Свет иных дней - Бакстер Стивен М. - Страница 18

• Предыдущая
• 18/85
• Следующая

– Понимаю, – кивнул Бобби. – Получается, что «червоточина» словно бы прошита программным обеспечением.

– Или в ней живет жутко умный червяк, – улыбнулся Давид. – Верно. Имеет место очень высокая процессорная интенсивность. И пока неустойчивость наступает слишком быстро и носит катастрофический характер. Справиться с ней нам не удается. Посмотри-ка.

Он протянул руку к дисплею, прикоснулся к нему кончиком пальца, и на дисплее возникло новое изображение каскада элементарных частиц. Ствол был окрашен в ярко-лиловый цвет (этот цвет показывал сильную ионизацию), а от него отходили красные «хвосты», широкие и узкие, прямые и изогнутые. Давид нажал на клавишу, и «каскад» начал вращаться в трехмерном пространстве. Специальная программа убрала фоновые элементы, и стали видны подробности внутренней структуры каскада. Центральный пучок был окружен цифрами, показывающими уровень энергии, движущей силы и заряда.

– Мы видим перед собой сложное, высокоэнергетичное явление, Бобби. Весь этот экзотический мусор выплескивается перед тем, как «червоточина» окончательно исчезает. – Давид вздохнул. – Это примерно то же самое, как если бы кто-то пытался понять, как починить автомобиль, взорвав его, а потом копаясь в обломках. Бобби, я сказал отцу правду. Каждый тест – это изучение еще одного уголка того, что мы именуем пространством параметров. Мы испробуем различные способы создавать более широкие и стабильные видоискатели для наших «червоточин». Нет провальных тестов; всякий раз мы узнаем что-то новое. На самом деле многие из моих тестов дают отрицательный результат – если на то пошло, я их так разрабатываю, чтобы они не удались. Один-единственный тест, доказывающий, что какой-то момент в теории неверен, более ценен, чем сотня тестов, показывающих, что теория, может быть, верна. Со временем мы добьемся своего… либо докажем, что мечту Хайрема нельзя осуществить современными техническими средствами.

– Наука требует терпения.

Давид улыбнулся.

– Точно. Всегда. Но некоторым трудно сохранять терпение при том, что ко всем нам летит гигантский черный метеор.

– Полынь? Но до этого еще несколько столетий.

– Но не только ученых волнует факт существования Полыни. Это импульс, заставляющий спешить, собрать как можно больше данных, сформулировать как можно больше новых теорий, узнать как можно больше за оставшееся время – потому что мы уже не уверены, что кто-то станет использовать наши наработки на практике, как всегда бывало в прошлом. Словом, люди стараются «проехать более коротким путем», идет процесс пересмотра ценностей…

На стене компьютерного зала замигала красная лампа тревожной сигнализации, в помещение начали возвращаться сотрудники.

Бобби удивленно посмотрел на Давида.

– Еще один тест? Ты же сказал отцу, что у вас всего один прогон в день.

Давид подмигнул брату.

– Маленькая ложь во спасение. Полезно иметь уловку, с помощью которой от отца можно избавиться.

Бобби рассмеялся.

Оказалось, что до начала нового теста можно было попить кофе.

Они вместе отправились в столовую.

«Бобби тянется ко мне, – думал Давид. – Похоже, хочет во всем участвовать».

Он чувствовал, что младшим братом движет какая-то потребность, но какая – не понимал. Может быть, зависть?

Эта мысль была злорадно приятной.

«Возможно, Бобби Паттерсон, сказочно богатый современный денди, завидует мне, своему серьезному, дроноподобному брату. А может быть, это всего лишь братское соперничество с моей стороны».

На обратном пути он попытался завязать разговор.

– Да… Так ты закончил университет, Бобби?

– Конечно. ГШБ.

– ГШБ? А! Это значит – Гарвардская…

– Школа бизнеса. Верно.

– Перед защитой диплома мне пришлось немного изучать бизнес, – признался Давид и скривился. – Курс был предназначен для того, «чтобы экипировать нас перед выходом в современный мир». Все эти азбучные матрицы, обрывки одной теории, другой, труды того гуру менеджмента, этого…

– Что ж, бизнес-аналитика – это вам не ракетостроение, – так мы, бывало, шутили, – примирительно проговорил Бобби. – Но в Гарварде дураков не держат. Я туда поступил самостоятельно. А конкуренция была свирепая.

