Таинственный обоз - Серба Андрей Иванович - Страница 1

• 1/17
• Следующая

Маршалу часто казалось, что теперь ему суждено возненавидеть снег до конца дней своих. Здесь, в России, от него не было спасения нигде. Он постоянно сыпал с хмурого, по-зимнему низкого неба, лежал вокруг огромными голубоватыми сугробами или, подхваченный ветром, попадал в глаза, за отвороты шинели, голенища ботфорт. Днем снег слепил, а ночью отражался в зрачках при свете костров пугающе-мертвенной белизной. Возможно, не только от голода и усталости, но также и от него были так безжизненны и равнодушны ко всему на свете лица еще уцелевших солдат некогда великой, непобедимой армии.

Расстегнув до последней пуговицы шинель и сняв с головы треуголку, маршал протянул к огню озябшие руки, пошевелил пальцами. Небольшой костерок горел посреди приземистого сарая, специально для него оставленного целым из всей разграбленной и растащенной солдатами на дрова русской лесной деревушки. В затхлом помещении пахло коровьим навозом и плесенью, слева в углу была свалена груда старой полуистлевшей соломы. Но главное, здесь было темно и безветренно, а глаза отдыхали от созерцания столь ненавистного снега.

Лишь отогрев руки, маршал взглянул на спутника, все это время молча стоявшего рядом с ним. Это был высокий черноволосый офицер с живыми серыми глазами и слегка вьющимися на щеках бакенбардами.

— Капитан, я готов выслушать ваши объяснения.

— Господин маршал, казаки налетели внезапно, когда мои люди только начали расседлывать коней и готовились отдохнуть возле костров. Русские вначале дали из леса залп, затем бросились в сабли. В результате стычки и последовавшего бегства все мои солдаты оказались убиты или взяты в плен. Я избежал подобной участи лишь потому, что во время нападения осматривал предстоящий после отхода маршрут и находился в противоположной от наскочивших казаков стороне. Когда я прискакал на выстрелы к обозу, все уже закончилось. Дорога была завалена трупами моих драгун, все лошади угнаны, поклажа в телегах перевернута кверху дном, а сами казаки исчезли, словно дым. От всего конвоя уцелело лишь два солдата, которым в суматохе боя удалось незаметно спрятаться в кустах.

— Капитан, меня нисколько не интересует судьба ваших вконец забывших о дисциплине и осторожности драгун, — перебил офицера маршал. — Я хочу знать, что случилось с обозом.

— После возвращения я первым делом пересчитал телеги. Все до одной они оказались на месте. Да и зачем русским наш порох, если у них своего вдоволь? Казаки лишь отогнали обоз от дороги поглубже в лес, надеясь, что он достанется их войскам.

— Прекрасно, что они не вздумали уничтожить обоз на месте. Кстати, капитан, что сказал генерал Жюв при назначении вас начальником конвоя?

— Он объяснил, насколько важен для нашей отступающей армии порох. Предупредил, что на вверенных моей охране телегах находится неприкосновенный запас боепитания для всего нашего корпуса. А напоследок еще раз напомнил, что я не имею права выдавать никому ни единого бочонка без его письменного ордера или личного распоряжения.

— Теперь, капитан, забудьте все, что говорил вам генерал. Однако хорошенько запомните то, что услышите сейчас от меня. Конечно, нападение казаков на конвой и гибель ваших драгун — большая неприятность. Но то, что русские не взорвали обоз, а спасшиеся от казачьих сабель и плена солдаты указали вам его новое местонахождение, — огромная удача. Поэтому, капитан, вам придется вернуться к обозу и доставить его в расположение наших войск из-под носа русских.

— Слушаюсь, господин маршал! — щелкнул каблуками офицер.

Маршал недовольно поморщился.

