Самоцветные горы - Семенова Мария Васильевна - Страница 15

• Предыдущая
• 15/75
• Следующая

И это в лютом холоде, посреди лениво тающего снега, за какие-то несчастные сутки, да в плотных кожаных сумах и мешках, наглухо закупоренных именно от таких вот случайностей! Необъяснимо...

Тем не менее траченное плесенью осталось только выбросить наземь. Есть что-либо, опоганенное чёрной паршой, даже после варки в котле, значило наверняка отравиться, – бывалые походники знали это из опыта. Между прочим, у них и котлов-то оставалось едва половина. Остальные валялись сейчас на камнях где-то внизу, смытые всё тем же потоком. Кутаясь в плащ, Хономер угрюмо смотрел, как мешок за мешком отправлялся в клокочущий каменистый размыв, и сквозной ветер, по-прежнему тянувший со стороны гор, насвистывал ему в ухо: возвращайся, жрец. Возвращайся назад!..

Он подумал о стеклянном светильничке, которого, сколько он ни шарил мёрзнущими руками по затопленному полу шатра, отыскать так и не удалось. Должно быть, прокудливая вода вытащила его наружу и похоронила в грязи. Вот так ложатся в землю самые неожиданные предметы; другие люди случайно находят их сто лет спустя и потом долго гадают, что это за вещь и каким образом явная принадлежность учёного могла очутиться посередине дикой страны. Светильничка было жалко, но Хономер понимал: сколько ни отводи душу хоть ругательствами, хоть молитвой, утраченное от этого не вернётся. Значит, надо оставить прошлое прошлому и жить дальше.

И уж возвращаться в Тин-Вилену, испугавшись происков недоброжелательных алайдорских божков, он ни в коем случае не собирался. Пусть нашёптывают голосом ветра любые предостережения и угрозы, он их не послушает. Если на то пошло, после гибели книг до конца путешествия ему вряд ли придётся читать. Да и записи делать, поскольку запас чистых листов, даже если просохнет, будет годен только в костёр. А значит, потеря светильничка становится не такой уж обидной. Вполне можно подождать несколько недель. А там договориться с купцом, едущим в Галирад, и заказать новый...

– Нужно поохотиться, – сказал он Ригномеру. – Отправимся завтра с утра.

Дичь, водившаяся на плато Алайдор, не то чтобы поражала изобилием, но всё-таки давала пропитание и пастухам, и купцам из торговых караванов, направлявшихся в итигульские горы. Здесь встречались и зайцы, и жирные куропатки, и олени, и разное другое зверьё. Пронёсшееся ненастье, однако, заставило живность попрятаться, и Хономер выехал на охоту, в основном надеясь высмотреть мохнатого горного быка, известного своим безразличием к непогоде.

Эти животные были несомненными прародителями местного отродья коров, дававшего оседлым шо-ситайнцам молоко, мясо, навоз для топлива и удобрения, необыкновенно прочные шкуры и обильную шерсть, пригодную на войлок и пряжу. Дикие быки отличались от домашних разве что однообразием масти – были они сплошь бурыми, под цвет каменных осыпей, с чёрными гривами и чёрными метлами роскошных хвостов, – да ещё более тяжёлыми головами в сущих шлемах рогов, сраставшихся над низкими лбами. Никакому хищнику не было приступа к огромному зверю, превосходившему в холке человеческий рост и вдобавок способному с лёгкостью одолевать кручи, по виду доступные разве что для горных козлов. Наверное, из-за этого быки и не усматривали для себя особой опасности, когда чуткие носы или даже близорукие глаза различали подходивших людей. К тому же, по мнению охотников, промышлявших на Алайдоре, горный бык был до невозможности туп. Однажды уцелев, он не только ничему не учил народившихся телят, но даже и сам не мог научиться: при новой встрече с человеком вёл себя в точности как впервые. Если б не подобное скудоумие, быть, бы ему, с его-то силой и ловкостью, противником грозней всякого мономатанского тигра!

Хономер не питал особой страсти к охоте (что, кстати, являлось едва ли не упрёком для него, убеждённого последователя Старшего), но, будучи опытным путешественником, толк в ней понимал и необходимой сноровкой не был обижен. Ему неоднократно случалось странствовать в таких краях, где иначе как охотой прокормиться было нельзя. И ничего, до сих пор оставался в живых. Он выехал на заре, сопровождаемый кромешником и Ригномером, хорошо знавшим окрестности. Все три сегвана, не исключая и Ригномера, были верхом и ещё вели с собой двух могучих мулов, привыкших к поклаже, – поскольку иным способом доставить в лагерь тушу быка никакой возможности не предвиделось.

