Презент для певицы - Серова Марина Сергеевна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/30
- Следующая
Поздно ночью отцу позвонил и обрадовал врач: сказал, что с его женой – моей матерью – все будет хорошо, самое страшное уже позади. Скептики махнут рукой и скажут с долей иронии, что это было всего лишь совпадение, но я верю до сих пор, что отец спас материнскую душу. И пусть смеются надо мной и удивляются моему суеверию, я все равно продолжаю верить в это.
Всю мою жизнь теперь идет дождь. Я обречена видеть и чувствовать его до конца своих дней. Сегодня уже двадцать пятое октября. Я сижу на подоконнике в коридоре частной клиники и наблюдаю в окно конец света. Две недели, четырнадцать полновесных суток больничного ухода и заботы – ровно столько я нахожусь здесь. Пулю из плеча удалось извлечь. Залечили меня на совесть, надо отдать должное профессионализму здешних врачей. Помогла еще и моя быстрая восстанавливаемость организма: четырнадцать дней – и я уже на ногах, через три – выписка на все четыре стороны. Доктора многочисленных мобильных госпиталей тоже недоумевали. «Скоростной метаболизм, быстрая свертываемость крови», – говорили они без внутренней уверенности в своих словах. Так было всегда, ни одна пройденная горячая точка не обходилась для меня без ранений. Помню как сейчас – я единственная женщина-снайпер в нашем спецподразделении ГРУ, полное атрофирование чисто женских чувств и эмоций. Лучше всего у меня получалось сплевывать сквозь зубы, а еще – дырявить свой ремень, эдакие засечки на память. Помню того парня, его звали Виктор Новиков. Вижу, как сейчас, Витю уносят на плащ-палатке, лицо его, обезображенное взрывом, прикрыто чьей-то курткой. Каждый в группе схлопотал по одному ранению, а я ничего, еще бегала, порадовалась этому факту в душе, но вот только слишком рано. Один дом в центре города переходил из рук в руки. И после очередной удачной атаки боевиков нам пришлось его покинуть. Тут я поспешила и, как салага, напоролась на растяжку. Следствие – нога, болтающаяся только на мышцах и сухожилиях, обгоревшее лицо. Слава богу, что тогда у меня были деньги на пластическую операцию. Нами, как высококвалифицированными спецами, все-таки дорожили и делали все возможное, чтобы не потерять нас раньше положенного срока. Через месяц я уже совершала утренние пробежки в парке вокруг госпиталя на глазах изумленных зрителей.
Я еще раз затянулась, забирая в легкие очередную порцию вредных веществ – всяческих смол и канцерогенов. Сигарета тлела уже на середине, я «стрельнула» ее в своей палате у одной дамы лет сорока пяти. Я не знаю, почему вдруг так сильно захотелось покурить. На лицо иногда попадали отдельные капли через открытую форточку. Их мерный стук о карниз успокаивал и завораживал ненадолго мой напряженный слух. По коридору ко мне со спины кто-то приближался. Я обернулась и увидела доктора, мужчину средних лет. Он возмущенно поднял брови и выпалил:
– Сейчас же закройте форточку! Вы сами простудитесь, а потом заразите мне все отделение! Если уж так приспичило, идите и травитесь вниз, в вестибюль, – и он указал мне на лестницу.
– Нет, спасибо, доктор, лучше я брошу курить, – пошутила я, улыбнулась и выбросила в форточку окурок.
Врач недовольно хмыкнул и ушел.
– Почему тетя Мила опаздывает? – спросила я дождь за окном, но он мне не ответил. – Совсем ты спятила, Охотникова, – обругала я сама себя.
Сегодня, четырнадцать дней спустя, проанализировав все случившееся в тот злополучный вечер, я так до конца и не поняла, что же пошло не так, как же я так сплоховала, что не смогла уберечь человека от смерти. Даже прикрыть собой не успела, а ведь он так этого хотел. Прочь черный юмор, Охотникова, прекрати паясничать. Теперь все шишки посыпятся на меня. Сенцов ведь предупредил, что сгноит меня на нарах. Предстоит еще долгое, нудное разбирательство... Отгадайте, кто будет главным подозреваемым? Нет, не Сенцов, конечно же, а я.
Меня лишили средств к существованию. Остались лишь неприятный горький осадок на душе да несколько шрамов на теле.