– Не сомневаюсь. – Давида удивил тон, которым говорил Бобби – полное отсутствие пыла. Он предпринял осторожную попытку. – У меня такое впечатление, будто ты ощущаешь себя недооцененным.

– Может быть. – Бобби пожал плечами. – Отдел виртуальной реальности «Нашего мира» – самостоятельный бизнес с прибылью в несколько миллиардов долларов. Если я провалюсь, отец непременно даст мне понять, что он не собирается меня вытаскивать. Но даже Кейт считает, что я в некотором роде протираю здесь штаны. – Бобби усмехнулся. – Я пробую ее разубедить, и мне это занятие очень нравится.

Давид нахмурился.

«Кейт? А, это та самая девушка журналистка, которую Хайрем пытался исключить из жизни сына. Видимо, безуспешно. Интересно».

– Ты хочешь, чтобы я помалкивал?

– О чем?

– О Кейт. Об этой репортерше.

– Собственно, помалкивать особо не о чем.

– Может быть. Но отцу она не нравится. Ты ему говорил, что продолжаешь с ней встречаться?

– Нет.

«И может быть, это единственное в твоей жизни, – подумал Давид, – о чем не знает Хайрем. Ладно, пусть все так и остается».

Давиду понравилось то, что между ними протянулась хотя бы тоненькая ниточка.

На табло обратного отсчета цифры близились к нулю. Настенный софт-скрин демонстрировал чернильную темноту, нарушаемую редкими пиксельными вспышками, а строчка простых чисел в уголке тупо повторяла одну и ту же последовательность. Давид удивленно посмотрел на Бобби, губы которого безмолвно произносили: «Три. Два. Один».

А потом Бобби застыл на месте с открытым ртом, а на его лице заплясал мерцающий свет.

Давид перевел взгляд на софт-скрин.

На этот раз там появилось изображение – светящийся диск, а внутри его – странная, немыслимая конструкция из коробок, прожекторов и кабелей, искаженных до неузнаваемости, будто бы все эти предметы были показаны через широкоугольную линзу типа «рыбий глаз».

Давид поймал себя на том, что затаил дыхание. Изображение продержалось две секунды, три, и только тогда он заставил себя сделать вдох.

Бобби спросил:

– Что мы видим?

– Устье «червоточины». Или, вернее, тот свет, который она втягивает из своего окружения здесь, в «Червятнике». Посмотри, вон там – штабель разной электроники. Но сильная гравитация устья притягивает свет из трехмерного пространства вокруг него. Изображение искажено.

– Как это бывает, когда имеешь дело с гравитационной линзой.

Давид изумленно глянул на Бобби.

– Именно так. – Он обвел взглядом мониторы. – Мы уже превосходим наши предыдущие наилучшие…

Но тут искажение изображения стало сильнее. Контуры оборудования и световодов расплылись и превратились в кружки около центральной точки. Некоторые цвета подверглись сдвигу Допплера. Зеленый начал постепенно заменяться голубым, флуоресцентное свечение приобретало фиолетовый оттенок.

– Мы уходим глубже в «червоточину», – прошептал Давид. – Ну, не подведи. Только не подведи…

Изображение стало еще более фрагментированным, его элементы рассыпались и беспрестанно умножались вокруг центральной оси. «Трехмерный калейдоскоп, – подумал Давид, – образованный размноженными изображениями освещения лаборатории». Он посмотрел на показатели счетчика, и эти показатели сообщили ему о том, что значительная часть энергии света, падающего внутрь «червоточины», сдвинулась в сторону ультрафиолета и дальше и что энергетизированное излучение ударяет по изогнутым стенкам пространственно-временного туннеля.

Но «червоточина» держалась.

Они уже давно миновали точку, на которой обрывались все предыдущие эксперименты.

Круговое изображение нажало сжиматься. Свет, падающий из трехмерного пространства в устье «червоточины», сжимался ее «глоткой». Разбитое и сужающееся пятнышко света приближалось к максимальному искажению.

• Предыдущая
• 18/85
• Следующая