Викинги - Семенова Мария Васильевна - Страница 49

• Предыдущая
• 49/72
• Следующая

От обиды сон как будто пропал, но Хельги знал, что непременно задремлет, если не встанет. Он поднялся и тут же застучал зубами, поспешно натягивая штаны. Северный ветер отгонял тяжёлые непогожие тучи, но зато сам был по-зимнему жесток. Накануне, пока они шагали в гору, да ещё с мешками на плечах, холод ощущался как-то не так…

Хельги немного попрыгал на заиндевелых камнях, размахивая руками, но камни хрустели очень уж громко. Тогда он решительно разделся, подошёл к увешанному сосульками краю ледничка, полюбовался немного таинственным светом, мерцавшим из глубины, — и шагнул под обжигающе-холодные струйки, весело катившиеся в озеро.

Видела бы мать, подумал он, вертясь и содрогаясь под частой капелью, от которой на груди и руках выступали жаркие пятна. Да, здесь никто не лез к нему с советами и предостережениями, не упрашивал одеваться теплее и ни в коем случае не ходить на лодке мимо Железной Скалы… Но странное дело: теперь, когда надоедливые заботы матери превратились в воспоминания, они растягивали его губы улыбкой вместо того; чтобы сердить… А может, он просто стал взрослым мужчиной?

Спросить бы Оттара, но Оттар, не знавший матери, навряд ли сумел бы что-нибудь подсказать.

К тому времени, когда солнце напоролось на вершину чёрной скалы, оплавило её и осталось висеть, истекая золотой кровью, Хельги распластал второго лосося и принялся его чистить. Пожалуй, пора было будить остальных, и он запустил мелким камешком в Карка, потом в Оттара. Оба немедля проснулись, и Оттар вместо благодарности выругался:

— Всякий сопляк берется судить, сильно ли я устал!

Он не привык, чтобы ему возражали. Хельги отмолчался: он стерпел бы даже затрещину, на Оттара нельзя было обижаться, как не обижаются на старшего брата. Зато Карк смотрел на него в явной тревоге, ожидая отместки. Страх, достойный невольника. Древний Хёгни, чьё мужество не знало предела, сам пошёл на казнь, не желая, чтобы вместо него убили раба. Карк, наверное, никогда и не слыхал про такое, рабы редко беседуют о чём-либо кроме еды и работы. Он так и не понял, почему Хельги не стал его выдавать.

Сворачивая мешок, Оттар всё смотрел на гусей, щипавших редкую зелень и громко гоготавших на том берегу. Хельги ждал, что Оттар предложит добыть впрок две-три птицы, благо каждый захватил с собой лук, — но Оттар вдруг сказал:

— Сколько гусей, а вот лебедя я больше не видел. Может, я последних застрелил возле Рогатой горы?

Они направились вниз по течению ручья. Вода в нём была мутная и неслась с бешеной силой, ворочая камни: думай дважды, прежде чем затевать переправу. Кое-где ручей проел в песчанике широкое глубокое ложе; в иных местах попадался гранит, и он с ревом пенился на порогах.

— Всего на пять ночей отпустил меня Ракни, — сказал Оттар. — Надо нам поворачиваться, если мы вправду хотим увидеть что-нибудь, кроме этих камней!

Весело было идти вместе с ручьём, бежавшим под гору; сделалось ещё веселее, когда впереди вновь открылось далёкое море и гористые острова, чёрные на синем, с серебряными шапками ледников. Совсем другой берег, не тот, что провожал их накануне.

Этот склон смотрел к югу, на солнце. Перевал останавливал холодные ветры, и здесь росло куда больше зелени, чем в фиорде Вагна, шага нельзя было сделать, не наступив на цветок. Хельги впервые в жизни стало жалко их мять. И как не пожалеть белые, жёлтые, красные, ярко-лиловые звёздочки, едва успевшие обрадоваться скудному солнечному теплу? Зря, что ли, они так прижимались друг к другу и к земле, собираясь в зелёные подушки, и на одном крохотном кустике можно было обнаружить сразу ягоды и цветы: то, что в других странах успевало свершиться за одно лето, здесь растягивалось на два, а то и на три. Надо будет собрать потом десятка два разных и захватить домой — показать матери. Мать любит цветы…

Путешествие по ручью кончилось неожиданно скоро. Сперва Хельги заметил, что птицы стали носиться так часто, как бывает лишь рядом с гнездовьями, а ведь до моря было ещё неблизко… Он едва успел подумать об этом, и цветущая тундра исчезла, ринувшись в бездну обрывом чудовищной высоты. На выступах слоистого камня кричали и суетились вездесущие кайры. Ручей с разбегу перелетал через кромку и падал вниз цельной струёй. Шума её падения нельзя было различить.

Оттар первым подошёл к самому краю и посмотрел вниз, уперев руки в колени.

— Ого, — долетело до Хельги. Хельги тоже заглянул в пропасть и понял, что возглас Оттара относился не к высоте.

Там, прямо под ногами, был хорошо виден сине-зелёный, облитый солнцем фиорд с мутными пятнами в устьях речек и ручьёв, впадавших с разных сторон. В глубине проступали мели. Устье фиорда слепило глаза, плотно закупоренное льдами. А на берегу, за сыростью и водорослями полосы отлива, стоял дом. Очень похожий на тот, что выстроил себе Вагн. Оленьи рога украшали гребень его крыши… А рядом с Домом виднелся длинный боевой корабль, заботливо вытащенный на сушу и поднятый на подпорки. И — ни души вокруг, если не считать кружившихся и галдевших обитателей гнёзд…

— Вот и верь после этого россказням путешествующих по морю, — проговорил Оттар и отодвинулся от края. — Я смотрю, сюда плавают все, кому только не лень!

Хельги прикинул на глаз расстояние до вершины фиорда и отозвался:

— Немалое время мы потратим, обходя обрыв. И как знать, кто встретит нас в доме. Оттар усмехнулся:

— Даже если там сам Вагн, он не погонит нас с порога. Но на Вагна мало похоже, этот корабль не его. А обходить обрыв мы не будем, мы спустимся. Если, конечно, никто из нас не боится.

Да, лететь отсюда было навряд ли ближе, чем с Железной Скалы… Хельги ещё раз посмотрел вниз и ослабил лямки мешка, чтобы в случае чего легко сбросить его со спины.

Карк уже вытащил пару крепких верёвок и невозмутимо сравнивал их, протягивая меж пальцев. Нетерпеливый Оттар выдернул у него одну и бросил Хельги свободный конец:

— Пойдешь вторым… я сам проверял их ещё на корабле, на каждой можно вешать всех нас троих.

Карк вдруг посерел, как обсохшие на солнце булыжники, и прижал огромные ладони к груди:

• Предыдущая
• 49/72
• Следующая