Друг-апрель - Веркин Эдуард - Страница 34

• Предыдущая
• 34/53
• Следующая

Городские засмеялись. Мать икала на самом деле смешно, равнодушно констатировал Аксён. Так глупо-глупо, как назло. Самому хотелось смеяться.

– Мама! – Тюлька дергал мать за руку. – Мама, ты дыхание задержи, и икота пройдет! Вот так!

Он набрал воздуха, надул щеки, выпучил глаза.

– Не надо ей дыхание задерживать! – посоветовал местный. – Это может плохо кончиться! В таком состоянии люди себя плохо контролируют…

– Заткнись, ублюдок! – выкрикнул Тюлька. – Заткнись!

Аксён старался смотреть мимо. Мимо всех их, туда, на запад. Драться не хотелось уже активно. Аксён вдруг подумал: а что, если бы тут был этот Влад? Влад ИК. Что бы он сделал? Что ему надо было бы делать?

– Послушай, ты, дрищуха мелкая, – с угрозой сказал лохматый, в кишевской майке. – Еще раз от тебя еще что услышу, я тебе…

– Ублюдок! Гадина! Все ублюдки! – Тюлька вскочил на скамейку. – Городские засранцы!

Кишовник двинулся на Тюльку.

– Не вяжись с ломовскими, Гуня, – посоветовал борец. – Потом вшей не выведешь…

– Точно, – кишовник, оттопырив губу, плюнул на асфальт, отступил. – Дерьмо какое…

– Обосрались, гады! – Тюлька прыгал на скамейке. – Обосрались!

Городские больше не смеялись. Стояли молча, как показалось Аксёну, прикидывали – влезать или из санитарно-гигиенических соображений все же воздержаться.

Мать икала. Громко.

Появился дядя Гиляй. Быстренько и воровато огляделся, милиции не заметил. Аксён подумал, что сейчас Гиляй вытащит ножик и начнет запугивать, такие, как он, отмотавшие, умеют фраеров сбивать, но дядя решил обойтись без крови. Он приблизился к молодежи и, раскручивая на пальце цепочку с еночьим черепом, спросил:

– Не знаете, который сейчас час?

Молодежь рассмеялась, а борец указал на скамейку:

– Вон у той красавицы спроси… Это не твоя жена, кстати? И дети… Вы похожи.

Дядя Гиляй с интересом поглядел на Тюльку и Аксёна. Потом спросил:

– Молодые люди, а вы знаете, что гепатит С передается воздушно-капельным путем? Я уж молчу о туберкулезе. Вот вы тут говорили про заразу, а между прочим, это не шутки…

Дядя Гиляй быстро, как очковая кобра, приблизил свое лицо к лицу борца, тот среагировал, убрался, но с опозданием. Аксён отметил, что если бы дядя Гиляй хотел сломать спортсмену лбом нос, то успешно бы это сделал.

– Сейчас я, гнида, чихну – и все, через три года печень отлетела, понял! – свирепой скороговоркой выдал дядя.

Борец шагнул назад, запнулся за бордюрный камень, потерял устойчивость и сел на землю.

Дядя свирепо повернулся к остальным. Городские шарахнулись. Борец поднялся на ноги. Он хотел, видимо, что-то сказать, даже рот раскрыл.

– Ой-ой-ой! – Дядя щелкнул зубами.

Борец махнул рукой и двинул за своими друзьями.

– Получили! – Тюлька соскочил со скамейки, подхватил камень и запустил вдогонку городским.

Не попал.

– Что-то я устал сегодня, – сообщил дядя Гиляй в пространство и уселся к матери. – Наверное, погода меняется.

Он вытряхнул из кармана тонометр, нацепил на запястье, измерил.

– Так и есть, – дядя вздохнул, – так и есть. Сто тридцать на семьдесят, куда это годится?

Аксён хотел сказать, что после дня рождения давление у дяди просто-таки космонавтское, но не сказал, в последнее время молчание нравилось ему гораздо больше.

– Тюлька, вот тебе пример, – дядя скорбно указал на себя. – Я еще молод, а здоровье уже подорвано напрочь… Как там говорится… Жестокий мир… Жестокий мир… а, нет вот как – пусть равнодушный свет доконает меня… Впрочем… – дядя Гиляй потряс черепом, – впрочем, все там будем, чаша сия никого не минует. Короче, Тюлька, береги здоровье смолоду и носи шерстяные носки.

Мать икнула особенно громко. Дядя взглянул на нее с состраданием.

Аксён подумал, что дядя, выпивший в меру, человек вполне приятный.

– Употребляй, но не злоупотребляй! – изрек дядя и быстро ткнул мать куда-то в область солнечного сплетения.

