Держи ухо востро - Серова Марина Сергеевна - Страница 8

• Предыдущая
• 8/30
• Следующая

«Ну что же, – подумала я, – вполне подходящее занятие для умного мальчика и бывшего искусствоведа». И стала придумывать способ проникновения в эту уважаемую организацию.

И вот тут-то меня и ожидали самые большие неприятности. У меня не было ни одного шанса устроиться сюда на работу, хотя бы потому, что по своим документам я проживала не на Украине, не имела никакого отношения к Одессе и, тем более, к пивоторговле. Можно было бы слетать в Тарасов и запастись всеми необходимыми документами и вернуться в Одессу каким-нибудь заслуженным пивоваром России или почетным гражданином Одессы, но и это не гарантировало бы мне ровным счетом ничего. Вряд ли эта организация испытывала острую нужду в сотрудниках.

Да и надо ли мне это было? В конце концов, меня совершенно не интересовала как сама фирма, так и ее продукция. Если я правильно понимала ситуацию, то для Пауля Раушенбаха эта контора была всего-навсего «крышей», удобным поводом для проживания в Одессе, а его сотрудники могли даже не догадываться о его главной «теневой» деятельности. Это была на самом деле солидная фирма, а солидные фирмы очень дорожат своей репутацией и редко нарушают закон. Им это просто не выгодно.

Изучив табличку на дверях, я выяснила, что через два с небольшим часа в фирме будет обеденный перерыв, и решила отложить первую встречу с молодым Раушенбахом до этого времени.

Мне совершенно не хотелось возвращаться в гостиницу, и я решила прогуляться к морю. Приморский бульвар, памятник Дюку Ришелье и Потемкинская лестница встретили меня как старую знакомую, а чашка турецкого кофе у моря привела в блаженное состояние, близкое к эйфории.

Два часа прошли незаметно, пора было возвращаться. Я поймала такси и за пять минут до обеденного перерыва попросила водителя припарковать машину в десяти метрах от «Тойоты».

За рулем такси сидел разбитной парень лет двадцати пяти, он время от времяни пялился на меня, и специально для него я сымпровизировала романтическую историю.

– Понимаешь, – не поднимая глаз, сказала я, как только мы оказались на месте, – у меня тут работает парень...

Водитель с интересом посмотрел на меня.

– Мне неудобно об этом говорить... – продолжила я. – Короче, мне сказали, что у него есть другая.

– Ну? – растерянно спросил он, явно не понимая, чего я от него хочу.

– Помоги мне, пожалуйста...

– В смысле?

– Он сейчас выйдет из своей конторы и, скорее всего, поедет к этой суке. Ты не мог бы незаметно поехать за ним? Но мне не хотелось бы, чтобы он меня заметил, ты понимаешь?

– Чего тут не понять?

По его лицу я поняла, что мужская солидарность не позволяет ему согласиться на мое предложение, но у меня в запасе был очень сильный аргумент.

– Десять долларов тебя устроит? Через час ты будешь свободен.

– Пятнадцать, – на всякий случай потребовал он, хотя и десять, судя по всему, его бы устроили, и даже пять. Но я не стала мелочиться, и проблема мужской солидарности тут же перестала быть актуальной.

За что я люблю немцев, так это за пунктуальность. Ровно в тринадцать ноль-ноль, вместе с сигналом точного времени на пороге фирмы появился Пауль Раушенбах собственной персоной с товарищами.

– Это он, – тихо сказала я.

– Который?

– Тот, что садится в «Тойоту».

– Понял.

Наши машины тронулись с места одновременно. Мой водитель был сосредоточен и немногословен и не отставал от Раушенбаха, соблюдая необходимую дистанцию.

Ничего не подозревающий немец через несколько минут остановился у небольшого, но симпатичного продуктового магазинчика и оттуда выпорхнула его рыжая «киска».

Мой «напарник» посмотрел на меня с сочувствием.

– И чего ему не хватало? – сказал он, сравнивая меня с рыжеволосой красавицей, и я еле сдержала улыбку. – Ну что – дальше поедем?

– Я хочу знать, куда он ее повезет, – ответила я с выражением оскорбленной невинности на лице.

– Понятно, – вздохнул водитель. Видимо, эта ситуация была знакома ему не понаслышке.

Раушенбах прибавил газу и теперь ехал на максимально разрешенной в городе скорости. У него до конца обеденного перерыва оставалось пятьдесят три минуты.