Отправились почти наверняка: к тому месту, где накануне разведчики, подыскивавшие место для палаток, издали заметили двух мохнатых быков. Звери стояли на каменистой гриве, сами похожие на два тёмно-бурых валуна, и даже не двигали головами – только мерно ходили челюсти, перемалывавшие жвачку. Можно было уверенно предположить, что они и теперь там находились. Снег, по-прежнему сыпавший с низкого неба, не располагал к дальним переходам. Нашёл укрытое от ветра местечко – и отдыхай себе, пока не станет ласковее погода и опять не покажется из-под снега трава...

Довольно скоро охотники убедились, что дикие быки в самом деле не ушли далеко с места ночёвки. Первым заметил их Ригномер, обладавший очень острым, неиспорченным книгами зрением и вдобавок привычный к зрелищу алайдорских угодий. Он-то и указал своим спутникам на зверей, которые со вчерашнего дня только обошли каменистый холм, выбрав на его южном склоне полянку, где снег лежал менее толстым слоем, чем всюду. И теперь неторопливо паслись, разбрасывая талые комья ударами сильных копыт.

Здесь добытчики спешились. Кромешник остался с конями, а жрец и Ригномер стали подкрадываться к быкам. До них оставалось не более пяти сотен шагов. И Хономер, и Бойцовый Петух были вооружены самострелами. Из самострела не бросишь подряд десять стрел, как из лука, чтобы первая ещё дрожала, когда воткнётся последняя. Зато, чтобы сносно владеть этим оружием, не требуется особенной сноровки и силы. Самострел с его воротком и спусковым устройством навряд ли подойдёт человеку, которому приходится каждодневно отстаивать жизнь, свою либо чужую. А вот таким, как бывший купец Ригномер и тем более Избранный Ученик, – как раз.

Охотники были облачены в тёплые свободные балахоны мехом наружу. Они стали подбираться к быкам, по возможности таясь за камнями и держась при этом на четвереньках, чтобы скверно видевшие животные по неразумию своему обманулись. Хономер сообразил ещё и приподнять самострел над головой таким образом, чтобы маленький натянутый лук издали являл подобие рожек. Ригномер покосился на жреца и сразу перенял его хитрость, тем более что та явно удалась: быки не забеспокоились, даже когда полтысячи шагов постепенно превратились в двести, а потом и в сто двадцать. Ветер к тому же тянул людям навстречу, неся запах мокрой свалявшейся шерсти. Это давало возможность подползти ещё ближе, но ясно было, что очень скоро придётся подниматься с колен и стрелять. Хономер кивнул соплеменнику и указал ему на левого быка, намереваясь сам взять того, что держался правее. Бойцовый Петух согласно кивнул и принялся отползать, занимая выгодное положение для стрельбы.

Достигнув наконец почти самого края открытой поляны, где дальше уже не было камней для укрытия, Хономер медленно привстал и, оперев самострел на край плоского валуна, начал целиться. Он из опыта знал, насколько толст и неповреждаем череп быка. Знал он также, что при всей пробивной мощи самострельного болта одним выстрелом в тело подобного зверя можно убить только при несусветном везении. И ещё ему была известна привычка. горных исполинов бросаться на подранившего человека. Это особенно касалось старых самцов, а бык, которого наметил себе Хономер, был именно таким – немолодым и угрюмым, с серебристой полосой седины, наметившейся вдоль хребта. И вот тут охотника вполне могла подвести медлительность самострела. Его ведь не заставишь немедленно стрелять вдругорядь. Хономер прикинул силу ветра и дальность и стал тщательно целиться быку в глаз. Потом нажал на медный крючок.

Это был его собственный самострел, хорошо знакомый и глазу, и руке. И не просто знакомый. Хономер владел им очень и очень неплохо, ибо справедливо полагал: всякое умение, к которому подталкивает жизненная необходимость, следует должным образом освоить, не надеясь, что судьба доведёт обойтись. Стрела полетела – и непременно угодила бы зверю прямо в зрачок, но за мгновение перед тем, как ей надлежало воткнуться, животное словно кто-то хлопнул по морде рукой. Бык резко мотнул головой, и болт вместо глаза ковырнул основание рога, чтобы, скользнув, умчаться неизвестно куда. Бык же снова мотнул косматой головой, на сей раз весьма раздражённо, и, раздувая ноздри, стал искать, кто посмел так внезапно и больно ужалить его.

• Предыдущая
• 15/75
• Следующая