Эртан. Дилогия (СИ) - Середа Светлана Викторовна - Страница 34

- Охотно поменяю свою манию преследования на вашу манию величия, – парировал полуэльф. – Я вовсе не имел в виду, что засаду устроили вы. Хотя я допускаю, что вы, со своей способностью бесконтрольно вживаться в чужие эмоции, служите частью приманки.

Звучало вполне логично. Слишком логично, черт бы побрал этого полуэльфа.

- Но кому-то может быть нужна наша помощь!

- Этот кто-то, судя по вашему рассказу, влип в неприятности по собственной вине. Кроме того, немедленная смерть ему не грозит, а значит, будет возможность спастись и без нашей помощи.

На секунду я снова стала тем существом из своего "видения", ощутила его отчаянье и ужас перед тем, что – я это точно знала – гораздо хуже смерти. Спасение, которое казалось так близко, растворилось в тумане, оставив после себя лишь ехидную усмешку: "Сама виновата".

Я задохнулась от возмущения.

- Вы… Вы – бессовестный, бездушный и бессердечный эгоист! Я понимаю, почему эльфы называют таких, как вы, пустышками.

Повисла напряженная тишина. Упс. Внезапно я почувствовала себя как человек, который в приятельском поединке случайно заехал своему спарринг-партнеру в одно очень чувствительное место. А главное, это была полная бессмыслица: причина, по которой чистокровные эльфы называли шинтар "пустышками" не имела ничего общего с бессердечностью, и я это отлично знала.

От взгляда Вереска у меня на спине выступила изморозь. Захотелось немедленно забиться в самый дальний угол, накрыться одеялом с головой, закрыть глаза и не выползать до тех пор, пока этот жуткий субъект не исчезнет из моей жизни. К сожалению, это бы проблему не решило. Поэтому я отправила своего внутреннего Ребенка отдохнуть, глубоко вздохнула, сосчитала до трех и произнесла:

- Простите. Я вышла из себя. Мне не следовало этого говорить.

Взгляд льдисто-серых глаз не потеплел ни на градус, но их обладатель едва заметно кивнул:

- Я принимаю ваши извинения. И тем не менее на поиски приключений мы не пойдем.

- Какие аргументы могут вас убедить?

- Логически обоснованные.

У меня вырвался сдавленный рык. Как можно разговаривать с таким упертым типом?

Женя, который в течение последних пяти минут стоял в позе Наполеона и с олимпийским спокойствием наблюдал за нашей с Вереском словесной баталией, внезапно поинтересовался:

- Друзья мои, вы ничего не забыли?

Голос его сочился медом и патокой. А поскольку такие приторные интонации Жене обычно не свойственны, напрашивался вывод, что за этим бесхитростным, на первый взгляд, вопросом что-то скрывается. И точно – дождавшись, пока мы с Вереском перестанем изображать борьбу льда и пламени и обратим внимание на него, Женя продолжил:

- Например, тот факт, что решения здесь принимаю я? Вижу, что забыли. А между тем, эта скромная деталь делает ваш, несомненно, увлекательный спор совершенно бессмысленным. Потому что решение я уже принял, – Женя выдержал драматическую паузу (Немирович-Данченко восстал из гроба и снова умер от зависти). – Мы обязательно проверим, что за сюрприз скрывается в этом доме. Тем более, что благодаря юной Мире нам не придется гадать, где именно его искать.

Полуэльф был невозмутим, как памятник адмиралу Нельсону. Как будто и не он несколько минут назад с пеной у рта доказывал мне, что мы никуда не пойдем.

- Однако Вереск совершенно прав, – продолжал Женя. – Засада более чем реальна. Кроме того, вне зависимости от исхода операции, спокойно переночевать нам тут вряд ли удастся. Поэтому мы заранее подготовим стратегическое отступление. А именно: соберем вещи, оседлаем лошадей и выведем их за ворота. Предупреждаю сразу, чтобы не было никаких споров в процессе: мы с Вереском исследуем дом, Юля ждет нас за воротами с лошадьми.

- Еще чего! – возмутилась я.

