Сладкая соль: пакистанские сказки - Порожняков А. Е. - Страница 4

• Предыдущая
• 4/34
• Следующая

Шакал вел себя так, как будто не сомневался в словах павлина, однако злился все сильнее и сильнее и ничего поделать не мог.

Пришло время, когда сливы зацвели и дали урожай. Павлин пригласил всю свою павлинью родню и закатил пир на весь мир.

Бедняга шакал сидел возле своего логова и глотал слюнки, видя, как павлин пирует со своими друзьями.

— Не горюй, дружище, — подсмеивался над ним павлин. — Кости наверняка скоро прорастут, и вот тогда ты соберешь урожай в целое козлиное стадо.

И чем больше сердился шакал, тем сильнее высмеивал его павлин:

— Мой бедный друг, ты совсем отощал от голода. А сейчас наступила засуха, как бы ты вообще не остался без еды. Почему бы тебе не научиться есть сливы?

Терпение шакала лопнуло и, прыгнув на павлина, он зарычал:

— Я еще не научился есть сливы, но хорошо знаю, как есть тех, кто ест сливы. — И, разодрав павлина, проглотил его вместе с косточками и перьями.

Так закончилась дружба шакала с павлином.

В небольшой хижине подле обширного сада одного богача жил некогда со своей женой бедный дровосек. Из этого сада во двор старого дровосека свисала большая ветка грушевого дерева, унизанная крупными плодами.

Сжалился как?то богач над своими бедняками соседями и заявил:

— Ладно, если несколько груш и упадут с моего дерева к ним во двор, пусть подбирают, так и быть.

Вечно голодные старики с вожделением смотрели на поспевающие груши и приговаривали:

— О боже, пошли ветер, да посильнее, пусть он натрясет нам побольше спелых груш.

Но, увы, ветер обходил их стороной, и старуха, недовольно ворча, кормила мужа только одним черствым хлебом. А трудиться приходилось пуще прежнего. Вот старик совсем и обессилел.

Существует поговорка, что даже червь и тот сопротивляется.

Так вот, однажды старик не выдержал и заявил, что больше в лес за дровами не пойдет, если жена не приготовит ему кхичри[1].

— Да, ничего не поделаешь, — вздохнула старуха, — сбегаю к соседям, попрошу немного риса и масла, чечевица у меня есть, да и сварю кхичри. А то ведь совсем отощал мой старик.

Стала старуха готовить кхичри, но перед тем как накормить мужа, наказала ему пойти в лес и принести еще одну вязанку дров.

Пошел старик в лес, стал собирать сучья, а сам только и думает, как бы ему поскорее вернуться домой, где его ждет кхичри. Только он взвалил вязанку на спину, как из кустов высунул свой черный нос медведь и говорит:

— Скажи, старик, а что ты собираешься делать с этой вязанкой?

— Да вот старуха послала меня за дровами, — ответил дровосек и, смачно причмокнув, добавил: —Она приготовила дома вкуснейшее кхичри, но сказала, что даст мне поесть только тогда, когда я принесу ей вот эту вязанку дров. Ах, если бы ты знал, что это за кхичри, то истек бы слюной только от одного его запаха!

У медведя от этих слов сразу же потекли слюнки. Как и все медведи, он очень любил поесть.

— Скажи, а если я принесу ей вязанку дров, она даст мне кхичри?

— Хм… Если вязанка будет большой, то, может быть, и даст, — неуверенно ответил старик.

— А если я принесу ей вязанку сиров[2] на десять, тогда как? —спросил медведь.

— Нет, этого будет мало, — признался старик, думая, что жена ни за что не даст медведю кхичри. — Ты же знаешь, что это преотличная еда из риса, сливочного масла и отборной чечевицы. Жена наверняка потребует много дров.

— Ну а если двадцать сиров?

— Нет, этого тоже будет мало, сиров тридцать, может быть, ее устроят.

Медведь зачмокал губами, глаза его засверкали, и он прорычал:

— Ладно, договорились. Ступай домой и скажи жене, чтобы кхичри было теплое, я скоро к вам приду.

Дровосек поспешил домой, чтобы сообщить жене, какую выгодную сделку он заключил с медведем: большая вязанка дров за маленькую толику кхичри.