Сначала меня, истекающую кровью, привезли в областную больницу. Там я просто тихо лежала в коридоре, причем в самом темном углу, и тихо дожидалась своей смерти. Но потом, совершенно случайно, о моем несчастье узнала старая подруга отца, которая и определила меня в эту частную клинику. Как бы быстро я ни восстанавливалась, врачи внесли немалый вклад в то, чтобы поскорее поставить Евгению Охотникову на ноги.
Подругу отца зовут Анна Лагутина. Бывшая певица, звезда эстрады. Пять лет назад ей был поставлен диагноз, а точнее сказать, вынесен приговор – опухоль щитовидной железы. Правда, она была доброкачественной, и удалили ее без особых трудов и последствий. О чем это я говорю! Как же без последствий! Лагутиной запретили петь, навсегда, разумеется. Она, правда, попыталась выйти снова на сцену, но ей стало опять плохо. Лучшие светила медицины опускали перед ее болезнью руки. И Анне Петровне пришлось смириться и направить свою неистощимую энергию в другое русло. Капиталы ведь она скопила немалые. Отец много мне про нее рассказывал, ему доводилось несколько раз сопровождать ее за границу как в группе, так и одну – это себе позволить могла только она в достопамятные времена. Сейчас ей пятьдесят лет, но выглядит она по-прежнему ослепительно. Я мечтаю о том, чтобы дожить до ее лет и сохранить такую же фигуру.
Благотворительный фонд «Тереза», основанный Лагутиной четыре года назад, действует безотказно. Самый, между прочим, солидный фонд, немало сделавший для малоимущих, различных домов престарелых, инвалидов и детских домов.
Зная характер Анны Петровны, я могу с уверенностью сказать, что она не всегда делает что-то бескорыстно. Как бы не пришлось расплачиваться мне за ее доброту и внимание. Есть у меня, правда, одна мысль, рассеивающая это подозрение: я ведь не просила ее помогать мне. Мои размышления прервал тот самый доктор, который сделал мне замечание. Он подошел и сказал:
– Охотникова, вас внизу, в вестибюле, дожидается тетя. Поспешите.
От него так разило табаком, что я чуть не задохнулась.
– Спасибо, доктор, – изображая крайнюю признательность, произнесла я. – Ай-я-яй, а еще врач! – пожурила я его и в расстроенных чувствах направилась по коридору к лестнице.
– А у меня работа нервная, – бросил он мне вдогонку, но я оставила его реплику без ответа.
Тетя сразу же забросала меня вопросами о моем самочувствии и завалила гостинцами. Этих съестных припасов хватило бы на целый батальон.
– Здесь, Женечка, фрукты, – комментировала она, доставая пакеты, банки и небольшие коробки. – Вот тут в банке пельмени. Я сварила их специально для тебя, по твоему рецепту, и фарш такой, какой ты больше всего любишь, – рыбный.
И так далее и тому подобное. Перечисление продуктов, доставаемых тетей Милой из ее бездонной, казалось, сумки, продолжалось бы еще бог знает сколько времени. Меня же больше интересовало то, что происходило за стенами этого стерильного заведения, телевизоры ведь не работали ни в одной палате. Нам говорили, что где-то неисправность в системе спутникового телевидения, но за неделю можно было вполне устранить эту злополучную неисправность.
– Тетя, не беспокойтесь понапрасну обо мне, все уже со мной в порядке, я, можно сказать, здорова, – прервала я тетю на полуслове. – Лучше расскажите, что в мире творится, а то мы тут совсем от цивилизации оторваны, и доктора ничего не хотят говорить.
– Так вы ничего не знаете? – удивилась тетя Мила.
– Нет, ну, конечно же, доходят некоторые слухи, – я даже испугалась, когда увидела широко открытые глаза тети Милы, и добавила: – Там что, третья мировая началась?
– Почти, только не мировая, а наша родная, – сказала тетя и заговорщически посмотрела прямо мне в глаза. – Люди высыпали на улицы, всюду митинги, забастовки. Просто какая – то вторая Октябрьская революция, – с ужасом говорила тетя Мила, вздыхая. – Не знаю даже, чем все это закончится.
– Что бы там ни говорили, а нашу страну поставить на дыбы не так-то и просто, – попыталась успокоить я тетю, но зачем-то еще добавила: – Но уж если завести как следует, то мало не покажется.
- Предыдущая
- 4/30
- Следующая