Икота прекратилась.

– Ваш папанька, царствие ему небесное, тоже через это пострадал. – Дядя промокнул глаза платочком. – Я имею в виду, через носки шерстяные, через их отсутствие. Я ему говорил: береги ноги, береги. А он ни в какую! Вот так и загнулся глупо…

Дядя всхлипнул и продолжил:

– Так что, Тюлька, носи носки. Лучше из собачьей шерсти. Жаль, что Жужжа у вас не густопсовая, ворс у нее теплый, хорошие бы носки получились…

– Внимандкл-внидлуке, пргроджн пзд Шарья-Буй прбыеват на првый путь! – объявил репродуктор.

– Эх, – дядя почесал щетину, – не дадут человеку отдохнуть. Кстати, а где ваш старший брудер Иннокентий?

Аксён пожал плечами.

– К дружкам пошел, – ответил Тюлька. – К Хмыге, наверное.

– Жаль, – дядя решил причесаться, – жаль. Придется теперь мне ее волочь. По-родственному, так сказать. У вас деньги на билеты есть?

Аксён помотал головой. Деньги у него были, но у дяди Гиляя они тоже имелись.

– Ладно уж, сироты, – дядя Гиляй сделал широкий жест расческой. – Прокачу вас, свои люди все-таки… Гляди-ка, и вправду прибывает.

– Прибывает, – выдохнула мать первое за два часа слово.

Показался локомотив. Тот же, пострадавший от Годзиллы.

– Вероника, а ну просыпайся! – Дядя принялся похлопывать ее по щекам. – Пора, красавица, проснись…

Мать мычала.

– Вероника, просыпайся, пора в поезд грузиться! – Дядя Гиляй принялся растирать матери уши. – Просыпайся, Вероника, пора!

– Ее Вера зовут, а не Вероника, – поправил Тюлька.

– Какая там к черту вера… – Гиляй извлек из своей необъятной олимпийской сумки аптечку.

Из аптечки вытряхнул склянку, отвинтил крышечку, сунул матери под нос. Резко запахло аммиаком, у Аксёна зачесалось в голове, потом в горле, потом из глаз выдавились слезы.

– Дядя!

Тюлька ткнул Аксёна в бок.

– Что – дядя?

– То! С ума сошел просто!

– Не беспокойся, Тюлька, это он так, расслабляется. Дядя Гиляй с ума не может сойти, он с него уже два раза сходил, в третий раз сходить уже не пускают…

– Еще как пускают! Вон у Руколовой отец каждую зиму сходит. В Никольское забирают…

– Будешь болтать – тебя тоже заберут, – пообещал Аксён. – Там недавно для сопливых корпус как раз открыли.

– Зачем? – осторожно спросил Тюлька.

– Много вас соплястиков с катушек соскакивает, надо же лечить. Там криотерапия…

– Это как?

– Кладут в ящик, а сверху азотом жидким заливают. Ты сразу замораживаешься в дуб. И так лежишь двое суток. А потом триста тридцать…

Тюлька исчез. Только что тут был – и вот уже нету. Аксён для интереса выглянул в окно, Тюлька, съежившись, втянув в плечи голову, медленно крался вдоль стены.

Боится Никольского, Чугун его напугал. Рассказал однажды, что прадедушка был психом, и добавил, что психозные гены всегда передаются самым младшим. Самым младшим, сказал Чугун, всегда достается наиболее тухлый набор хромосом, с таким набором далеко не уедешь, к двадцати годам – в Никольское, лечиться электричеством – а-а-а!

– Тюлька! – позвал Аксён в окно. – Что с дядькой-то?

– В парашют переоделся и в колодце топиться хочет.

– В колодце?

– Ага.

– Это он зря. Как мы его потом доставать будем?

Тюлька задумался.

– Чугуна к веревке привяжем и забросим! – хихикнул он. – А он его уцепит!

Тюлька засмеялся, видимо, представил. А потом резко замолчал и спросил:

– А какое сегодня число?

– Такое, – ответил Аксён. – Зачем спрашиваешь, если и так знаешь?

Он поглядел на календарь.

– Наверное, погода… – Тюлька вздохнул.

– Что – погода?

– Нелетчицкая. Наверное, там погода нелетчицкая. Они же оттуда самолетом, наверное, полетят…

– Это точно.

Аксён выбрался из дома, умылся. Покурил, хотя и не хотелось. Но покурил, так, непонятно для чего. Выглянул во двор.

Возле колодца раскачивалась необычная фигура. Красная. Бесформенная. Дурацкая совершенно.

• Предыдущая
• 34/53
• Следующая