Драгоценность, которая была нашей - Декстер Колин - Страница 26

В это позднее субботнее утро он сидел на неубранной кровати, зажав голову руками, и думал только о Волверкотском Языке. Эта штука была застрахована, это он знал точно, и притом очень хорошо застрахована. Разве могло быть иначе? Но вот на случай каких обстоятельств, на каких условиях, Стрэттон не имел ни малейшего представления. Зачем нужно было Ширли Браун заговорить об этом, когда она на минутку заскочила к нему этим утром и посеяла у него семена сомнения? Будет ли иметь значение, если утверждать, что Лаура умерла до того, как украли Язык? Не отойдут ли при этом деньги к Эшмолеану? Но этого никогда не докажешь, а если она умерла после того, как его украли, тогда ее деньги определенно должны быть отнесены к ее состоянию, разве не так? Стрэттон покачал гудящей головой. Он никак не мог понять ситуацию, и чем больше думал, тем туманнее она становилась. Но если он сумеет убедить полицию поверить, что это было после... потому что это будет означать, что вещь была еще в ее владении, когда она умерла... не будет ли это?..

Ох!

Стрэттон встал с кровати и прошел в ванную. Он макал свою страдающую голову в умывальник, наполненный холодной водой, когда услышал громкий стук в дверь. Через несколько секунд он впустил в номер главного инспектора Морса и сержанта Льюиса.

Первый из них сразу же распознал симптомы гигантского похмелья и незамедлительно оказал первую помощь, вынув из кармана две таблетки «Алка-Зельцер», которые, по-видимому, были непременным предметом его экипировки.

И Стрэттон почти мгновенно заговорил, и остановить его было невозможно.

Наверное, они посчитали его таким бесчувственным — взял и убежал, да еще на следующий день после... Но он увидел рекламный плакат выставки «Оксфордская почта», открытой в Дидкоте, и не смог устоять. Он поехал на выставку и обошел все локомотивные депо, сказал Эдди Стрэттон, и долго с любовью разглядывал старые паровозы. Там он видел школьников и людей средних лет, которые тщательно записывали в блокноты цифры, номера и устройство колес. («Все они были абсолютно и своем уме, инспектор!») А потом он с трепетом увидел подлинный «Летающий шотландец». («Всю жизнь мечтал об этом!») Он пробыл там дольше, чем рассчитывал, и, когда наконец оторвался от «Корнуоллской ривьеры» и «Торби-экспресса» и вернулся на станцию Дидкот-Парксвей, то было уже пять часов, и он сел в поезд на Оксфорд, а приехав туда, э... немного посидел в станционном буфете. Оттуда тронулся пешком к «Рэндольфу», но по дороге почувствовал, что просто не может видеть физиономии своих сверх меры внимательных к нему соотечественников, взял и зашел в паб, а там выпил пинты две пива.

— Пабы были открыты, так вы говорите, мистер Стрэттон? — спросил Льюис.

Но ответил ему Морс:

— Если хочешь, Льюис, то могу назвать тебе вместе с адресами три паба, которые открыты весь день. Пожалуйста, продолжайте, мистер Стрэттон.

Так вот, около половины седьмого он зашел в ресторан на Сент-Джилсе, «Браунс», съел недурной стейк с бутылкой красного, в половине девятого вышел из ресторана и пошел к «Рэндольфу» и у самого Тейлориана встретил миссис Шейлу Уильямс, она направлялась к стоянке такси. Они постояли, поговорили, оба были немного навеселе, и она пригласила его к себе в северный Оксфорд на последним стакан на сон грядущий.

Вот и все.

Американец, крепкого телосложения, с грубыми чертами лица, говорил непринужденно и просто. Наблюдая за ним и слушая его, Морс подумал, что с удовольствием посидел бы с этим человеком за кружкой пива. Тем не менее Морс считал, что всегда неплохо задать несколько вопросов, не вытекающих из хода беседы. Так он и сделал на этот раз.

— Говорите, вы выпили на вокзале в Оксфорде?

—  Да.

— На какой это было платформе?

— Хм, на той же стороне, к какой подошел поезд, клянусь!

— И у них продавали алкогольные напитки?

— Да, конечно. Я взял банку, нет, две. Дорого, скажу вам, ужасно.

Льюис нахмурился и поднял брови, потом посмотрел на шефа:

— Боюсь, что-то не то, сэр. Мистер Стрэттон не мог получить пива на Оксфордском вокзале, во всяком случае, вчера. Там вчера висело большое объявление «Напитков нет» или что-то в этом  роде по поводу модернизации.