— Ну что ж, неплохо, — сказала старуха, — ты заключил хорошую сделку. — Но, как всякая сварливая жена, она не захотела показать, что уж очень довольна, и спросила: —А ты узнал у медведя, сколько он хочет кхичри? Ведь он может проглотить всю кашу раньше, чем мы успеем съесть хотя бы одну ложку.

«Да, — подумал дровосек, — тут я, пожалуй, оплошал. Жена права, надо было договориться с медведем о его доле».

— Знаешь что, — заторопился старик, — давай сначала мы сами поедим, а то придет медведь и все съест.

Поставили они перед собой горшок с кхичри, да так увлеклись едой, что только за ушами трещало.

— Не забыть бы нам о медведе, надо и ему немного оставить, — вспоминал время от времени старик.

— Да, да, — вторила ему жена с полным ртом, — не забыть бы нам и о его доле.

Не успели они оглянуться, как горшок опустел.

— Что же мы теперь будем делать? —испуганно спросил старик. — Ведь медведь должен вот–вот появиться.

— Не знаю, не знаю, это ты во всем виноват, не надо было есть так много, — стала укорять его жена.

— Да, ты, пожалуй, права, — лепетал старик. — Но и у тебя вон как аппетит разыгрался. Ты сама съела больше половины горшка.

— Ничего подобного! —возмутилась старуха. — Всем известно, что мужчины едят больше женщин.

— Ни одна женщина не ведет себя так грубо, как ты, — обозлился старик. — Чтоб ты ни говорила, а дело сделано. Теперь поздно спорить, кхичри все равно не осталось ни капельки. Вот медведь разъярится!

— Ну и ладно, — проворчала старуха. — А ведь как хорошо было бы, если он все же притащил бы дрова. — И, поразмыслив, добавила: —Теперь послушай, что я придумала. Давай запрем дом, оставим горшок из?под кхичри на очаге, а сами спрячемся на чердаке. Медведь придет, увидит горшок и подумает, что мы куда?то ушли. Дрова он сбросит, подойдет к горшку, увидит, что он пуст, и, конечно, заревет от ярости. Но он нас не увидит, поревет и отправится восвояси. А дрова?то он назад не заберет, правда?

Старик покачал головой, удивляясь хитрости своей жены, и согласился с ее планом. Закрыли они двери своей хижины, а сами спрятались на чердаке.

Предвкушая обещанное кхичри, медведь трудился на славу. Ведь наломать тридцать сиров дров было не так?то просто. Времени на это у него ушло уйма. «А может, старики скажут, что я мало принес дров», —засомневался медведь.

В конце концов он собрал большую вязанку дров и потащил ее к старикам. Смотрит, на очаге стоит горшок, а хозяев нет. Сбросил он дрова и заторопился к горшку, глядь — а он пустой. Ох как разозлился медведь! Даже ноздри у него задрожали от гнева. В горшке не было ни зернышка риса, ни одной чечевицы, ни следа масла. Остался только запах кхичри.

Глаза у медведя налились кровью. Заревев от ярости, он встал на дыбы, затем закувыркался как бешеный.

— Обманщики, — ревел он, — погодите, я вам покажу! Ни одной дровинки вы от меня не получите, все утащу назад.

Но как и предвидела хитрая старуха, медведь настолько устал, что уж не мог даже поднять свою вязанку.

— Сейчас я отыграюсь на этих хитрецах! —рявкнул он. — Раз не удалось попробовать кхичри, пусть тогда хоть запах его будет со мной. Возьму?ка я с собой этот горшок. и, прихватив горшок, медведь пошел со двора. Смотрит, а над забором висят чудесные золотистые груши. Пасть медведя моментально наполнилась слюной — ведь он был так голоден.

В один прыжок он очутился на заборе, стал на задние лапы и, схватив самую большую грушу, проглотил ее в одно мгновение. о, какие это были вкусные груши!

И тут его вдруг осенило: «А почему бы мне не прихватить с собой груш? Ведь ими можно будет угостить всю мою родню». И давай собирать спелые груши в горшок из?под кхичри. А что делать с зелеными грушами? Да не оставлять же их на дереве! Медведь стал и их поедать, хотя они были твердые и зеленые.

• Предыдущая
• 4/34
• Следующая