Драмы. Стихотворения - Шиллер Фридрих Иоганн Кристоф - Страница 216

1803

[349]

1803

[351]

Фридрих Шиллер на четырнадцатом году жизни стал проявлять склонность к драматургии, но от его ранних попыток ничего не уцелело. Трагедию «Разбойники» Шиллер начал писать в последние годы пребывания в академии герцога Карла Вюртембергского; работать приходилось украдкой, от случая к случаю. По мере того как пьеса подвигалась вперед, Шиллер читал ее друзьям, товарищам по академии. Один из них рассказывал, что Шиллер смотрел на свою трагедию как на такую действенную, острополитическую и злободневную «книгу, которую палач безусловно должен будет сжечь». Злободневность трагедии подчеркивалась указанием на время действия (середина XVIII в.) и на место действия — Германия. Характерны эпиграфы к пьесе. В первом издании (вышедшем в самом начале мая 1781 г.): «Чего не исцеляют лекарства, исцеляет железо; чего не исцеляет железо, исцеляет огонь». Эти слова звучали как призыв лечить общественные язвы Германии «железом и огнем». Еще решительнее был эпиграф ко второму изданию. На заглавном листе был изображен лев, готовый совершить прыжок, а под ним — красноречивая подпись по-латыни: «На тиранов!»

Сюжет трагедии сложился под влиянием рассказа тогдашнего прогрессивного поэта и публициста Даниэля Шубарта «К истории человеческого сердца». В чертах своего героя Карла Моора сам Шиллер признавал известное отражение образа «благородного разбойника» Рока Гипарта из «Дон-Кихота» Сервантеса. Много горючего материала давала и жестокая вюртембергская действительность, рассказы о настоящих разбойниках, швабах и баварцах.

Основной мотив «Разбойников» Шиллера — вражда двух братьев — был излюбленным мотивом драматургии «бури и натиска». На склоне своей недолгой жизни Шиллер обратился к нему еще раз в трагедии совсем иного строя и содержания, «Мессинской невесте» (1803), написанной в античном роде.

Премьера («пра премьера») «Разбойников» состоялась 13 января 1782 года в Маннгеймском театре. Барон Дальберг, директор (он называл себя «интендант») этого театра, сделал все, что мог, чтобы смягчить социальную и политическую остроту изображаемых конфликтов, — например, лишить пьесу злободневности, хотя бы перенесением времени действия из современности в отдаленную пору истории Германии. Еще более калечили «Разбойников» многочисленные переделки и подделки, принадлежавшие хищникам, пользовавшимся тем, что права авторства не защищались законом. Слава Шиллера разрасталась, его прочили в немецкие Шекспиры, а драматург бедствовал. Ему пригрозили крепостью, пришлось бежать и в неимоверно трудных условиях писать «республиканскую трагедию» «Заговор Фиеско», а затем, в глухой деревушке, где он жил под чужим именем, «мещанскую трагедию» «Луизу Миллер», прославленную под именем «Коварство и любовь».

Из трех написанных прозой юношеских драм Шиллера — «Разбойники», «Заговор Фиеско» и «Коварство и любовь» — последняя сценически самая живучая, наиболее популярная. Энгельс назвал «Коварство и любовь» «первой немецкой политически-тенденциозной драмой» [352]. С еще небывалой в немецкой литературе силой в ней отражен трагизм тогдашней жизни народа в расколотой на сотни карликовых государств Германии. Уродливыми, отвратительными, низменными называл молодой Шиллер картины жизни герцогства Вюртембергского (настоящего, хотя нигде в пьесе не названного места ее действия). В письме к библиотекарю Райнвальду Шиллер, упомянув про «готическое смешение комического и трагического» в его драме, пишет про «откровенное изображение различных всесильных самодуров», правивших немецкими землями по ничем и никем не сдерживаемому произволу. Многие вюртембержцы могли бы прямо назвать того герцогского фаворита, который, подобно министру-президенту, отцу Фердинанда, пришел к власти, оклеветав своего предшественника. А одна из фавориток герцога якобы тщетно умоляла герцога Вюртембергского отказаться от весьма доходной продажи солдат иностранным державам, — их продавали на убой (и не в одном Вюртемберге) — тысячами!