В поисках легкой наживы - Серова Марина Сергеевна - Страница 27

• Предыдущая
• 27/29
• Следующая

– Ничего не понимаю. Я не знаю, куда оно делось. Оно исчезло. Я все перерыла, но его нигде нет. Может, его Виолетта куда-нибудь убрала? Придет – надо будет ее спросить.

С бедной Нины Максимовны даже хмель слетел.

А у меня появилось предположение, почему завещания не оказалось на месте.

Видимо, этот самый Роман полностью контролирует и направляет поведение больной девочки. Он для себя точно решил, когда именно удобнее предъявить это завещание. Когда все утрясется, а дело об убийстве будет закрыто. Хватилась бы Нина Максимовна, а документа нет. Пропал. Никуда заявлять она бы не пошла. Кто бы ей поверил?

Дочь бы поначалу не созналась. А когда ей исполнится восемнадцать, они бы просто расписались и поставили мать перед фактом. И только потом это завещание бы всплыло.

– Вы будете заявлять в милицию? – поинтересовалась я.

– Странно. Об этом меня уже однажды спросила Виолетта:

«Мама, а если залезет грабитель и украдет завещание, тогда же мы ничего не получим?» А я ей ответила, что грабителю эта бумажка ни к чему. А она пристала: «Ну а все-таки?»

Что я могла ей сказать? Кто мне поверит, что это завещание было? Да меня б в милиции на смех подняли. Разве не так, Татьяна Александровна?

– Скорее всего именно так.

– А может, Виолетта пошутила и просто спрятала его, чтобы меня напугать?

Я пожала плечами. Для себя я решила, что наступил момент истины. Как это ни прискорбно, придется ей сказать о роли ее дочери в гибели Дмитрия Петровича.

Начала я издалека. Я подробно расспросила ее о друге дочери.

Им оказался тридцатилетний врач-психиатр Шаманов Аркадий Олегович.

– Я не знаю, чем он ее покорил. Слащавый такой, как кот мартовский. Ничего мужского в нем, на мой взгляд, нет. Ну, просто он мне не нравится, и все тут.

Я вздохнула глубоко-глубоко и решилась выложить все, что имела за душой.

– Нина Максимовна, вы извините меня, но я вас обманула. Я не из школы для особо одаренных детей.

Она нутром почувствовала, что сейчас я скажу ей нечто ужасное, и вся напряглась. Она молчала и смотрела на меня во все глаза.

– Я частный детектив. Дмитрий Петрович мертв.

Ее глаза расширились от ужаса.

– К-как мертв? Что произошло?

– Его убили. Ножом в сердце.

Бедную Нину Максимовну едва не хватил удар. Она побледнела. Руки судорожно мяли кофточку на груди. Ее колотила мелкая дрожь.

– Я... н-не понимаю. П-почему вы тогда спрашивали про Виолетту? Вы... что... думаете... О боже! Как вы могли такое подумать?

– На то есть объективные причины, – сухо возразила я.

– Какие причины? Что вы мелете?! Что дочь убила своего отца из-за денег?! Такое случается только в самых глупых детективах. Вы не имеете права даже думать так. Виолетта не питала к нему родственных чувств. Это правда. Но чтобы убить! Уходите отсюда! Вы влезли мне в душу. А потом наплевали в нее.

Она вскочила и гневно указала мне на дверь. Я даже не подумала пошевелиться и властно сказала:

– Сядьте и успокойтесь. Может быть, Виолетта оказалась лишь игрушкой в руках этого дьявола. Мы с вами взрослые люди и должны во всем разобраться. Если Виолетта в этом и замешана, то она просто действовала под влиянием своего возлюбленного.

Я пыталась задним числом смягчить удар, который только что нанесла этой женщине.

– Какое заболевание у вашей дочери?

– Вялотекущая шизофрения. Это, к сожалению, наследственное заболевание. Не знаю, кто из предков и по чьей линии передал ей его. Поэтому я и отправила ее в школу лишь с девяти лет. Неустойчивая психика. Боже мой, Татьяна Александровна, неужели у вас действительно имеются основания так думать?

Я плеснула ей в рюмку немного виски:

– Выпейте. Вам станет легче. И постарайтесь меня правильно понять. А я расскажу вам, почему я пришла к такому выводу.

Я поведала несчастной матери о старушке, к которой под чужими именами ходили Виолетта и Аркадий. О сквозном отверстии из кухни в кухню, о сиреневых перчатках, об усыплении жертвы и его собеседницы эфиром, о квартире, снятой лишь для того, чтобы убрать соседку Людмилы Васильевны в нужное время.

