Сказки индейцев Северной Америки, Персии и и Японии - Автор неизвестен - Страница 31

• Предыдущая
• 31/37
• Следующая

Простил ее краб. А обезьяна хорошо запомнила этот урок и никого больше не обижала.

Старик и чудище

В давние времена жил в одной деревне старик. Страсть как любил он рыбу удить. Только вот незадача — рыбак-то он был никакой. Целый день у моря сидит, а пойманных рыбешек и на ужин не хватает. Думал старик, что ему делать, и придумал: «Пойду-ка я на рыбалку ночью. Вокруг— никого, да и рыба сонная, тихая, авось, мне и повезет».

Вот как-то раз ночью отправился рыбак к морю. Нашел место безветренное, у самой скалы, удочку забросил — ждать стал. Вдруг видит — сидит за скалой другой рыбак.

Рассердился старик. «И ночью покоя нет,— думает.— Зачем он на мое место удить пришел?» Хотел было он тому рыбаку сказать, чтоб он прочь уходил, да раздумал — решил его получше разглядеть.

Посмотрел он внимательнее, да от страха совсем дар речи потерял — сидит за скалой чудище, что на большом тутовом дереве живет: лицо красное, волосы красные, в разные стороны торчат. Испугался старик, сжался весь, еле дышит. Совсем про рыбу позабыл. А у чудища-то рыба только и делает, что клюет. Так они до рассвета и просидели.

«Только бы утра дождаться,— думает старик.— Вот солнышко взойдет, чудище и исчезнет. Никогда больше ночью рыбачить не пойду!»

А тут и светать стало. Поднялось чудище, потянулось и спрашивает:

 — Эй, старик, ты чего такой неразговорчивый? Боишься меня, что ли? Не бойся, я тебя не трону. Вижу я, ты тоже любитель по ночам рыбу ловить. Очень это мне нравится, а то скучно одному ночи коротать.

— Не знал я,— отвечает старик,— что чудища любят рыбой лакомиться. Вот бы никогда не подумал, что ты рыбачить ходишь.

— И не люблю я рыбу вовсе,— поморщилось чудище.— Нравятся мне только рыбьи глаза, а саму рыбу я и не трогаю.

— А куда же ты ее деваешь? — удивился старик.

— Выбрасываю,— ответило чудище.— Но ты, если хочешь, себе ее взять можешь.

Стоит старик, не знает, что делать: боязно у чудища рыбу брать.

— Чего задумался? — засмеялось чудище.— Бери — не пожалеешь. Рыба как рыба.

Взял старик ту рыбу, домой отнес и уху сварил. Славная уха получилась.

С тех пор так и повелось. Только луна взойдет, берет старик удочку и на рыбалку спешит, а чудище его уже у ворот поджидает.

— Здравствуй, старик,— говорит.— Теплая ночь нынче выдалась, чую я, хороший лов будет.

Придут они на берег, у скалы сядут и до утра рыбачат. А как заря заниматься станет, вынет чудище у пойманной рыбы по левому глазу и съест, а остальное старику отдаст.

Большой улов был у чудища. Стал старик много рыбы домой приносить — одному уже и не съесть. Надумал он тогда рыбой торговать. И надо же, раскупали ту рыбу безглазую в одно мгновение!

Разбогател старик. Лень ему стало каждую ночь с чудищем на рыбалку ходить. Вот и надумал он от друга своего избавиться.

Пошли они как-то раз рыбу удить, старик и говорит:

— Вот ты, чудище, такое на рыбалке удачливое, наверное, нет на свете ничего, что бы ты не мог сделать.

— Да, пожалуй,— согласилось чудище.— Многое мне под силу.

— Неужели ты ничего на свете и не боишься? — удивился старик.

— Испугать меня трудно,— засмеялось чудище.— Есть, правда, две вещи, которые мне совсем не по душе. Никому я о них не говорил, но тебе, как другу, скажу. Очень не люблю я скользких осьминогов, да еще петухов, которые о начале дня возвещают.

Хорошо запомнил старик слова чудища и решил того, во что бы то ни стало, напугать.

Дождался старик ночи, надел соломенный плащ, капюшон на голову натянул и на крышу своего дома забрался — ждет, когда чудище за ним придет. А чудище и не ведает, что старик недоброе задумал, идет по тропинке, удочкой размахивает и песенку напевает. Подошел к воротам, да как вкопанный и остановился. Видит— сидит на крыше большой петух, крыльями машет.