— Капитан, не перебивайте меня. Вы еще не слышали самого главного, а оно заключается в следующем. Порох, о котором говорил генерал Жюв и который действительно находится в телегах вашего обоза, меня мало волнует. Спасти необходимо совсем другое: то, что спрятано на самом дне каждой телеги в трех бочонках, помеченных двумя едва заметными лилиями. То, из-за чего был снаряжен этот якобы пороховой обоз, что заставило отдать для его перевозки последних, еще способных передвигаться лошадей, выделить для охраны лучших солдат. Это было сделано потому, что в бочонках с лилиями находится самое дорогое, чем располагает на сегодняшний день наша армия, — русское золото и драгоценности, которые мы вывозим из этой проклятой страны.

Маршал замолчал, пристально взглянул в лицо офицера.

— Капитан, вы слышали что-нибудь о московском золоте?

Офицер неопределенно пожал плечами.

— Разное, господин маршал. До меня доходили разговоры, что какие-то подонки, выдававшие себя за наших солдат, грабили в Москве церкви и монастыри, обыскивали дворцы и частные дома. А целая их команда, по слухам, будто бы занималась подобным делом в самом Кремле. Но лично я не придавал таким разговорам особого значения: в каждой армии есть мародеры и шкурники…

— Вы действительно слышали о мародерах, капитан, — оборвал собеседника маршал. — Я же говорю совершенно о другом. Золото и драгоценности, которые были поручены вашей охране, являются собственностью или добычей, как вам будет угодно это назвать, не какого-то отдельного, частного лица, а Франции и ее императора. Да, они действительно взяты в русских церквях и монастырях, царских дворцах и особняках русской знати. Однако это не грабеж, а законное право победителя, так сказать, контрибуция, возмещающая понесенный в ходе боевых действий ущерб. Вы поняли мою мысль, капитан?

— Так точно, господин маршал! — вытянулся офицер.

— Буду откровенен с вами до конца, капитан. Мы проиграли эту войну, вернее, эту часть кампании, — тотчас поправился маршал. — Однако мы извлечем из своих неудач уроки и, не повторяя ошибок, снова продолжим войну с Россией. Но для этого нужны солдаты, много солдат. А они, как известно, не появляются сами по себе. Чтобы из мужика сделать солдата, его надобно одеть, вооружить, накормить, обучить, для чего необходима масса денег. На создание этой новой могучей армии нам и понадобятся золото и драгоценности, которые мы сейчас вывозим в вашем обозе. Мы станем воевать против России на ее же деньги, — усмехнулся маршал.

Громкий шорох в углу, где лежала старая солома, заставил его смолкнуть и повернуть в ту сторону голову. Но в сарае снова царила тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием дров в костре. Груда соломы, тускло освещенная бликами пламени, была неподвижна.

— По-видимому, мыши, — сказал капитан, снимая ладонь с рукоятки засунутого за пояс пистолета.

— Наверное, — согласился маршал и продолжал: — Это золото и драгоценности для нас дороже всего на свете. Даже тех наших солдат, что еще живы и неизвестно зачем бредут на запад. — Уголки губ маршала презрительно искривились. — Если в будущем эти человеческие отбросы кому-нибудь и нужны, то лишь себе, поскольку для Франции и новой войны с Россией они уже безвозвратно потеряны. В их опустошенных поражением душах свили гнездо страх и неверие в собственное оружие, и нет силы, которая могла бы воскресить их как воинов. В их памяти, словно страшный кошмар, останутся на всю жизнь этот безбрежный русский снег и нескончаемые метели, свист ветра и придорожные сугробы с трупами непогребенных однополчан. Их воинский дух навсегда сломлен, и в покорившиеся судьбе сердца уже никогда не вдохнуть жажду победы. Этот бредущий по дорогам сброд давно лишился права именоваться солдатами, и единственное, на что он способен в дальнейшем, — разлагать других. Если Франция намерена выиграть новую русскую кампанию, она должна бросить в предстоящие сражения иных воинов. Этих послушных дисциплине, верящих в возрождение французской боевой славы солдат нам даст русское золото. Теперь вы до конца понимаете всю важность своего задания, капитан?

— Да, господин маршал.

— Надеюсь на вас. Можете лично отобрать необходимое количество солдат из моей охраны.

• 1/17
• Следующая