Друг-апрель - Веркин Эдуард - Страница 32
- Предыдущая
- 32/53
- Следующая
Дядя Гиляй понюхал деньги, закрыл от удовольствия глаза.
– Вообще-то это идея… – Он спрятал деньги в карман. – Я гляжу, провинция совсем не охвачена агрессивным маркетингом, этим надо воспользоваться. Я думаю так…
– В прошлом месяце в Чухломе двух человек поймали, – перебил Аксён. – Ходили по старухам, продавали им чайники. Самые дешевые, но по полторы тысячи. Типа, не просто кипятили, но и фильтровали. Старухи глупые, все покупали. Ну, мужики этих продавцов поймали, воды в чайниках накипятили и полили немножечко.
Дядя немного сник, но потом воспрял вновь.
– Надо не по деревням торговать, а по поездам, – сказал он. – Тогда все будет в порядке. Как меня в поезде поймаешь? Особенно в пригородном? Правда, немые могут напасть, но от них мы отобьемся. А если создать сеть…
Дядя принялся рассуждать о прелестях сетевых структур, но тут поезд изволил прибыть. Резко так, Тюлька проснулся, Чугун пожелал машинисту быть перееханным собственным локомотивом.
Они выгрузились. Бабушка жила через дорогу от вокзала, долго добираться не пришлось. Аксён отметил, что бабушкин домик вылинял за зиму, краска потрескалась, и строение стало похоже на ящерицу. Скучно.
Бабушка встречала всех на крыльце, с тросточкой, с глаукомными очками, с сумкой на коленях, как всегда. Улыбалась. Издали пахло пирогами, морсом и чем-то жареным.
– Закусь есть, – довольно пробормотал Чугун. – Главное, чтобы водка у бабки нашлась, чего впустую жрать?
– Пасть бы захлопнул, – посоветовал Аксён.
– Хочешь омрачить бабушкин юбилей дракой? – ухмыльнулся Чугун.
– Прекратите! – оборвала их мать.
Аксён замолчал. Чугун тоже.
– Ну вот и семья пожаловала, – громко сказала бабушка.
– Здравствуй, ма.
– Здравствуй, Вероника.
Они неловко поцеловались.
Затем бабушка на ощупь поцеловала Аксёна, похлопала по плечу Чугуна, а Тюльку прижала к себе и не отпускала долго, сюсюкала и тискала, так что он покраснел от смущения.
Дядя Гиляй от объятий скромно увернулся, проследовал в комнату.
Остальные за ним.
Кроме семьи присутствовали еще бабушкины подружки – активистки хора ветеранов, женщины одинаковые, в синих костюмах, многие с медалями за трудовую доблесть. Сидели за столом, пристойно переглядываясь.
Стол. Салат из крабовых палочек, жареная щука, крайне деликатесный по весне свежий огурец, порезанный на прозрачные кружочки, шпроты в банках, картошка. Аксён устроился с краешку, посадил рядом Тюльку, остальные расположились кто как. Бабушка во главе стола.
Дни рождения бабушки проходили всегда по одному и тому же сценарию – обед, песни, посиделки. Перед обедом обязательно вручались подарки.
Аксён запасся подарком еще давно, чтобы не забыть. Радио. Не новый приемник с мелкими китайскими переключателями и неровными колесиками – такой он подарил в прошлом году и почти сразу понял ошибку – настройки сбивались, а сама бабушка звук наладить уже не могла, – а старый, верный трехпрограммник – воткнул в розетку и слушай.
Он его сразу бабушке и вручил. И тут же подключил, и сразу же заиграло, правда, совсем не деньрожденное – про вырождение в костромских деревнях. Но никто особого внимания не обращал.
Принялись вручать подарки и остальные. Мать подарила постельное белье, как и в прошлом году. Чугун подарил армейские валенки, видимо, с одного из разграбленных эшелонов. Тюлька клееную коробку с неизвестным содержимым.
Хор ветеранов тоже дарил – термос, носки из собачьей шерсти, шампунь, сборник народных песен и другие полезные в жизни вещи.
– Примите и от меня! – Рядом с бабушкой возник дядя Гиляй. – Лучший подарок для домашней волшебницы! Супертряпка, суперножницы и мегалампа! Экономят силы! Экономят средства! Экономят нервы!
– Спасибо!
Бабушка еще договаривала «спасибо», а дядя Гиляй уже сидел за столом и тянул к себе миску с селедкой.
– А вы кто? – Бабушка пыталась разглядеть дядю сквозь зеленые линзы.
– Это брат Василия, – ответила мать за дядю.
