Драмы. Стихотворения - Шиллер Фридрих Иоганн Кристоф - Страница 218

Тридцатилетнюю войну Шиллер изучал сначала как историк, и плодом этих занятий была большая книга «История Тридцатилетней войны» — по его пониманию, одной из самых сложных, узловых эпох в истории Европы. В своей великой исторической трилогии Шиллер с гениальной прозорливостью историка и художника высмотрел главный нерв полуторавекового периода в истории родной страны.

Германия была опустошена Тридцатилетней войной, значительная часть ее населения перебита или вымерла. Страна обнищала материально и оскудела духовно, стремления к имперской централизации были парализованы, победил княжеский абсолютизм, увековечивавший раздробленность германских земель, их национальную, политическую и экономическую отсталость и разобщенность.

«Лагерь Валленштейна», начало трилогии — ее экспозиция, совершенно необычен по языку, стихосложению, ритмам, по обилию массовых сцен, мастерски разрешенных Шиллером, по всей изобразительной манере, гибкой и выразительной. И с первых же строк на первый план выдвигается тема народа. В репликах крестьян Шиллер обрисовывает ужасающее положение чехов, доведенных до отчаянной нищеты долгим и разорительным постоем имперского войска, деморализованных насилием и грабежами солдат в течение пятнадцати лет войны, начавшейся, как было сказано выше, восстанием чехов против чужеземного, немецкого гнета Габсбургов, возглавлявших католическую реакцию. Вызывает изумление искусство поэта, воскресившего в какой-то тысяче строк «Лагеря» целую историческую эпоху, на фоне которой мы видим пестрое разноязычное войско, боготворящее своего вождя. Хотя сам Валленштейн и не появляется в «Лагере», он представлен во весь рост, таким, каким он живет в глазах десятков тысяч солдат.

Полная движения, дышащая страстью картина состояния войска, нарисованная в «Лагере», пополнена во второй части трилогии, драме «Пикколомини», картиной состояния Империи: «В стране набат крестьянских мятежей

И возмущенный ропот всех сословий». Здесь драматург мастерски набрасывает целую галерею портретов полковников и генералов Валленштейна, которых мы видим в блестящей массовой сцене банкета. Только здесь, во второй части трилогии, выведен наконец сам Валленштейн, выдающийся полководец и государственный деятель Германии XVII века, натура сильная и честолюбивая, человек, убежденный в своем необычайном, предопределенном свыше и предвозвещаемом всем звездным небом высоком историческом призвании, некоторым образом «загадка истории». Постепенно приоткрываются и цели Валленштейна (каким он изображен в трилогии). Зоркий, проницательный политик, он видит причину слабости Германии в ее феодальной раздробленности. Он понимает, что герцоги австрийские, Габсбурги, из числа которых с давних пор избираются императоры столь пышно величаемой «Священной Римской империи германской нации», предают, в угоду своим частным княжеским интересам, интересы Германии в целом, что им выгодно затягивать войну, которая разоряет и ослабляет имперских князей и дает возможность им, Габсбургам, как самым сильным, втихомолку прибирать к своим рукам чужие земли, округлять свои наследственные владения и усиливаться за счет бедствий войны. Он открыто заявляет посланцу императора Фердинанда II:

Валленштейн, чех по происхождению и, первоначально, протестант, продолжающий и в качестве полководца «его апостолического величества» оказывать покровительство протестантам и открыто ненавидящий своих врагов — иезуитов, хочет отнять у Австрии порабощенную ею Чехию, стать могущественнейшим из государей Империи и, добившись мира с внешними врагами, сделать затем Германию единой, централизованной державой, какой за Рейном стала Франция (и Англия — за Ла-Маншем!). Что Шиллер не модернизирует своего героя, не навязывает ему патриотического идеала тех лет, когда поэт писал «Валленштейна», показывает документированное заявление Валленштейна: «Я хочу, чтобы германский император был таким же государем в своих владениях, как французский король». Тема единства Германии в трилогии неразрывно сплетается с темой чешского национального возрождения, и прямым ее выразителем является в «Пикколомини» (IV, 5) чех-патриот, кравчий графа Терцки, — он скорбит, что «все вкривь и вкось идет» в его порабощенной «немцами отчизне. Вспоминая начало этой завязавшейся из-за Чехии войны, разгром чехов у Белой Горы, кравчий говорит:

Давно уже (вырванный некогда у императора ценой кровавой борьбы) «маестат» о вольностях отчизны — «собственноручно Фердинанд изрезал…». Этот мудрый и благородный сын народа, противопоставляемый тем из чехов, которые «повернулись спиной к своей отчизне», обращается к немеркнущей славе народных гуситских войн:

Но у Валленштейна нет опоры ни среди католиков, ни среди протестантов, во главе которых стоят шведы, преследующие в Германии своекорыстные, захватнические цели. Единственная его опора — войско, наемный разноплеменный сброд, скопище людей, которых только его воля да вера солдат в его счастливую звезду держат в стальной узде повиновения; оно не воодушевлено никакой великой целью

— говорит он Врангелю о своей армии); полковники и генералы, как только узнают, что Валленштейн в опале, покидают его один за другим и уводят за собой сбитые с толку войска. О причинах краха шиллеровского героя глубоко и тонко высказался в своей «Эстетике» младший современник Шиллера и его земляк-шваб, великий немецкий философ Гегель. Упомянув, что уже «шиллеровский Карл Моор возмущается всем общественным порядком, всем состоянием мира и человечества своей эпохи и в этом всеобщем смысле восстает против них», Гегель продолжает: «Валленштейн равным образом замышляет великое и всеобщее дело — единство и мир Германии, цель, которой он не достигает как вследствие того обстоятельства, что средства его, искусственно и внешне поддерживаемые, рушатся как раз в тот момент, когда они должны быть пущены в ход, так и потому, что он поднимается против авторитета императора и, сталкиваясь с его могуществом, терпит крах вместе с задуманным им делом. Вообще такие всеобщие мировые цели, какие поставили перед собой Карл Моор и Валленштейн, не может проводить в жизнь (далее курсив Гегеля) одининдивид так, чтобы все остальные становились его послушными орудиями, но подобные цели сами пролагают себе дорогу — отчасти по воле многих, а отчасти против их воли и помимо их сознания» (Гегель. Эстетика, т. 3. М., 1971, с. 603).

Валленштейн шиллеровской трилогии — полководец, оставшийся без армии, его великая историческая цель оказывается недостижимой на избранном им сомнительном пути, и все предприятие вырождается в авантюру, в недвусмысленный союз с врагами родины — шведами, ибо фатальна при таких обстоятельствах логика измены.

История шотландской королевы Марии Стюарт увлекла Шиллера еще в юности. Но только 26 апреля 1799 года Шиллер записал в своем рабочем календаре: «Начал изучать историю Марии Стюарт» (по немецкой «Истории королевы Елизаветы Английской» Архенгольца). 4 июня новая запись: «Приступил к работе над «Марией Стюарт». 24 июля было закончено первое действие, и на следующий же день начата работа над вторым, которое было готово спустя месяц, 26 августа. У Шиллера появляется надежда, что к концу 1799 года он закончит пьесу. Пометка, сделанная 11 мая 1800 года, гласит: «Читал собравшимся у меня актерам четыре акта «Марии Стюарт». Последний, пятый, акт Шиллер пишет в уединенном замке Эттерсбург с 16 мая, а 9 июня 1800 года он уже заносит в свой календарь: «Окончил «Марию Стюарт».