 Удивилось чудище: «Что это петух среди ночи на крыше делает?» Увидел старик, что чудище его заметило, и давай еще быстрее руками махать, словно крыльями, да кричать во все горло: «Коккэкко! Коккэкко! Скоро солнце взойдет! Скоро солнце взойдет!».

Испугалось было чудище, назад попятилось, да остановилось. «Странный какой-то голос у этого петуха,— думает,— на стари-ковый похож». Догадалось оно, что старик его провести решил, рассердилось.

— Где же, старик, твоя благодарность? — спрашивает.— Я с тобой дружить хотел, а ты...

Заплакало чудище, лицо руками закрыло и прочь побежало, да у ворот осьминога увидело — скользкого, противного. Закричало чудище, задрожало, да в темноте и пропало, будто и не приходило вовсе.

Обрадовался старик, что от нечистой силы избавился. «Не надо мне теперь на рыбалку ходить,— думает.— Буду дома сидеть, денежки подсчитывать, да на солнышке греться».

Но не вышло так, как старик хотел. Проснулся он поутру — тут болит, там болит. Поохал, поохал, да и помер.

Сказывают старые люди, что это чудище его наказало за то, что благодарным быть не умел.

Старикам ума не занимать

Вот что случилось в стародавние времена.

Провинцией Синано правил князь, который отличался завидным здоровьем, находился в расцвете сил и терпеть не мог стариков и старух.

И неряхи они, и княжеству нет от них никакого проку, говаривал он. Тех, кому перевалило за семьдесят, всех до единого он высылал на отдаленный остров. Прокормиться там было очень трудно, старики же и вовсе не могли добыть себе пропитания и быстро погибали. Горем и ненавистью к князю преисполнились сердца жителей Синано, но ничего поделать они не могли.

Есть в Синано местность под названием Сарасина. Жил там один крестьянин со своей старушкой-матерью. Из головы у него не выходила мысль, что матери уже исполнилось семьдесят лет и вот-вот должны явиться княжеские чиновники и увести ее. Разве перенесет она далекую ссылку? Какая уж там работа в поле - все у него из рук валилось! Измучился он вконец и решил, что лучше самому увести мать из дому, чем дожидаться, пока жестокосердные чиновники ушлют ее неведомо куда.

Наступил вечер пятнадцатого дня восьмого месяца. Полная луна заливала ясным светом поля и леса. Крестьянин, стараясь не выдать свой замысел, обратился к матери:

- Не правда ли, матушка, луна сегодня необыкновенно прекрасна? Пойдемте в горы, полюбуемся лунным сиянием.

Посадил он мать себе на спину и пустился в путь. Сначала он, шагая по заброшенной дорожке, пересек поляну, а потом вступил в лес. Тут старуха принялась обламывать ветки с деревьев, росших по обе стороны тропинки, и бросать наземь. Крестьянин удивился:

- Матушка, зачем вы это делаете? Старуха усмехнулась, но ничего не ответила. Крестьянин продолжал углубляться в горы. Он миновал лес, пересек долину и поднялся на вершину горы. Там царила мертвая тишина, даже птицы не пролетали над этой горой. От яркого лунного сияния было светло как днем, так что можно было разглядеть сверчка, едва слышно стрекотавшего в густой траве.

Крестьянин посадил мать на траву, взглянул на нее, и слезы хлынули у него из глаз.

- Что с тобой? - спросила старуха.

Сын опустился перед ней на землю и признался:

- Выслушайте меня, матушка! Я хитрил, когда приглашал вас полюбоваться луной. Доставил я вас в такую глушь потому, что вам пошел уже семьдесят первый год и я боюсь, как бы вас не отправили в ссылку на далекий остров. Вот я и придумал сделать так, чтобы вы не попали в руки безжалостных чиновников. Будьте, пожалуйста, снисходительны ко мне!

Старуху его слова, по-видимому, ничуть не удивили.

- Я давно все поняла и примирилась со своею участью. Ты же возвращайся домой и работай усердно. Уходи поскорей, а не то заблудишься дорогой,- ответила она.

Опечалился крестьянин, услышав такие слова. Долго не мог он расстаться с матерью, но она уговорила его, и он поплелся обратно. Разбросанные по земле ветки указывали ему путь, и он ни разу не сбился с дороги.

• Предыдущая
• 31/37
• Следующая