Драгоценность, которая была нашей - Декстер Колин - Страница 16

В лавке сувениров Музея истории Оксфорда группа несколько задержалась, разглядывая переднички, бюсты, коробки с шахматами, стекло, драгоценности, картинки-загадки, кувшины, карты, картины, открытки, плакаты, карандаши, ручки, салфетки, наперстки, видеокассеты — все, что может пожелать душа туриста.

— Да, с ее ногами Лауре очень понравилось бы проехаться здесь, — заметила Вера Кронквист. Но ее муж никак не отреагировал. Если  быть откровенным, он не слишком огорчался по поводу того, что ноги Лауры больше не будут главным определяющим фактором при выборе маршрута. Она постоянно жаловалась, что ей хочется полежать, ну что же, теперь она прилегла — навсегда.

— Очень хорошо, — проговорил  Фил Олдрич, когда они с миссис Роско и Браунами вышли из лавки  сувениров на Шип-стрит.

— Но вот фигуры здесь... у мадам Тюссо несравненно лучше, разве не так?

— Нет, нет, вы совершенно правы, Джанет, — ответил Говард Браун, исподволь подталкивая ее в сторону Корнмаркета, за которым высился  «Рэндольф».

Покончив с импровизированным брифингом перед зданием Бейллиола, Даунс поспешил покинуть место варварской казни и, погруженный в раздумья, двинулся в сторону книжного магазина. Час с четвертью (как предложил Ашенден) на Музей истории Оксфорда, потом назад в «Рэндольф», где они с Шейлой Уильямс и Кемпом (этот человек всегда останется для него пустым местом) договорились отвечать на вопросы американцев. Порой Даунс испытывал какое-то ироническое чувство в отношении «американцев», но все же, подобно почти всем своим коллегам по Оксфордскому университету, часто получал удовольствие от общения с настоящими, без кавычек, американцами. В это утро он знал, что, как всегда, некоторые из их вопросов будут своей наивностью буквально выводить его из себя, некоторые окажутся острыми, заданными со знанием дела, и все будут неизменно искренними. Ему нравились такие вопросы, потому что всякий раз он находил в них что-нибудь полезное для себя, стараясь ответить с той же искренностью, а не так, как отвечают свысока некоторые из знакомых ему напыщенных коллег-ученых.

Таких, как Кемп.

Покопавшись минут пятьдесят в букинистическом отделе, Даунс вернулся в «Рэндольф» и, вступив под парусиновый навес у входа в гостиницу, услышал за спиной голос:

— Седрик!

Он обернулся.

— Вы что, оглохли? По дороге сюда я три или четыре раза окликала вас.

— А я и  есть глухой, вы же знаете.

— Только не пытайтесь разжалобить меня, Седрик! Какого черта! На свете куча вещей похуже глухоты.

Даунс улыбнулся в знак согласия и взглянул (не без интереса) на красиво одетую разведенную женщину, с которой не раз встречался по самым разным поводам за последние четыре года. Иногда (и в это утро снова) голос у нее звучал чуть-чуть грубовато, и почти всегда она держалась немного возбужденно, но на свете есть вещи похуже, чем...

— Пора бы промочить горло, а? — спросила Шейла, и не без надежды. На часах было не больше одиннадцати.

Они вошли в вестибюль и одновременно уперлись взглядом в доску объявлений:

ГРУППА ТУРА ПО ИСТОРИЧЕСКИМ ГОРОДАМ АНГЛИИ

Салон «Сент-Джон». 11.30

— Ну, что я сказала? — продолжала Шейла.

— Пардон?

— Я сказала, что у нас есть еще полчасика до...

— Минуточку!

Даунс пристроил слуховой аппарат, выдаваемый службой здравоохранения, включил его, настроил громкость, и вдруг весь отель взорвался — так отчетливо, так чудесно — радостным многоголосым гомоном.

— Господи, я снова в мире живых! А? Что? Шейла, я прекрасно отдаю себе отчет, что несколько рановато, но все-таки предлагаю пропустить по маленькой, а, по маленькой, не больше? У нас пропасть времени.

Шейла лучезарно улыбнулась и, взяв его под руку, потянула в бар.