Она уже не возражала, не пыталась защитить дочь. Она лишь тихо всхлипывала, бесконечно повторяя одно и то же:

– Боже мой, какой ужас! Этого не может быть. Веля так не могла поступить. Это какая-то чудовищная ошибка.

– Я очень надеюсь, что это так. Правда, Нина Максимовна.

Звонок в дверь заставил нас обеих вздрогнуть. Нина Максимовна вскочила:

– Это, наверное, Веля.

– Не подавайте пока виду. Я сама с ней поговорю.

Она порывисто вздохнула и одними губами прошептала:

– Попробую.

– Нина Максимовна, возможно, вам покажется, что я буду излишне груба. Но так надо. Иначе мы никогда не узнаем правду о смерти Дмитрия Петровича. Я все-таки надеюсь, что ваша дочь ни при чем.

Да простит меня господь за эту маленькую ложь во имя торжества справедливости.

Женщина вышла и через минуту вернулась с дочерью. Та взглянула на меня, и улыбка осветила ее лицо. Видимо, она вспомнила сцену поимки «немецкого шпиона».

– Ой, здравствуйте.

– Здравствуй, Виолетта.

– Мам, а что вы такие кислые, будто уксуса выпили?

Мать посмотрела на нее глазами, полными боли:

– Веля, присядь, пожалуйста. Мы с Татьяной Александровной хотим поговорить с тобой.

Девушка села и поочередно посмотрела на нас с Ниной Максимовной, затем удивленно спросила:

– А что случилось?

Я вздохнула поглубже, морально готовя себя к очень и очень трудному разговору, но Нина Максимовна меня опередила:

– Татьяна Александровна расследует дело об убийстве твоего отца.

Девчонка потеряла дар речи. Она смотрела на меня во все глаза. Немая сцена. Я тоже молчала, пытаясь заметить в ее поведении признаки того, что она испугалась. Этого не было. Виолетта казалась ошарашенной.

– Дмитрия Петровича убили?! Это правда?!

– А ты разве не знаешь об этом? Ты же сама помогала Аркадию.

– Аркадию?! Вы хотите сказать, что Аркадий... Как вы так можете думать о нем? Ведь вы же совсем его не знаете. Это неправда!!! Вы просто напились тут, вот и выдумываете всякое! – Ее голос сорвался на крик.

Я спокойно заметила:

– Не надо так, Виолетта. Будь хотя бы последовательной. Я же видела тебя сегодня с Елизаветой Ивановной. Даже если ни ты, ни твой друг не причастны к убийству, не знать об этом ты просто не можешь. Такую новость старушка тебе уж точно бы сообщила.

– Но я видела ее всего пару минут! Когда шло это дурацкое собрание. Я очень спешила. Спросила про перчатки. Выяснилось, что баба Лиза их не видела. И я сразу ушла. Я не успела ни о чем с ней переговорить. Какой ужас! Когда его убили?

– Хорошо, пусть будет так. Только почему это вдруг ты ей называла себя Леной, а Аркадий – Ромой? Согласись, что это наводит на определенные размышления. И то, как он снимал квартиру, тоже.

Я засыпала ее вопросами, от которых ей трудно было отвертеться.

Девчонка нервно кусала губы, хмурилась и упрямо твердила:

– Это все неправда.

– Все, что я только что изложила, подтвердит любой из свидетелей. А на ноже, которым убит твой отец, обнаружены ворсинки сиреневой пряжи. А еще склянка с эфиром в шкафу, чтобы все подозрения в убийстве пали на бывшую жену Дмитрия Петровича.

Внезапно девушка вскочила, схватила со стола бутылку и ударила ею по краю стола.

– Веля! – Нина Максимовна безуспешно попыталась ее образумить.

Бутылка разлетелась вдребезги, остатки виски забрызгали все вокруг. Та же участь постигла рюмки и чайные чашки.

– Веля! Что ты делаешь?!

Она порывисто дышала, металась. И в приступе злобы принялась колотить кулаками по столу, по шкафу.

Потом бессильно опустилась на пол и зарыдала.

Мать вскочила и, метнувшись в комнату, вернулась оттуда с пузырьком и упаковкой таблеток.

Мы промаялись с Виолеттой час, пока она более или менее успокоилась. Теперь она сидела, прислонившись спиной к стене. В глазах – полное безразличие. Редкие судорожные всхлипывания.

• Предыдущая
• 27/29
• Следующая