– Брат… – покачала головой бабушка. – А голос точь-в-точь…
– Мы близнецы, – сказал дядя. – У нас все одинаковое, нас даже мама в детстве путала. Идем, бывалочи, в баню…
– Ладно, хватит, – оборвала его мать. – Поздравили, сто лет тебе еще, мама, давайте веселиться!
– Давайте! – согласилась бабушка.
– Между первой и второй – перерывчик небольшой, – изрек Чугун и потянулся к ближайшей бутылке.
– Еще первой не было, – поправил знающий Тюлька.
Аксён ткнул его в бок и придвинул тарелку со щукой. Надо было быстро поесть – кто долго ест, тот получает салатом по глазам.
– Жуй быстрее, – посоветовал он Тюльке. – А то настроение кончится.
И они стали есть. Быстро. Бабушка смотрела и улыбалась, и Аксёну казалось, что она их видит. Поэтому он улыбался в ответ.
Остальные тоже ели. И пили. И скоро Чугун стал рассказывать, как его зовут работать на «Норильский никель», в охранное предприятие, но ему влом, он меньше, чем за стольник, не пойдет, а дядя глубокомысленно рассуждал о политической ситуации на Балканах; старушки привычно жаловались на болезни, а мать ничего не говорила, знай себе наливала.
Аксён сосредоточился на картошке, щуке и маринованных маслятах, все было вкусно, не то что дома. Вкуснее готовили только у Семиволковых.
– Я больше не могу, – прошептал сбоку Тюлька. – Лопну сейчас.
– Ешь давай, – велел Аксён. – Когда еще так получится.
– Через год.
Они поели еще и еще, Аксён начал уже соловеть, и обнаружил, что Тюльки рядом уже нет. Подружки бабушки затянули «Шел отряд по бережку, шел издалека…», красиво, однако дядя Гиляй немедленно заявил, что это махровый декаданс.
– Вы же все члены партии, – произнес он. – Люди из стали… Давайте вот это… Как там… «И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди…» Подпевайте!
И завыл под Иосифа Кобзона:
Мать хлопала в ладоши. Бабушка разговаривала в уголке с самой орденоносной старушкой, Аксён подумал, что бабушка, наверное, счастлива.
Чугун наливал соседней пенсионерке и предлагал ей вспомнить молодость и станцевать кадриль. Еще три стопки – и согласится, подумал Аксён и вышел.
Тюлька сидел на скамейке и собирал конструктор. Трансформера. Превращается в мотоцикл и обратно. Бабушка подарила. Аксён сел рядом.
– Пойдем домой, а? – предложил Тюлька.
– Бабушка обидится, нельзя.
– Не, не обидится, я у нее отпросился. Она понимает все. Мне тут надоело. А дома сейчас как раз спокойно…
– А торт?
– С собой возьмем. Бабушка нам завернула уже… Слушай, а давай к Семиволковым сходим, а?
– Сейчас?
– А что? Поезд еще не скоро, а тут недалеко.
– А ты помнишь куда?
– Ну, да, конечно, помню. Надо идти от вокзала, потом на улицу Кирова, потом…
Два квартала вверх.
– А там водокачка будет… Дальше до моста.
Четыреста двадцать семь шагов, это если считать от колонки.
– Посмотрели бы как раз, если уж в городе. Ты ведь с зимы не ходил к ней?
– Ну да… Знаешь, Тюлька, их ведь дома нет, скорее всего…
– Почему?
– Ну, если они уже не приехали, то это значит, что они к тетке отправились. На море.
– А может, они уже вернулись?
Аксён ощутил тепло под коленками.
– Они ведь вполне могли уже и вернуться?
– Могли…
– Давай тогда посмотрим!
Тюлька схватил Аксёна за палец и потащил в сторону улицы Кирова, но уже возле водокачки Аксён остановился, потому что…
Потому что остановился. И дальше Тюлька отправился один, по Кирова, сначала посередине улицы, затем сбился к забору и уже вдоль забора, озираясь и вздрагивая, потрусил дальше. Аксён остался ждать, но это было даже не ожидание, так, легкий отдых, незаметный. Мимо шагали какие-то пацаны в рабочей форме, пэтэушники следовали на практику. Они поглядывали на Аксёна хмуро и неодобрительно, видимо, узнавали. Аксён тоже узнал нескольких, тех, которых он раньше колачивал, но не испытал ни злобы, ни торжества, скорее напротив, ему приятно было видеть знакомых. Он даже кивнул им, но в ответ пэтэушники гордо отворачивались.
- Предыдущая
- 32/53
- Следующая