Мы выехали из центра города и покатили вдоль моря. Двух – и одноэтажные особняки, один красивей другого, приятно радовали глаз. Пауль остановил машину у одного из них.

– За первым поворотом, – скомандовала я, и мой послушный водитель, не снижая скорости, промчался мимо выходящих из машины молодых людей.

– Смеются, – буркнул водитель, заразившись моей мнимой ненавистью.

– Плакать будут, – зловещим голосом сказала я, и водитель посмотрел на меня с испугом.

Вручив ему десятидолларовую бумажку в качестве аванса, я попросила подождать меня несколько минут.

– Нет проблем, – бодро ответил он, хотя в глазах его промелькнул страх.

Видимо, я немного переиграла, и он решил, что я отправилась убивать вероломного возлюбленного.

«Еще уедет со страху, плюнув на пять долларов», – подумала я и произнесла тихим слабым голосом:

– Я только посмотрю и назад.

– Понятно, – вздохнул он и достал из кармана сигарету.

Через пару минут я уже была рядом с особняком, из-за забора которого слышались веселые голоса. Насколько я поняла, один из них принадлежал рыжей девице. Она весело рассказывала что-то, а второй голос, тоже женский, изредка комментировал ее рассказ:

– Скажешь тоже...

– Да ну тебя!

Наконец, задохнувшись от смеха, женщина предложила:

– Ну хватит, уморила. Пойдем обедать, а то Паша сердиться будет.

Вот так запросто здесь называли Пауля Раушенбаха.

– Я уже сержусь, – весело подтвердил «Паша» издалека.

«Просто идиллия какая-то», – подумала я и постаралась рассмотреть что-нибудь через щели в заборе. Но так ничего и не увидела, кроме зеленой листвы.

– На первый раз вполне достаточно, – сказала я себе и направилась к своему такси.

– Ну как? – тревожно спросил меня водитель.

– Да пошел он...

– Вот и правильно, – одобрил он и решительно нажал на газ, честно отрабатывая свою пятерку.

Я попросила высадить меня около приглянувшегося мне кафе недалеко от гостиницы, потому что работа работой, но кушать тоже иногда хочется. Я собиралась уже распрощаться с таксистом навсегда, но он протянул мне листочек бумаги с номером телефона:

– Если что, звоните в любое время дня и ночи.

Не знаю, что подтолкнуло его на этот поступок, моя трагическая физиономия или пятнадцать долларов, но он, действительно, мог мне пригодиться, причем в ближайшее время.

– Спасибо, – искренне сказала я. – А кого спросить?

– Ваню, – ответил он и почему-то смутился.

На термометре было под тридцать градусов, поэтому сразу же после обеда я отправилась к себе в номер, чтобы переждать самое жаркое время и привести в порядок свои мысли.

Окна моего номера выходили на теневую сторону, и после душа я почувствовала приятную прохладу, улеглась на белоснежные простыни и подвела итоги первой половины сегодняшнего дня.

Итак, мне удалось разыскать Пауля Раушенбаха, фирму, в которой он служит, узнать место работы его любовницы или даже сожительницы и, насколько я поняла, дом, в котором живет эта самая любовница, или живут они оба. Проверить последнее было совсем нетрудно, для этого я собиралась отправиться туда сегодня же вечером, после закрытия магазина, где работает или, судя по особняку, которым владеет рыжая «киска».

Эта «киска» все больше интересовала меня. Такие, как она, чувствуют себя в современном полукриминальном бизнесе как рыба в воде. Эффектная, уверенная в себе девица, не обремененная утонченным интеллектом и чрезмерной порядочностью, она запросто могла стать организатором нелегального бизнеса. А Раушенбахов, отца и сына, она использовала в качестве курьеров и продавцов, учитывая их гражданство и деловые связи.

Чем больше я фантазировала на эту тему, тем значительнее мне представлялась ее роль во всей этой истории. Может быть, именно потому, что дело происходило в Одессе, мне уже рисовался образ некой современной Соньки Золотой Ручки, возглавлявшей мощную преступную организацию. Пауль в этом раскладе превращался в жертву роковой страсти, а Курт и вовсе приобретал черты трагического героя, вынужденного идти на компромисс с собственной совестью, дабы спасти окончательно запутавшегося и находившегося на грани самоубийства сына. Для полноты картины не хватало только портрета рано постаревшей от горя «матери», которая так и не смогла пережить семейного позора.

• Предыдущая
• 8/30
• Следующая