— Я бы на это сказала «да», Седрик. И вообще, сегодняшним утром я бы сказала «да» на любое предложение, особенно если предлагают чистый скотч.

Несколько восхитительных мгновений Даунс ощущал мягкую податливость ее груди и, возможно, впервые за все время знакомства подумал, что мог бы и захотеть эту женщину. Потянувшись за бумажником, он почти с радостью прочитал надпись слева над стойкой бара: «ВСЕ НАПИТКИ ПОДАЮТСЯ ДВОЙНОЙ ПОРЦИЕЙ, ЕСЛИ  ЗАКАЗ НЕ ОГОВАРИВАЕТСЯ СПЕЦИАЛЬНО».

Они сидели, блаженно развалясь на бежевом диванчике у столика напротив бара, то и дело таская из стеклянной менажницы то зеленую, то черную маслину, то маленькую головку маринованного лука, то крошечный корнишончнк, когда в зал заглянул Ашенден, повертел головой и увидел их.

— А... я был совершенно уверен, что найду вас здесь.

— Как мистер Стрэттон? — поинтересовалась Шейла.

— Я видел его за завтраком, держится молодцом.

— Ничего не слышно... ну, о том, что украли?

Ашенден покачал головой:

— Кажется, никто не испытывает большого оптимизма...

— Бедный Тео! — вздохнула Шейла.— Нужно быть к нему повнимательнее сегодня утром.

— Хм. — Ашенден почувствовал известную неловкость. Боюсь, утром доктора Кемпа с нами не будет.

— Как это понять, черт побери? — ни с того ни с сего вскипела Шейла.

— Звонила миссис Кемп. Он срочно уехал в Лондон. Верно, ненадолго, до обеда. С ним хотел встретиться издатель, а тут срывается презентация и вообще...

— Так это же было назначено сегодня на вечер! — возмутился Даунс.

— Черт бы его побрал! — прошипела Шейла.— Ведь мы же были здесь, Джон, когда он обещал прийти. Вот в этом он весь! Нужно же, взял и свалил на нас всю эту тягомотину!

— Обещал вернуться, как только освободится, вероятно, к обеду. Значит... Вы уж меня извините, но для группы и без того было столько неудобств... и если вы...

— С одним условием, Джон! — Настроение у Шейлы вдруг переменилось, она улыбнулась. Ашенден понял все без слов и покорно поплелся с ее пустым стаканом к стойке бара.

Руководитель тура остался очень доволен  беседой. Задавали много прекрасных вопросов, и Шейла с Даунсом не ударили лицом в грязь, особенно Даунс, нашедший нужный баланс между научностью и здравым смыслом.

Приняв перед обедом не только свою, но и порцию, предназначенную так и не объявившемуся Кемпу, Шейла почувствовала неистребимую  тягу к сарказму.

— Мистер Даунс, вы учились здесь, в Оксфорде? — нестерпимо знакомый голосок миссис Роско.

— Да, здесь. В колледже Иисуса, одном из самих непрестижных. Для уэльсцев, знаете ли. Основан в 1571 году.

— А я думала, Иисус в Кембридже.

Пропустить такой  великолепный случай Шейла просто не могла:

— Ну, что вы, миссис Роско. Иисус поступил в Вифлеемский политехнический.

Шутка была абсолютно невинной, и, естественно, Фил Олдрич, не пытаясь сдержаться, рассмеялся.

Но Джанет Роско восприняла ее по-иному:

— Это у вас называется английским чувством юмора, миссис Уильямс?

— А куда еще он мог поступить, чтобы заниматься плотницким делом? — не унималась Шейла, вторая шутка показалась ей еще смешнее, чем первая, и она пронзительно расхохоталась.

Даунс, похоже, больше не получал удовольствия от этой пикировки, правая рука у него потянулась к уху поправить слуховой аппарат, который последние несколько минут издавал прерывистый свист. Возможно, он просто ничего не расслышал...

Но Джанет совершенно не была расположена оставить эту тему. Ее заставили (и она знала об этом) выглядеть глупо, и теперь она делала все, чтобы выглядеть еще глупее.

— А я вовсе не вижу в этом никакого богохульства, и, кроме того, в те времена никаких колледжей в Палестине не было.