— В связи с модернизацией, Льюис.

— Представления не имею, что есть разница.

— Ну и не нужно. Просто скажи «из-за», и ты всегда скажешь правильно.

— Короче, как я сказал, буфет был закрыт.

— Интересный момент! — заметил Морс, внезапно поворачиваясь к Стрэттону, который чувствовал себя явно не в своей тарелке, — Значит, если вы не оставались на станции между половиной шестого и половиной седьмого, так где же вы были, сэр?

Стрэттон глубоко вздохнул, и видно было, что он задумался над положением, в котором очутился. Затем он еще раз вздохнул и, разжав кулаки, сконфуженно развел руками.

— Ваш сержант прав, инспектор. Я спросил чего-нибудь выпить, все равно чего. Но, как он говорит, они все там переделывают. Но я все-таки там остался. И оставался там минут тридцать, а может, и больше. Купил «Геральд трибюн» и читал, сидя на красном стуле, которые там стоят.

— Не холодновато было, а?

Стрэттон промолчал.

— Там был кто-то, кого вам не хотелось бы встретить? — предположил Морс.

— Да нет, мне не хотелось уходить со станции. Может быть, мне... э... было как-то не по себе, не хотелось встретить кого-нибудь, кто... кто ждет автобуса или такси.

— В поезде вы заметили кого-то из вашей группы, это вы хотите сказать? Кого-то, кто оказался сидящим напротив вас в купе, когда вы сели в поезд в Дидкоте?

Стрэттон кивнул:

— Он не садился в Дидкоте. Наверное, ехал от Рединга, как мне кажется...

— Или Паддингтона, — тихо добавил Морс.

— Да, от Паддингтона.

Морс посмотрел на Льюиса. Паддингтон начинал вырисовываться несколько существеннее, во всяком случае сделался крупнее: на Паддингтоне стоял Кемп, когда звонил накануне днем в «Рэндольф». Не будет в таком случае натяжкой предположить, что Стрэттон видел Кемпа около пяти часов, так он сказал?

— Вы понимаете, что должны назвать мне его? — мягко произнес Морс.

— Это был Фил Олдрич, — тихо ответил Стрэттон, растерянно  пытаясь перехватить взгляды полицейских, так, словно он совершил предательство.

Уф!

— Позвольте, сэр, задать вам еще  один вопрос. Вы что-нибудь выигрываете от смерти жены?

— Надеюсь, что да, — почти со злобой выдохнул Стрэттон. — Видите ли, я сейчас сижу на мели и, сказать вам по правде, совершенно не отказался бы от каких-нибудь страховых, которые могли бы мне подкинуть.

— Вы честный человек, мистер Стрэттон!

— Не всегда, инспектор!

Морс улыбнулся про себя и пошел к двери, Стрэттон вслед ему сказал:

— Могу ли я попросить вас об одолжении?

— Давайте!

— Не оставили бы вы мне еще парочку этих «Алка-Зельцеров»?

Великолепные напольные часы пробили три четверти часа (10.45), когда Морс с Льюисом сидели рядышком на диванчике в салоне «Ланкастер». И пили кофе.

— Что-то многовато у нас подозреваемых, вам не кажется, сэр?

— М-м-м. А тебе не кажется, что у нас многовато фактов и очень мало анализа? Ну ладно, как только откроется бар, я буду в порядке.

— А он открыт, открыт с половины десятого.

— Так чего же мы пьем это пойло?

— Кофе стимулирует мозг.

Но Морс погрузился в изучение расписания поездов Паддингтон—Оксфорд, которое Льюис принес ему от портье, и кивал собственным мыслям, заметив, что поезд из Паддингтона в 13.30 прибывает в Оксфорд в 14.57, как и утверждал Кемп. Значит, если Кемп по какой-то причине задержался дольше, чем предполагал... значительно дольше, чем предполагал... Да, любопытно! Поезд, в который сел Стрэттон, как он сказал, должен был отправиться от Паддингтона в 16.20, прибыть в Дидкот в 17.10 и в Оксфорд — в 17.29. Несколько секунд Морс смотрел на огромные ионические колонны Эшмолеана, высившиеся по другую строну улицы... Во сколько Кемп уехал с Паддингтонского вокзала? Ибо он должен был уехать оттуда после того, как позвонил в «Рэндольф», что задерживается.