту сидку. Она хорошенькая, верно. Ты ведь купил ее ради греховных забав. А может, и мальчика тоже. Сидские юноши нежны и грациозны не меньше сидских женщин. Любой испытает возбуждение, наблюдая за их муками.

- Больной…. Ублюдок.

- Говори, колдун! Говори быстрее, мое терпение на исходе.

- Не было никакой женщины.

- Ладно, попробуем по-другому, - ответил Этардан. – Пытать тебя дальше не имеет смысла, можешь сдохнуть и ничего не сказать. И этих остроухих недочеловеков тебе не жаль, это ясно. У нас впереди четыре дня плавания до Патара. Посидишь пока в трюме. Мы еще побеседуем с тобой, язычник, и я, клянусь богом, заставлю тебя говорить!

Булка лежала на столе – еще теплая, ароматная, с восхитительной румяной корочкой, глазированной яичным желтком. За последние дни он съел столько таких булочек, сколько не ел за всю свою жизнь.

В приюте тощая, желтоглазая и жестокая мать Арайя била по рукам тех, кто ворует с кухни еду. Заставляла вытянуть руки и била костяным стеком по пальцам, пока не выступала кровь. А потом говорила, что бог не любит, когда человек ворует и когда ест, как животное. Человек должен есть только хлеб, честно заработанный в поте своего лица – и за столом, прочитав молитву, а не грызть ворованные сухари по углам, словно крыса. Его она тоже била два раза. Он хотел сказать ей, что не наедается тем, что дают в трапезной, но не сказал – решил, что мать Арайя слишком злая, чтобы понять его.

А эта булка лежит на столе и будто говорит: «Возьми меня, мальчик! Возьми и съешь – ты же знаешь, никто не будет бить тебя за это по рукам!»

Он взял булку и сразу надкусил. Булка была мягкая, пахнущая сдобой, ванилью и корицей. Совсем непохожая на безвкусные, отдающие плесенью и старыми тряпками хлебцы из серой муки, что он ел в приюте. Настоящая домашняя булка. Испеченная нежными руками любящей женщины. Как все те булки, которые он съел за эти дни.

Держа булку в руке и откусывая от нее понемногу, он поднялся на второй этаж дома. Здесь было тихо. Он прошел по галерее и тут почувствовал едкий неприятный запах. Пахло из открытой двери впереди. Он подошел и заглянул внутрь.

Светловолосая женщина, та самая, что пекла для него булки, стояла у большого стола, заставленного какими-то горшочками, стекляшками, хитрыми штуками из гнутой бронзы и серебра и прочим непонятным хламом. Она что-то делала, но что именно, он не видел – женщина стояла к нему спиной. Он шагнул внутрь, и тут половица заскрипела у него под ногами.

Женщина обернулась. Руки у нее были в кожаных перчатках, и она держала щипцами закопченную чашку, из которой шел вонючий пар.

- Ты? – спросила она. – Чего тебе?

Он не знал, что сказать. Просто стоял, сжимая в руке булку. Женщина смотрела на него своими удивительными глазами – правый светло-карий, левый зеленовато-голубой, - и улыбалась. Он шагнул к ней, взял свободной рукой за платье. Ткань была мягкая, приятная на ощупь.

- Мама, - сказал он.

- Что ты сказал? – Женщина перестала улыбаться.

- Мама, - повторил он. – Мама.

Чашка упала на пол и разбилась. Женщина заплакала. Присела на корточки, схватила его, прижала к себе. Он чувствовал, как содрогается в рыданиях ее грудь. И еще чувствовал тепло. Настоящее. Такое тепло, какого не испытывал никогда в жизни.

- Сыночек мой! – прошептала женщина. – Милый мой!

- Мама, - повторил он, думая о булке. И еще о веснушках на лице женщины. У него у самого такие же. Как он раньше этого не замечал?

- Повтори еще раз, что ты сказал, - попросила женщина.

- Мама, - просто ответил он. Ему нравилось, как звучит это слово.

- Хорошо, - женщина выпустила его, вытерла слезы. Он увидел, что она улыбается. – А теперь иди, мой сладкий. Маме надо работать….

- Варнак! Во имя всех богов, Варнак!