- Не "Еще чего", а "Так точно, сэр!", – поправил Женя. – Ты свою роль в этой истории уже сыграла. А в бою, если таковой случится, будешь только отвлекать – нам с Вереском придется прикрывать еще и тебя.

- Ну Женя! – взвыла я. – Я буду паинькой.

Женя заглянул мне в глаза и терпеливо, медленно, с расстановкой, как маленькому ребенку или умственно отсталому человеку, пояснил:

- Юля, ты, должно быть, чего-то недопоняла. Повторяю. Мы с Вереском исследуем дом, ты ждешь нас за воротами. Это не обсуждается. А если есть желание поспорить, то бери Корву и езжай в Вельмар. Я с удовольствием продолжу дискуссию. Когда вернусь. Это понятно?

- Предельно.

Женя удовлетворенно кивнул. На лице Вереска не дрогнул ни единый мускул.

…И вот я, как дура, стою на обочине в компании комаров и лошадей. Настоящая жизнь кипит всего в каких-то двухстах метрах от меня, а я даже не могу посмотреть, что там происходит!

- Вы как хотите, – пробормотала я, обращаясь то ли то ли к лошадям, то ли к предателям-мужчинам, оставившим меня в этих кустах, – а я все-таки подберусь поближе к забору.

Корва покосилась на меня и укоризненно фыркнула.

- Ну да, я помню, что Женя велел не сходить с этого места, – я виновато развела руками. – Но отсюда же совсем-совсем ничего не видно.

Впрочем, передислокация мало в чем улучшила положение. Лунный свет выбелил крышу постоялого двора, отчего он сделался похожим на ледяную избу – такой же белый, холодный… и мертвый.

Минуты текли медленно и тягуче, как патока. Лунный диск успел преодолеть половину расстояния от фронтона до печной трубы прежде, чем дом начал подавать признаки жизни. Самым первым – и самым убедительным – признаком стал истошный женский визг. Гм. Надеюсь, мои герои не вломились ненароком в чужую спальню? За визгом последовал шум и грохот неясного происхождения, и почти сразу же в обеденной зале, которая по совместительству выполняла роль гостиной, вспыхнул яркий свет. Ого! Да у нашего скромного провинциального корчмаря, оказывается, есть магическая лампа, стоимость которой едва ли не больше, чем все его подсобное хозяйство. А бедные постояльцы вынуждены довольствоваться огрызком дешевой свечки. Впрочем, эта лампа наверняка зажигается только по особым случаям. Например, когда "бедные постояльцы", вооруженные от пяток до зубов, посреди ночи взламывают запертую комнату.

Из дома раздались приглушенные голоса. Несмотря на то, что окно гостиной было открыто по случаю духоты, до меня доносились лишь обрывки фраз, из которых при всем желании невозможно было восстановить смысл разговора. Однако, судя по тональности, хозяева не были в восторге от неожиданного приключения. Женя – а от имени "наших" выступал исключительно он – напротив, вел диалог в спокойном и даже чуть ироничном тоне (впрочем, за такие нюансы я бы уже не поручилась). Поддавшись его уверенным интонациям, я почти убедила себя, что инцидент закончится мирными переговорами. Однако оптимистичный настрой был грубо нарушен болезненным мужским вскриком и последовавшим за ним коротким, но забористым ругательством. А когда из открытого окна весьма донесся характерный звон стали о сталь, от радужных надежд не осталось и следа.

От напряжения у меня взмокла спина, словно последние двадцать минут я не стояла, приклеившись к плетню, а бегала зигзагами по огороду. Интуиция подсказывала, что сейчас события выплеснутся наружу, и я, наконец-то, смогу в них поучаствовать не только в качестве слушателя. И точно – дверь дома распахнулась с такой силой, как будто ее открывали по меньшей мере стенобитным тараном, и из сеней пулей вылетел Женька. В одной руке он держал арбалет, другой тащил за собой хрупкую фигурку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась подростком лет пятнадцати. Мальчишка не сопротивлялся, более того, судя по энтузиазму, с которым он бежал в сторону ворот, прием, оказанный ему гостеприимными хозяевами, был далек от радушного.